Евгения Онегина учили всему шутя, за игрой и без всякого морализаторства. А нынешние учителя не умеют, не получается у них заинтересовать детей. С такой аналогией некомпетентности современных педагогов я недавно столкнулась.
Текст: Марина Ярдаева, коллажи Анжелы Бушуевой
То есть с самой претензией, что учителя не учат, не могут, не умеют, не хотят, я, педагог, сталкиваюсь постоянно – это уже общее место. Призывы учить увлекательно, весело, не нагружая, тоже слышны повсеместно. Но о том, что эти «прогрессивные» идеи можно проиллюстрировать Пушкиным и привести в пример героя, что бранил Гомера, Феокрита, не отличал хорей от ямба, я раньше и не догадывалась. Но что-то мне подсказывает, что скоро не зазорно будет сказать, что и Митрофанушке с педагогами повезло, настолько все плохо, по мнению уже слишком многих, с нашим образованием и с учителями.
Да, на обывательском уровне все проблемы образования, которых, к слову, немало, чаще всего сводятся именно к проблеме кадров. Странные реформы, недофинансирование школ, бюрократизация, постоянное переписывание программ, ЕГЭ, непонятная «дистанционка» – это все ерунда. Главное – учителя. А они не такие какие-то. Не душевные, не легкие, не веселые, без огонька. Как будто детей не любят. И ленивые, конечно, наши педагоги – все на детей и родителей перекладывают, а сами только деньги получают. Прошлой весной, на самоизоляции, даже мем родился о «бесплатной зарплате». Но чем же таким нагружают педагоги бедных школьников и их семьи? Во что же они с детьми не играют? И так ли это полезно – учить, развлекая? Да и чем, собственно, можно увлечь современного среднестатистического школьника?
Сегодня много разговоров о том, что детей не учат самостоятельно мыслить. Но в то же время детям не дают проявить самостоятельность даже в самых элементарных вещах. Наиболее распространенная жалоба родителей звучит так: «Мы до часу ночи сидели за вашими уроками!» Я тоже такое слышала, да. В первый раз была обескуражена. С чем там сидеть? Зачем сидеть с мамой? Пятнадцать минут почитать, записать пару вопросов к тексту, или ответить на вопрос, или отметить какие-то эпизоды, фрагменты?
Вот, например, ситуация. Дистант. Восьмой класс, но работы отправляет не ученик, а мама. Ученика я вообще не вижу ни на онлайн-уроках, ни в личных сообщениях, только маму. И вот эта мама присылает сочинение. И оно списано. Полностью. Текст находится по первой же ссылке. Возвращаю. Вместе со ссылкой. На следующий день мама присылает новое сочинение. И, вы не поверите, снова плагиат! Опять возвращаю. На третий день мама присылает мне четыре страницы аккуратно записанного текста, с красиво оформленными цитатами. Прелесть, а не работа. Одна беда – это опять статья из какого-то журнала. Спрашиваю маму, зачем все это. Мама ругается: ребенок мучился, писал все это под ее диктовку до часу ночи, рука устала в самом деле, а учителю, извергу, жалко отметки!
Сейчас у меня пятый класс. Иногда я перестаю понимать, с кем я вообще работаю: с детьми или их мамами-папами. С домашними заданиями прямо беда. Я бы рада давать по минимуму, но не получается. Если по литературе задаю только читать, это почему-то воспринимается как «Ура! Не задано!». Если даю небольшую письменную работу, то вечером меня ждет поток уточняющих вопросов от родителей. Иногда спрашивают совсем странное: «А сколько строчек?», «А слов сколько?», «А сколько клеточек отступить?», «В какой тетради?» Если предлагаю на выбор что-то не совсем обычное, творческое (а это всегда по желанию), то потом наблюдаю ахи и охи в комментариях классной группы.
