...Резкие порывы ветра со страны бурых гор безжалостно трепали всходы на полях, изумрудное разнотравье, огладывая когда-то стройные и величественные стены древнего города, что теперь возвышались беззубой старческой челюстью. Небрежной ветхостью темнели под послеполуденным солнцем в стенах многие бреши, пестря заплатами кладки явно разных времён. Многовековые огромные позеленевшие блоки в основании ещё помнили о величии древних и давно безымянных владык, а кладка выше — воспевала уже другие времена долголетних процветаний и славных времён, которые, впрочем, тоже давно были преданы забвенью. Сейчас же на некогда гордые и неприступные стены не взбиралась даже городская стража.
“И куда ты их гонишь в такой зной?” — только и подумал Чишпиш, рассеянно глядя на торопливо семенящую отару овец. Он снова одёрнул коня, ускорившего было шаг и норовившего опередить стадо, и нетерпеливо спросил шествующего подле старца:
- Так что ты думаешь, старик?
Усталые бесцветные глаза праведника скрывала тень видавшего виды каракулевого колпака, и отсветы многих мыслей и забот о дне грядущем можно было угадать только по поросшей короткой седою бородой нижней части его простоватого лица. Он помолчал, постукивая в такт шагам своим посохом и всё также не поднимая глаз задумчиво промолвил:
- Нет в твоём сне ничего тревожного для тебя. Собака же гонится не с намерением тебя загрызть? — это хороший знак. Это власть и сила. Это призвание. Грядут великие дела.
Всадник с сомнением посмотрел на старика. Уж очень явственно припомнилось ему видение могучего лохматого пса, что раз за разом неумолимо настигал его с беззвучным утробным громоподобным рыком, как быстро не гнал бы он горячего коня.
- Но только послушай моих слов! — снова воззвал к нему старик — этот край и город теперь безвозвратно твой, но не оставайся в этом месте: он слишком уже ветх для тебя. Тебе нужно новое место. Твои великие дела и дела твоих потомков требуют новых городов.
Чишпиш чуть поморщился: пустыми и наивными ему казались слова о “великих делах и потомках”. Не стоил он имени своего отца, а будут ли его дети желать славы, взбираясь высоко и берясь за тяжкое — он не ведал. Не он, а его отец многое свершил, чтобы возвысить их род среди широкогрудых и плечистых соплеменников, сделав и их имя уважаемым даже среди инородцев. Потому своих особых заслуг в том, что уже после того сделал он сам — не видел Чишпиш. Да, эламский царь признал этот край и древний град его вотчиной и сам с ним лично вёл беседу, отдавая права на безграничную власть здесь, потребовав взамен покорности и урочной дани, но была ли в том его, чишпишева высокая заслуга? — Вряд ли: просто уже ослабший и голодный Элам возглавил спешащий владыка, что оседлав коня, либо вырвет его из топкой грязи, либо захлестает уже насмерть. Царь Элама решил схлестнуться с могучим царём Ассирии, что ещё дальше отсюда, на запад. Потому недавно он сам и приезжал сюда: заручиться безопасностью с тыла. Теперь же со своим воинством, собранным со всей страны, он выступил в поход. Владыка даёт на откуп то, что ему не под силу — так чего же ему просто тихо не взять этот откуп и не завещать детям продолжить жить, как и он себе живёт — быть преданным и покорным и дальше владыке из Суз, взамен богатея и увеличивая свою власть среди гордых соплеменников?
Ничего не ответил всадник праведнику, лишь искоса молча бросил на него взгляд полный сомнений и припустил коня в чисто поле, навстречу сильным порывам северо-восточного ветра. “Да! — а погода-то меняется! жди скорой грозы. А под утро может и подморозить…” — подумалось Чишпишу.
#история древнего мира
#cka3ka cka3ok
#древняя персия