Нет правда… Ну посудите сами.
Звезды ясные, звезды прекрасные
Нашептали цветам сказки чудные,
Лепестки улыбнулись атласные,
Задрожали листы изумрудные.
.
И цветы, опьяненные росами,
Рассказали ветрам сказки нежные, —
И распели их ветры мятежные
Над землей, над волной, над утесами.
.
И земля, под весенними ласками
Наряжаяся тканью зеленою,
Переполнила звездными сказками
Мою душу, безумно влюбленную.
.
И теперь, в эти дни многотрудные,
В эти темные ночи ненастные,
Отдаю я вам, звезды прекрасные,
Ваши сказки задумчиво-чудные!..
.
Декабрь 1885
Такая распрекрасность – и что? – «Отдаю я вам...».
И с чем лирическое «я» останется? – Ни с чем!.. И, похоже, не против! – Декаданс.
Так про Фофанова и написано в Википедии. Только что-то никто не акцентирует, что это плохо. И содержательно (если за хорошее считать позитивные переживания) плохо: «я» теперь душевно вольётся в «эти дни многотрудные, / В эти темные ночи ненастные». И художественно плохо (если за нехудожественность считать прямое высказывание). Тут, правда, не абсолютно прямое: есть некое умопостижение от «Отдаю» к тому, с чем остаюсь – ни с чем хорошим.
Признаюсь, я направлено искал декаданс Фофанова.
Я читал обычную муть про символистов, маскирующую их парадоксальный путь к Добру через Зло (не согрешишь – не покаешься, не покаешься – не спасёшься {такова, по-моему, формула идеостиля зрелого символизма; незрелый совсем плоский: из сегодняшнего Зла к Добру в сверхбудущем}). Вот этот самообманный текст:
«Для поэтов первого поколения (Бальмонта, Брюсова и их учеников) символизм был прежде всего освобождением: освобождением от односторонней аскетической морали русской либеральной общественности. Из интеллигентского монастыря внезапно открылся выход в вольный и широкий мир: «Мир прекрасен! Человек свободен!» – так формулирует Вячеслав Иванов настроение первой эпохи символизма. Надо отдаться жизни и пережить ее до конца как можно более непосредственно, напряженно и ярко, вне разделений на добро и зло, на счастие и несчастие; в силе жизненного переживания заключается смысл и оправдание жизни:
Будем, как солнце! Оно молодое,
В этом – завет красоты» (Поэты-символисты и поэты «Гиперборея» https://megalektsii.ru/s24081t6.html).
Стихотворение оказалось Бальмонта. Вырванное из контекста, оно представляло Бальмонта каким-то мечтательным ребёнком, что было неверно.
Я полез освежать память, открыл своё о Бальмонте. А в той статье оказался и Фофанов. Я его перечитал, и… Вижу, что ошибся: никакой он не исторический оптимист (в статье утверждалось, мол, не в пример сверхисторическому оптимисту Бальмонту). Вот то стихотворение.
Аллея осенью
Пышней, чем в ясный час расцвета,
Аллея пурпуром одета.
И в зыбком золоте ветвей
Еще блистает праздник лета
Волшебной прелестью своей.
.
И ночь, сходящую в аллею,
Сквозь эту рдяную листву,
Назвать я сумраком не смею,
Но и зарей — не назову!
1896
Какой, к чёрту, исторический оптимизм, когда приятие ночи? А я там рассыпался в похвалах Фофанову, ссылаясь на Жирмунского, что он ближе к жизни, чем символисты.
И я вспомнил рассуждения, что символизм есть реакция на натурализм, который совсем без перспективы. То есть приятие почти Зла. Я вспомнил, что Брюсов вначале тоже впал было в приятие Зла (см. тут), и тем сильнее это толкнуло его в благое для всех сверхбудущее (но проходя предварительно через Зло).
И я заинтересовался, что я увижу в необкорнанном стихотворении Бальмонта.
Будем как Солнце! Забудем о том,
Кто нас ведет по пути золотому,
Будем лишь помнить, что вечно к иному,
К новому, к сильному, к доброму, к злому,
Ярко стремимся мы в сне золотом.
Будем молиться всегда неземному,
В нашем хотеньи земном!
Будем, как Солнце всегда молодое,
Нежно ласкать огневые цветы,
Воздух прозрачный и все золотое.
Счастлив ты? Будь же счастливее вдвое,
Будь воплощеньем внезапной мечты!
Только не медлить в недвижном покое,
Дальше, еще, до заветной черты,
Дальше, нас манит число роковое
В Вечность, где новые вспыхнут цветы.
Будем как Солнце, оно — молодое.
В этом завет Красоты!
1903
Промежуточность «к злому» не акцентирована,«число роковое» ещё поди сообрази, что оно перед дорогой «В Вечность», а всё ещё и осияно постоянством «Красоты».
Трудно было не сбиться на плоский символизм (раз – и сразу в благое для всех сверхбудущее). Я думаю, не надо акцентировать, что множественное число «Будем», «нашем», «нас» определяет «благое для всех».
.
А что надо проакцентировать? – Что декаданс не злонамерен. Он просто Зло приемлет. (Даже ницшеанство Зло не приемлет, находится «над Добром и Злом». А декадентство – приемлет.)
И – это не естественное переживание (порождаемое подсознательными идеалами, переходящими по кругу одно в другое, в веках повторяясь), а искусственное, порождаемое сознанием очень разочаровавшегося человека.
Раз так, в декадентстве нет загадки. Оно способно легко нравиться многим за лёгкость постижения. Вот и стихи Фофанова как-то просты. Украшенное особыми словами простое высказывание. Казалось бы, кругообразное движение: звёзды – цветы – ветер – влюблённая душа – опять звёзды.