В общем, домашние задания – это, оказывается, очень тяжело. В некоторых семьях даже нанимают специальных репетиторов, которые с ребенком делают эту жуткую «домашку». При этом необходимость репетитора обосновывают следующим образом: учителя в школе так плохо объясняют материал, что дома приходится ребенку все учить заново. Но, как показывают наблюдения, окруженный репетиторами ребенок часто невероятно рассеян, он не может удержать внимание дольше пяти минут, у него отсутствуют навыки простейшей самоорганизации. Родители, думая, что исправляют недоработки школьных педагогов, по сути, покупают своему чаду няньку. Няньку, которая следит, чтобы ребенок сидел за столом, не отвлекаясь на гаджеты. Няньку, которая всегда сможет ответить на вопросы, сколько отступить клеточек, как сократить слово в ответе задачи по математике, нужно ли подписать части речи или можно только подчеркнуть члены предложения.
Сегодня многие считают, что такой круглосуточной нянькой должен быть педагог. Ребенок не выучил к восьмому классу таблицу умножения? Ну так пусть предметник останется после уроков и вместе с ребенком этот пробел устранит. Подросток весь урок считал ворон и не понял, что там за сыр-бор случился между Афинами и Спартой? Ну пусть учитель ему персонально в Zoom растолкует вечером. А как иначе? Это его, учителя, работа. Не учебник же ребенку открывать? Любое самостоятельное усилие ученика сегодня многим кажется чем-то экстраординарным. Ученик – потребитель услуги. Почему он сам себя должен обслуживать?
Но представьте себе картину. Выписывается пациент из больницы, доктор ему объясняет, что надо соблюдать диету, делать хотя бы зарядку по утрам, а лучше ходить километров по пять в день, пить витамины... И тут пациент вскидывается, машет руками, плюется: «Что еще за диета такая! Какая еще ходьба?! А вы-то что делать будете? Давайте мне тогда половину своей зарплаты! А то хорошо устроились». Абсурд ведь? А вот в образовании почему-то такое никого не удивляет.
Уже к первому классу у ребенка должны быть сформированы какие-то минимальные навыки саморегуляции, усвоены простейшие правила поведения в социуме, какие-то элементарные этические нормы. Все это формируется естественным образом, если в семье спокойная атмосфера, если дети и родители уважают друг друга, если они проводят вместе время, играют, гуляют, читают, слушают музыку, да просто разговаривают. Я помимо прочего веду кружки в первых классах, и мои наблюдения очень грустные. Сегодня в школу приходят дети, которые не знают слов «спасибо», «пожалуйста», «извините». Дети, которые не говорят, а все время кричат, будто они родились в студии политического ток-шоу. Дети, которые не могут спокойно просидеть за партой и трех минут. Дети, которые совершенно не чувствуют дистанции с не близким взрослым человеком: они могут задушить педагога в объятиях до хруста костей, а через пять минут на него же громко обидеться. Некоторые из этих детей умеют читать по слогам (впрочем, не понимая прочитанного), большинство умеют скачивать в плей-маркете телефона новые игры, почти все уже подписаны на пару-тройку каналов на YouTube. И при этом они не понимают, не чувствуют элементарного.
Когда педагоги призывают семьи обратить внимание на детей, они говорят вовсе не о необходимости родителей сидеть вместе с детьми за уроками. Они говорят о создании для ребенка таких условий, чтобы он научился в конце концов сам с этими уроками справляться. Педагоги говорят о воспитании чувства ответственности в детях, чувства уважения к труду, к людям. Но в ответ либо тишина, либо возмущение: «А вы-то на что?»
Сегодня популярно мнение, что научить всему можно и Маугли. Нужно только понимать, на какие нажимать кнопки. Говорят, детей нужно уметь заинтересовать. Сами дети, понятное дело, транслируют те же идеи. Все вокруг должны сделать им интересно. «А как это?» – спрашиваю я своих учеников. Не могут ответить. Некоторые могут объяснить лишь на уровне примера: «Ну, вот у вас интересно». Приятно. Но, увы, это ничего не гарантирует. Большинство даже тех, кому 45 минут было весело, здорово, увлекательно, придут домой и погрузятся в ТikTok и видеоигры.
Я не отстаю от детей, продолжаю расспрашивать.
– А «Бравл Старс», – уточняю, – это интересно?
Кричат хором:
– Конечно, как можно спрашивать?
– А строение живой клетки, – не унимаюсь я, – интересно?
