Я никогда не была фаталисткой. Фатализм удел слабых, это религия в которой неизжитые комплексы вошли в симбиоз с Эго носителя. Образовав его носителю удобную форму безмотивационного существования, лишив жизнь индивида функции Творца. А ведь сказано - "по образу и подобию."
И мы несемся вперед. Мы деятельны, мы неостановимы и полны сил. Сознание плетет нам нить, что связывает воедино дни и недели, - Ариадна искусна и усердна. И иногда, нам даже кажется, что слишком все идет хорошо, чтоб длится вечно. Но нет времени на предчувствия, ведь весь мир - для нас. Пока мы что-то не нарушим. Какие-то вселенские императивы. Сделаем что-то чего не должны были делать, или не сделаем того, что были обязаны. Как потеря бабочки у Рэя Бредбери в "И грянул гром" приводит к глубинной тектонике нашей собственной жизни.
Вот так всегда, - беда слепая зреет и падает ударом топора. И время брать, уступает времени просить.
1. Господь - Пастырь мой; я ни в чем не буду нуждаться.
Любое восхождение имеет свой Перевал. Перевал осмысления. Он встретил меня стерильной чистотой и смирением. Здесь не звучит смех, не сияют улыбки, здесь радость кощунственна а легкомыслие нелепо. Эти стены видели слишком много, впитав в себя с кварцем и потом холодных ладоней, тени бредущих людей, увитыми прозрачными трубками, - объектом главных забот их носителей. Урология - параллельный, отчужденный мир. Здесь даже юмор деформирован в самоиронию и носители его называют себя - "самогонщиками", "аквалангистами", "компрессорами". Я еще не ассоциирую себя с ними, но я уже член этого "Братства бредущих". Моя бодрость наигранна, самообладание искусственно, но глаза коридорных скитальцев непреклонны, - "Девочка, не занимайся самообманом, исход один, - трубка, становящаяся частью тебя". Я знаю, что скоро обрету ее. Пуповину физического естества. Вериги моего духа.
Еще до часа "х" я уже знаю, что долго еще не пересмотрю многих старых фильмов. Например этого:
Или этого:
Ну и "Матрица".
Трубки, трубки. Редуцированное воплощение нашей плоти. Сходное ищет сходное. Вы никогда не задумывались, что все мы - это по сути трубки? Эволюционировавшая, приобретшая и прирастившая себе массу дополнительных органов сомнительной необходимости, но в основе своей все мы - трубка. Пропускающая через себя массу полезного, и бесполезного. Мы - трубка. Вечно ненасыщаемая и репродуцирующая себе подобных трубка. Венец творения. Эволюционное совершенство. Но, такое уязвимое. Осознающее подспудно свою слабость и кричащее наготой своей примитивности. Но научившееся жить надеждой. И она, надежда, воистину ее самое ценное эволюционное приобретение.
2. Он покоит меня на злачных пажитях и водит меня к водам тихим.
Мы мало задумываемся над тем, что вокруг нас происходит. Нам просто некогда думать, порою наш мозг выдает решения еще до формулирования четкой задачи. Я давно заметила, что многими это делается не для того, чтобы получить правильное решение, а для того, чтобы найти удобное. Есть два десятка универсальных формул для расширительного толкования. Обывателю этого хватает для жизни в условиях умеренности вопросов к себе. Мы с легкостью объясним с их помощью все. Найдем виновных. Станем безгрешными.
Пока мы не достигаем Перевала. Места, когда нас посещает тишина. И стрела одиночества прерывает наш порхающий полет, безжалостно обнажая нам истинную картину нашего мира.
Что-то должно нас остановить. И заставить осознанно мыслить. Помните Дугласа Коупленда? "Момент, когда ты острее всего чувствуешь свое одиночество, это тот момент, когда нужнее всего побыть одному". Одиночество необходимо - ведь мы все уединяемся, когда нам нужно переодеться. Это же касается и нашего внутреннего гардероба.
Нам всем иногда нужно остановится. И заглянуть внутрь себя. Чтобы что-то в себе изменить. Ведь если человек не меняется - то в чем смысл событий, что нас окружают?