Но это надо б считать второсортным искусством, не чета неприкладному, рождённому подсознательным идеалом автора и воспринятому подсознанием восприемника.
.
Интересно только проверить ещё: неужели Фофанов был неизменен в своём приятии Зла? – А ну.
Звучал повсюду благовест церковный,
И в тьме ночной, как рои ярких пчел,
Блистали свечи жертвою бескровной,
И крестный ход вокруг собора шел…
Тебя в толпе искал я жадным взором,
Одну тебя, поклонница Христа!
И первый раз неправедным укором
Я осквернил безумные уста.
Ты не пришла молиться вместе с нами, —
Тебя не мог из гроба вызвать звон.
И, полный слез, я с тайными мечтами
Рассеянно взглянул на небосклон:
Сбегала тьма, и утро рассветало,
Редела туч воздушная гряда[6],
И лишь одна восточная звезда
Еще на небе ласково дрожала…
И мнилось мне, что то твоя свеча
Затеплена перед подножьем Бога
И кротким блеском бледного луча
Мне шлет привет из вечного чертога.
1883 г. 17 апреля
Ну что? – Смирился человек со смертью своей любимой.
Когда, удалившись от зол суеты,
От благ и житейских страданий,
Ты внидешь, исполнена тайной мечты,
В обитель святых покаяний, —
.
Быть может, тебя навестить я приду
Усталой, признательной тенью
Весною, когда в монастырском саду
Запахнет миндальной сиренью[8].
.
Войду я, безмолвен, войду я, уныл,
В обитель молитвы и мира,
Услышу бряцанье душистых кадил
И пенье согласного клира.
.
Тебя я узнаю меж юных черниц:
Твой взор будет кроток и нежен,
Ты будешь безмолвна, как сумрак темниц,
Я буду, как буря, мятежен.
.
Но ты не узнаешь, родная, меня,
Пройдешь ты, потупившись, мимо,
Бледна, как мерцанье осеннего дня,
Прекрасна, как тень серафима.
.
Не дрогнут ресницы, не вспыхнет щека[9], —
Пройдешь и исчезнешь без шума…
Ты будешь от думы земной далека,
Я буду весь — трепет и дума…
1885 г. 29 Августа
То же самое. Только теперь на том свете он, а не она. Но чего стоит его «трепет» там? Он, собственно, удовлетворён тем, что и она здесь – «как тень».
Весенней полночью бреду домой усталый.
Огромный город спит, дремотою объят;
Немеркнущий закат дробит свой отблеск алый
В окошках каменных громад.
.
За спящею рекой, в лиловой бледной дали,
Темнеет и садов, и зданий тесный круг.
Вот дрожки поздние в тиши продребезжали, —
И снова тишина вокруг.
.
И снова город спит, как истукан великий,
И в этой тишине мне чудятся порой:
То пьяной оргии разнузданные крики,
То вздохи нищеты больной…
3 февраля 1882
Негатив: оргия, нищета, - приняты душой и природой.
Всё сходится. Одно слово в Википедии верно. Все остальные и она сама молчат о главном:
«…даже суровые судьи не могли не признать, что в нём «свежая струйка неподдельной поэзии* так и бьёт из каждого стиха»» (Тарланов. Анализ поэтического текста. М., 2019. С. 215).
12 сентября 2021 г.
*- А где же ваша почитаемая сходимость анализа? Поэтичность-то – в стихотворении «Звезды ясные, звезды прекрасные» – сплошь касается того, что оказалось потом отдано! Разве та поэтичность не контрастирует с отданностью, разве приятие (из-за поэтичности) того, что было до отдачи, при отданности не подразумевает – вам вопреки – неприятия Зла? Разве не в неприятии Зла состоит синтез из сходимости анализа на как раз Добре, а не на Зле?
- Просто у Тарланова вывод из плохого анализа.
Он пишет, что композиция подчёркнута «синтаксической симметрией – цепочкой однотипных присоединительных конструкций с анафорическим «и», а также единством временного плана (прошедшее законченное)…» (Там же. С. 216-217).
А симметрии как раз нет. В первом четверостишии 3 глагола, во втором – 2, в третьем – 1.
То есть, нет постулируемого Тарлановым нарастания «нарастания динамического напряжения» (Там же. С. 217).
А присоединительная конструкция с анафорическим «и» распространяется и на четвёртое четверостишие, где время уже настоящее.
То есть всё приятие Добра первых трёх четверостиший, хоть и убывая динамически, всё же передаётся четверостишию Зла.
Сходимость анализа таки есть!
Она и в роли эпитетов. «Их особая значимость подчёркнута завершающим положением эпитета в стихе и постоянной рифмой» (С. 218). Их число по четверостишиям: 4 – 2 – 5 – 4. Замкнутое кольцо. То есть приятие Добра перетекает в приятие Зла. Два предпоследних от Зла («многотрудные» и «ненастные»), зато два последних от Добра («прекрасные» и «чудные»). – Плавно всё так. Незаметно. Не вызывает ропота переход от Добра ко Злу.
То есть мало сделать анализ поэтических элементов, надо его выстроить, если произведение позволяет, в направлении предвосхищаемого результата синтеза.
Тарланов предположил синтез такой: «дать почувствовать эстетическую значимость идеального мира поэта» (С. 218).
То есть Тарланов привёл Фофанова к романтизму.
Но он при этом сделал натяжку: увидел «нарастания динамического напряжения», тогда как нарастания нет, а есть, наоборот, сглаживание возможного возникновения напряжения.
13.09.2021.