– Да ну, – гудят, – скукота.
– А мне, – признаюсь, – очень интересно. А если, допустим, нейроны: синапсы, там, медиаторы – прямо дух захватывает.
Стоят, глазами хлопают.
– А Чехов, – спрашиваю, – интересен?
Те, кто поумней, помалкивают, о чем-то смутно догадываются. Быстрые и бойкие шумят:
– Ну, он непонятный!
Кто-то явно повторяет подслушанное за взрослыми:
– Смотря как подать. Вот если, например, викторина, призы.
Боже мой, бедный Чехов. Он больше не самодостаточен. К нему нужно приманивать на конфетку. Прочитал ребенок страничку, ответил на вопрос – ты ему награду. Ей-богу, как к собачкам в цирке предлагается относиться к детям. Никому не кажется такой подход оскорбительным?
Интересно – не интересно... Я иду по школьному коридору. В рекреации семиклассники играют в бутылочку. Нет, не в ту, про которую вы подумали. Суть в подкидывании бутылки так, чтобы она встала на горлышко. Все перемены играют. После уроков остаются играть. Не оторвать. Глаза горят, у всех такой азарт, смех, ругань. Вот это им интересно. Стоит ли мне, педагогу, снисходить до их уровня? Ведь говорят, педагог должен уметь говорить с учениками на их языке, учитывать их интересы.
Скажут, не надо утрировать, нужно быть хитрее, изобретательнее. Предлагают упрощать не содержание образования, а его форму. Предпочтительной формой обучения сегодня считается игровая. Игра – это, кажется, теперь вообще панацея. Играют в первых классах, играют в одиннадцатых. Но не заигрываемся ли мы? И не ведет ли упрощение формы и к упрощению и даже к отрицанию содержания?
Однажды, в самый первый год моей работы в школе, мне довелось побывать на одном открытом уроке по литературе. Приглашенным педагогам предлагалось стать непосредственными участниками занятия-игры. Урок был посвящен рассказу Проспера Мериме «Маттео Фальконе». Услышав тему занятия, я устыдилась, рассказ я не читала. Преодолевая чудовищную неловкость, я сообщила об этом педагогу, сказав, что раз так, то принять участие в ее игре не смогу. И что же? Учительница этому только обрадовалась! «Это и хорошо, что не читали, – проворковала она с интонацией, характерной для консультантов магазинов бытовой техники, – мой урок построен так, что читать и не нужно. Если читать, неинтересно будет».
Да, урок действительно прошел весьма увлекательно. Чего там только не было! По обрывкам цитат дети составляли характеристики персонажей (и самые глупые предположения поощрялись улыбкой учительницы, ведь «неправильных ответов не бывает»), дети проводили даже «генетическую экспертизу» (так педагог окрестила сопоставительный анализ характеров героя-отца и героя-сына), дети голосовали, выбирая вариант финала (убьет или не убьет). А за минуту до звонка педагог предложила детям порассуждать о главных жизненных ценностях. Для этого им нужно было всего лишь продолжить фразу: «Сегодня на уроке я понял, что все можно исправить, кроме...»
И вот дети проговорили друг за другом точно попугаи по одному слову. Как будто поразмышляли, как будто бы сами дошли до какой-то истины.
А я сидела и недоумевала, пытаясь понять, что бы я могла сказать на месте этих двенадцатилетних детей помимо банальности. И чем больше недоумевала, тем сильнее убеждалась, что сказать бы я не могла ничего. Потому что рассуждение просто не на чем было строить. Об отношении к проблеме самого Мериме, об идее рассказа за время игры в эту литературную «расчлененку» я не получила никакого представления. Все только чувствовалось каким-то не таким, все казалось очень странным, искаженным.
Вечером я поняла, почему картина у меня никак не выстраивалась. Прочитав дома рассказ, я поняла, что для поддержания концепции урока педагог Проспера Мериме еще и... отредактировала. Играть так играть, да? А дети? Из них хоть кого-нибудь царапнуло пресловутым «Что хотел сказать автор?»? Кто-нибудь нашел потом рассказ, прочитал? Сомневаюсь. Все уходили с урока довольные, вполне верящие, что они все полностью «разобрали, переварили и усвоили».