Палаты дали осязаемость моему одиночеству, а мысли о медицине - традиционное ощущение конечности бытия.
Эта мысль тогда стала апофеозом моего размышления. Много людей в разных местах и временах, постигали смыслы бытия. А смысл оказался так прост. Он - в конечности!
Посмотрите на музыку. Как рождается она? Всего семь нот-репликантов, массово и поочередно, на секунду застывают в пространстве, чтобы уйти навсегда. Каждая нота должна замолчать и кануть в лету, уступив место другой. Смолкнут все. Тысячи нелепых клонов, где только комбинация этих несусветностей являет в итоге прекрасное. Так рождается музыка. Кладбище нот.
В этом и причина наших страхов. Мы боремся с ними, а ведь они - такая же естественная часть нас, как и все прочие эмоции. Мне кажется их нельзя победить. С ними нужно научится жить. Без них пуст сценарий нашей жизни. Возьмите Яна Мартела - "Жизнь Пи". Что есть тигр в той лодке, в которой оказался мальчик? Это его страх. Вполне овеществленный. Уберите из книги тигра. И нет книги. Уберите берег из книги и сюжет тоже теряет смысл. Ведь берег у Мартела - это символ конечности. Им и заканчивается книга.
Вспомните Эрнеста Хемингуэя, "Старик и море". Лишь три персонажа в книге Старик, Рыба и Акула, где Акула - это, конечно страх Старика, грызущий пойманную им Рыбу, - его жизненную реальность и проявление Старика вовне (как рыбака). Уберите Акулу из романа и нет шедевра. И снова берег как символ конечности.
Или "Поезд на Лиссабон" Мерсье Паскаля, где профессор латыни Раймонд Григориус, благодаря мимолетной встрече с девушкой из Португалии, обрел страх навсегда остаться со своей латынью и так ничего не сделать значимого в своей жизни. Совершить хоть какой то поступок. Не обрети он этого страха, не было бы и движущей силы, толкнувшей литератора на поездку и, соответственно, и прекрасного романа французской школы литературы. Страхи - естественная часть нашего бытия. Продуктивная, но такая тяжелая. У Паскаля символ конечности - дождь. Он знакомит героев, вначале книги, им же заканчивается ее сюжет. Конечность.
3. Подкрепляет душу мою, направляет на стези правды ради имени Своего.
Такова косная ткань человеческой плоти. Где только страхи и одиночество способны дать форсаж человеческой мысли, вырвать его из пут обыденности. И заставить превратить обычное, человеческое "завтра", в календарное "сегодня", упокоив первое в багровом закате реальных, невымышленных угроз. И я чувствую конечность всего сущего. Эта мысль пугает. Все естество кричит и сопротивляется. Я никогда не думала, что все может быть так. Банально и глупо. Обыденно. Как угасает день.
Приходил анестезиолог. Позже него был врач. Голосом не заинтересованным ни в чем, в этой системе координат, он предупредил, что может что-то пойти не так и я должна это понимать. И подписать бумаги. Завтра с утра мой час Х. Я ждала этого момента как облегчения. Но стало тревожнее.
Помните Дугласа Коупленда - "Элинор Ригби" ? "Завтра - не то место где хочется оказаться, будущее - не то место где хочется побывать." Как хорошо ощущаешь смысл этих слов.
Почему-то, я так хорошо сейчас понимаю полковника Геринельдо Маркеса из "Сто дней одиночества" Габриэля Гарсия Маркеса. Наверное, он пребывал в тех же ощущениях перед казнью, вспоминая переворот и своих соратников. Размышлял о том, что многое можно было бы переиграть. Но ничего уже не изменить.
Конечно, хорошо быть героями Ганса Фалады из "Каждый умирает в одиночку" когда за плечами годы борьбы и жизнь наполнена героическим смыслом. Или Риваресом из "Сними обувь твою" Этель Лилиан Войнич. Ох, это нестерпимое желание наполнить чем-то стоящим свою жизнь! Придать ей антураж жертвенности, некого дара, которым мы жертвуем. В каждом человеке живут понятные и знакомые нам гены Прометея, лишь орлы страдают постоянным полиморфизмом. Мы боимся банальности, бежим обыденности и не хотим менять свою жизнь просто так. Предпочитая обыденную жизнь, мы вдруг испытываем несогласие с обыденным концом. Парадокс!
