На всякий случай Николай II лишил наместника права объявлять мобилизацию на Дальнем Востоке, и передал часть его функций Министерству иностранных дел...
Всем причастным к русско-японским переговорам, начавшимся в 1903 году, было понятно, что вероятным следствием их срыва может быть война. Япония тут имела очевидное преимущество. Те 300 тысяч японцев, которые могли быть поставлены под ружье в случае мобилизации, находились от будущего театра военных действий менее, чем в сутках пути. Россия же на всем Дальнем Востоке (от Байкала до Тихого океана) располагала на 20 октября 1903 г. (здесь и далее все даты по новому стилю) 127 тысячами солдат. Пропускная способность Транссибирской магистрали позволяла наращивать группировку на 7 тысяч человек ежемесячно. Это означало, что через пару лет русская группировка догонит по численности японскую; затягивание переговоров было совершенно не в интересах Токио.
Первый раунд
Суть японских предложений сводилась к формуле: «Япония может делать в Корее все, что захочет, а Россия может делать в Маньчжурии то, что не запрещают международные соглашения». Главным положением этих соглашений японцы - не без подсказки из Лондона, конечно, - считали открытие Маньчжурии для иностранного капитала. Конечно, для соблюдения приличий подтверждалась «независимость» и «целостность» Китая и Кореи. Японские формулировки вызвали у русской стороны возмущение: какая Маньчжурия?! Россия желала обсуждать только Корею.
Первоначально Николай II «повелел вести дела так, как хочет наместник Алексеев». Наместник тут же потребовал от Токио объявить Маньчжурию вне сферы японских интересов, соглашаясь в ответ признать там торговые права Японии. В идеале Алексеев вообще хотел бы в договоре ничего не говорить о Маньчжурии, но как это сделать, если предлагаешь разменять ее на Корею? И, разумеется, адмирал не собирался ликвидировать безобразовское предприятие.
Царь, к этому времени находившийся у родственников жены в германском Дармштадте, телеграфировал Алексееву: «Разделяю Ваше мнение относительно необходимости продолжить оккупацию Маньчжурии и твёрдого заявления Японии в этом смысле».
Проникновение японцев «в южную и даже среднюю части Корейского полуострова» императора совершенно не беспокоило («положительно не вижу опасности для нас»).
Смысл полученного в итоге японцами ответа сводился к предложению обменять свободу рук Токио в Корее на полный отказ от всяких японских действий в Маньчжурии. При этом русские требовали установить севернее 39 параллели демилитаризованную нейтральную полосу, а также обязаться не укреплять Корейский пролив. В который уже раз петербургские стратеги упустили из виду, что Япония действует не в одиночку, и что ее британского партнера не может устроить монопольное положение России в Маньчжурии, – тем более, что оно нарушает международные договоренности. Иначе говоря, это был провальный план.
Второй раунд
Когда Николай II узнал, что Алексеев всерьез готовится атаковать японскую армию в случае её высадки на корейском берегу, и даже отдал распоряжение готовить тихоокеанскую эскадру к покраске в боевой цвет, наместнику была отправлена срочная телеграмма. Из нее следовало, что, по мнению императора, проникновение Японии в южную и центральную части Кореи только ослабит агрессора, а не явится поводом к началу войны: «в этом случае нам следует… избегать всего, что могло бы вызвать столкновение».
На попытки возражать, и предложение даже объявить Японии войну, Алексеев получил от царя резкую отповедь, составленную в самых жестких выражениях: «не желаю», «не допущу войны».
На всякий случай Николай лишил наместника права объявлять мобилизацию на Дальнем Востоке, и передал часть его функций Министерству иностранных дел. После этого Алексеев стал вести себя гораздо осторожнее.
31 октября 1903 г. японцы предоставили ответ на русские контрпредложения, из которых согласились принять только один пункт – о неукреплении Корейского пролива. Впрочем, формулировки относительно Маньчжурии были смягчены, и это давало основания рассчитывать, что в конечном итоге компромисс состоится. Но в Петербурге (а особенно – в Порт-Артуре) этого как будто не заметили, продолжая настаивать на полном исключении Маньчжурии из соглашения. Посланник России в Токио Розен с тревогой сообщал о растущем разочаровании японского руководства ходом переговоров.
Лишь в декабре (чуть больше месяца до войны!) русское внешнеполитическое ведомство догадалось, наконец, начать прямые контакты со старшим партнером Токио – Лондоном. Посол Бенкендорф встретился с министром иностранных дел Великобритании Хардингом, и сразу же стали ясны причины неуступчивости японцев: англичане недвусмысленно требовали открытия Маньчжурии для иностранного капитала. Министр иностранных дел России Ламздорф, сопровождавший в зарубежной поездке монарха, настоятельно советовал Николаю пойти навстречу британским требованиям, но безуспешно.
Одна уступка, впрочем, все же была сделана: Николай II согласился не требовать от Японии полного отказа от интересов в Китае – на том основании, что предметом переговоров является только Корея, которую русские соглашались признать зоной японского влияния. Он вообще вычеркнул из проекта все упоминания о Маньчжурии. Существенным спорным моментом оставался только вопрос о нейтральной зоне в Корее, но уж он-то, как всем казалось, не должен был стать камнем преткновения.
Как всегда невпопад напомнить о себе решил министр обороны Куропаткин. 6 декабря 1903 г. он опять предложил «безотлагательно присоединить Северную Маньчжурию к России». На сей раз его поддержал… С.Ю. Витте, который, якобы - со слов самого Куропаткина, - не только признал неизбежность присоединения Маньчжурии, но и брался убедить в этом Ламздорфа, и даже продать Южно-Маньчжурскую железную дорогу за 250 млн. руб.