Игра игре рознь. Разве литературное произведение само по себе не является помимо прочего игрой ума гения? Разве не увлекательно путешествие по лабиринту мысли великого человека? Но для детей выбирают самые простые, примитивные форматы. Недавно на обучающем семинаре услышала, что современным подросткам все нужно адаптировать до уровня комикса. На другом семинаре узнала, что педагог, нравится ему или нет, должен быть аниматором – такова, дескать, сегодняшняя действительность.
Кстати, это тоже весьма интересно – описание реальности специалистами на закрытых педагогических мероприятиях, встречах, форумах и то, как это описание сочетается с идеями, что внушаются обывателю. Специалисты (методисты, психологи, дефектологи) сетуют, что современные дети плохо обучаемы, вследствие самых разных пороков, как врожденных, так и приобретенных. Специалисты говорят о все увеличивающемся числе детей с СДВГ (Синдром дефицита внимания и гиперактивности. – Прим. ред.), расстройствами аутистического спектра, задержкой психического развития, педагогической запущенностью, девиантным поведением. Специалисты разводят руками, не понимая, как с этим всем работать. Обывателя же кормят сказками о том, что каждый ребенок талантлив, что чуть ли не из каждого можно вырастить сегодня Эйнштейна, главное – найти к ребенку подход.
Я не знаю, почему так происходит. Но не видеть, не замечать этого невозможно.
Тут, естественно, возникает закономерное противоречие. Родитель, наслушавшись сладких речей разных гуру от образования, идет в школу и требует найти этот самый особый подход к его чаду. Или мамы и папы и вовсе сразу взрываются: «Психолог сказал нам, что у нашего Пети педагогическая запущенность, чего же вы, педагоги, так его запустили!» Когда растолковываешь им, что психолог имел в виду, что ребенок банально не воспитан, не социализирован, вообще не самостоятелен, не понимают.
Особый подход, индивидуальный подход – повсюду об этом говорят, мало кто сейчас понимает, что это значит и как это можно реализовать в массовом образовании. Я, например, полагала, что индивидуальный подход – это необходимость учитывать особенности каждого ребенка. Петя застенчив и заикается, самый огромный страх для него – выступление перед классом? Что ж, я не буду настаивать, чтобы он выразительно читал у доски Лермонтова. Маша медлительна и неуверенна? Не проблема – я дам ей время закончить письменную работу на перемене. А вот Вася, наоборот, стремителен, можно дать и дополнительное задание – и ему польза, и в классе тишина. Так вот, с точки зрения родителей, а позже и самих детей, это совсем не индивидуальный подход. А знаете что это? Оказывается, несправедливость! Нельзя так. Потому что Васю тогда я, получается, дискриминирую, а Машу с Петей ставлю в привилегированное положение. То, что с Маши и Пети я больше спрошу в следующий раз, а Васе дам послабление в чем-то другом, не считается.
А в чем же тогда индивидуальный подход? Многие понимают его как время, которое педагог должен потратить дополнительно на нуждающегося ученика. Даша весь урок болтала с соседкой по парте и не поняла тему? Ну вот пусть учитель останется после уроков и потратит пятнадцать минут на Дашу, а потом еще пятнадцать минут и на ее соседку. Да-да, непременно по очереди каждой надо объяснить, и разными словами надо объяснить, а то дети ведь такие трепетные, сложные, вместе уже воспринять ничего не могут. А у педагога, например, три класса, под сотню учеников. Арифметика вроде бы очень простая, но, оказывается, многим недоступная. Многие дети и взрослые очень оскорбляются, когда учитель отказывается бесплатно работать репетитором.
Что-то сломалось в образовании. В самом человеческом взаимодействии. Будто учителя, дети, родители, директора школ, методисты, чиновники взялись вместе строить Вавилонскую башню, но Бог покарал их, дерзновенных. И все стали говорить на разных языках. И даже видеть разное. Кто виноват? А это уже, кажется, все равно. А кому отвечать? А тому, до кого дотянуться проще! Да вот же – до педагога. А дальше-то что? Куда придем? У меня нет ответов.