4. Если я пойду и долиной смертной тени, не убоюсь зла, потому что Ты со мною. Твой жезл и Твой посох - они успокаивают меня.
Утро. С утра стучит сердце. С утра на ногах. И вот они пришли. Сейчас меня повезут в кресле. Я раздеваюсь, на меня накидывают простыню. Коридоры. Нагота подчеркивает одиночество. Она делает нас слабыми и внутренне уязвимыми, а простыня превращает нас в кокон. Мне кажется простыня придумана неспроста - это иезуитский инструмент смирения сопротивляющегося, - оказавшийся под ней просто не в состоянии ощущать себя равным. Ею невозможно прикрыться полностью, она неудобна, но бредущие по коридорам безразличны к кусочкам моей болезненной наготы.
В другое время это даже задело бы меня, - такое явное пренебрежение к всегда устраивающей меня, лишенной напрочь целлюлита, достойной работе моих родителей. Но не сегодня. Я не обижаюсь, но встречаюсь глазами с одним из бредущих трубконосцев. Он сочувственно мне кивает. Я благодарю его - моих сил хватает только что-бы поднять указательный палец в его сторону. Я вдруг я понимаю, что повторила последний жест "войнов распада" из "Безумный Макс. Дороги ярости".
Харон связывающий меня с миром живых, остается позади, как кандалы унося свои трубки.
В неудобном кресле, в неудобной простыне, без одежды, я нахожу в себе Грегора Замза, из рассказа "Превращение" Франца Кафки, накануне трансформации незадачливого коммивояжера в гротескное существо. У Кафки идея конечности обрела вполне законченные формы. Но я знаю, что не принесу близким облегчения полным следованием сценарию Кафки, не сплочу близких избавив их от себя. Я буду бороться.
5. Ты приготовил предо мною трапезу в виду врагов моих, умастил елеем голову мою, чаша моя преисполнена.
Я лежу. Последние приготовления. Устало улыбаюсь. Руки и ноги связаны. Небесная слеза, тихо капает в трубку ставшую продолжением вены. И с нею приходит покой. Где ты мой Лонгин, кто пронзит мне бок? Кто будет он, - опытный эскулап поточного ремесла или молодой аспирант, жертвующий моим телом в пользу своего опыта? Бережно складируя нас в истории своей аспирантуры? Я беззащитна и одинока. Тишина. Лишь шелест халатов.
А может это шелест вод Ньорда? И я скоро увижу Фрею? Я стану эйнхерием, оставлю Миргард и мы проследуем через врата Вальгринд, в Зал Славы, где пируют ушедшие.
Или может это шелест крыльев Валькирий и они возьмут меня под руки и перепроводят в Асгард. Где мясо священного вепря Сехримнир уже жарится для меня на очаге и налит для меня ковш меда священной козы Хейдрун в тени священного древа Иггдрасиль?
А может это хитрые норны подкрадываются ко мне, чтоб отвратить смельчаков осмелившихся пересечь Фолькванг?
О, Фрея, тяжелы твои пути в Асгард, где среди других 432 000 героев, я буду пребывать до самого Рагнарока!
Старина Снорри Струлссон, ты довел до квинтэссенции "Младшую Эдду" идеей конечности, сделав ее ежедневной, с возрождением каждым утром, и так до наступления Рагнарока.
Но свинец заполняет мне веки, рот пухнет сушью, свет слепит серебром и режет глаза. И я засыпаю, едва шепча про себя последние строки:
6. Так благость и милость да сопровождает меня во все дни жизни моей, и я пребуду в доме Господнем многие дни.
И я верю, что миссия моя на земле далеко не исполнена.
Спасибо за прочтение. Поделитесь если не сложно своими ощущениями от прочитанного, я же буду рада каждому "лайку". Подписывайтесь на канал, впереди будет много интересного.
Всегда с вами. Ваша Алич.