Впрочем, это уже никого не интересовало.
Третий раунд
16-17 декабря 1903 года русский ответ обсудили в Токио и Лондоне. И, если японцы вяло отреагировали на исчезновение из проекта соглашения упоминания о Маньчжурии, то англичан такая постановка вопроса не устраивала. Лондон телеграфировал: «Можно было бы преодолеть затруднение с Маньчжурией добавкой статьи, в которой Япония признавала бы специальные интересы России в этой провинции, при условии формального признания Россией трактатных прав Японии и других держав». Нетрудно догадаться, кто имелся в виду под "другими державами", и главный посыл явственно читался: "мы с вами".
Как и следовало ожидать, Токио также забраковал предложение учредить 50-километровую нейтральную зону на границе с Китаем, включенную в проект по требованию Алексеева; помимо прочего, она обеспечивала существование безобразовского предприятия. Уже 21 декабря японский ответ был в русской столице.
Между тем, из Лондона поступали тревожные сведения: офицеры Ирландского корпуса получили приказ немедленно ехать в Индию, резервисты флота должны были сообщить в Лондонское адмиралтейство свои адреса, английская фирма Гиббса экстренно закупала чилийские и аргентинские броненосцы для японского правительства.
На сей раз Петербург основательно "завис": каждая "партия" тянула одеяло в свою сторону. Потребовалась целая неделя, чтобы собрать очередное Особое совещание, которое должно было выработать наш ответ самураям.
Наместник Алексеев, поддержанный безобразовцами, напирал на то, что "Япония никогда не решится начать войну наступательную, без союзников, без денег и зимой", и вновь заявил о недопустимости любых уступок: «Россия принесла в Маньчжурии слишком много жертв людьми и деньгами, чтобы позволить кому бы то ни было вмешиваться в её там дела».
Похожен, неизбежность надвигающейся катастрофы осознавал только министр иностранных дел Ламздорф, который открыто обвинил Алексеева в затягивании переговоров, и даже – кто бы мог ожидать такого от Ламздорфа ? – потребовал отстранить наместника от переговоров.
Куропаткин привычно заявил о необходимости аннексировать Северную Маньчжурию, ну, а Корея - да бог с ней! Его мнение привычно же проигнорировали.
Самым неожиданным стало заявление, сделанное самим Николаем: он заявил о необходимости "все-таки включить" Маньчжурию в договор для обеспечения "трактатных прав" третьих сторон. Фактически это означало капитуляцию перед дипломатическим давлением Англии.
Между прочим, царь также сказал, что даже десант японцев в Корее «не будет вызовом России. О нападении на Порт-Артур или Владивосток и речи быть не может. Войны с Японией не будет уже потому, что я её не желаю».
6 января 1904 года, без привычных уже задержек, русский ответ был в Токио, где вызвал некоторое замешательство. В новых предложениях русской стороны было сказано: "если Япония согласится… на неиспользование Кореи «в стратегических целях» и нейтральную зону, то Россия в Маньчжурии «не будет чинить препятствий Японии и другим державам" в пользовании трактатными правами". Эта уступка, настолько необычная и неожиданная, вынудила японскую дипломатию провести две сепаратные встречи, которые должны были прояснить ситуацию.
Сперва посол Курино имел рандеву со статс-секретарем Безобразовым. Александр Михайлович максимально доходчиво разъяснил, что Россия, вложившая столько средств в Маньчжурию, никак не может допустить туда другие державы. Поскольку это прямо противоречило полученным ранее официальным документам, дипломат сделал вывод, что в Петербурге царит полный бардак и анархия, и правая рука не знает, что делает левая (во многом так оно и было).
Затем состоялась частная встреча с С.Ю.Витте, причем опальный сановник категорически потребовал не передавать содержание беседы по телеграфу. Нелишняя предосторожность, если учесть, что в ходе разговора он сделал как минимум два весьма важных заявления, радикально повлиявших на дальнейшую историю. Во-первых, он объявил, что вместе с министром иностранных дел Ламздорфом находится в оппозиции русской политике на Дальнем Востоке. Во-вторых, сообщил японскому послу, что какие бы соглашения ни принимались, ключевая проблема в том, чтобы иметь достаточно сил настоять на своих планах.
В переводе с дипломатического языка это означало: Россия не будет соблюдать никакие соглашения, если к тому ее не вынудят силой, и повлиять на ситуацию ни Витте, ни Ламздорф сейчас не в состоянии...
А чтобы собеседник не сомневался, он добавил: Япония не может соревноваться с Россией по ресурсам, как материальным, так и людским, поэтому игра в затягивание переговоров выгодна только России. Как только Петербург почувствует себя на Дальнем Востоке сильнее Токио, он станет действовать в соответствии со своими желаниями, а не договорами.
И.Лукоянов, "Не отстать от держав"
Ответ на последние русские предложения поражал жесткостью формулировок. Японцы категорически отвергали ограничение на использование корейской территории "в стратегических целях", отказывались устанавливать нейтральную зону, помимо «трактатных прав», требовали признания «неприкосновенности Китая и Маньчжурии». Документ заканчивался фразой «дальнейшее промедление будет крайне неблагоприятно для обеих стран»…
#русско-японская война
#1904
#история россии
#военная история
#история дипломатии
#витте
#николай ii
#дальний восток
#маньчжурия
#япония
Делитесь статьей и ставьте "пальцы вверх", если она вам понравилась.
Не забывайте подписываться на канал - так вы не пропустите выход нового материала.