«Что, жёнка? скучно тебе? мне тоска без тебя. Кабы не стыдно было, воротился бы прямо к тебе, ни строчки не написав. Да нельзя, мой ангел. Взялся за гуж, не говори, что не дюж — то есть: уехал писать, так пиши же роман за романом, поэму за поэмой. А уж чувствую, что дурь на меня находит — я и в коляске сочиняю, что же будет в постеле?»
Эти строки написаны 19 сентября 1833 года. Они предваряют тот период, который пушкинисты называют «Второй Болдинской осенью». Она будет менее продуктивной по сравнению с первой, 1830 года (к тому же и вдвое короче – полтора месяца). Однако написал Пушкин немало: повесть «Пиковая дама», две поэмы - «Анджело» и «Медный всадник», три сказки - «О рыбаке и рыбке», «О мёртвой царевне и семи богатырях», «О золотом петушке», из завершённых стихотворений – три крупных («Осень», а также переводы двух произведений А.Мицкевича «Будрыс и его сыновья» и «Воевода»). А также главный труд – «История Пугачёва».
Приехал в деревню поэт 1 октября (болдинский управляющий М.Калашников писал С.Л.Пушкину: «При сем уведомляю Вашу Милость, что Александр Сергеевич изволил приехать 1-го октября нечаянно» - т.е. неожиданно).
Перед этим он побывал в имении Языковых («Проезжая мимо Языкова, я к нему заехал, застал всех трех братьев, отобедал с ними очень весело, ночевал и отправился сюда»).
И снова - об отзывах за глаза. Д.В.Давыдов спрашивает Н.М.Языкова: «Кстати о Пушкине; знаете ли, что я слышал от людей, получивших письма из Казани? В Казани были Пушкин и Баратынский, отыскивающие сведения о Пугачёве. Из этого я заключаю, что они в союзе для сочинения какого-нибудь романа, в котором будет действовать Пугачёв. Итак, вот решение загадки появления Пушкина в нашей и в Оренбургской губерниях. Если это правда, то дай Бог! Авось ли мы увидим что-нибудь близкое к В.Скотту». Поэт-гусар немного ошибается, но посмотрите, как хочет он, чтобы появился этот роман! А вот Языков (напомню, что Пушкин высоко ценил его творчество, а он пушкинское – не очень) язвителен: «У нас был Пушкин — с Яика — собирал-де сказания о Пугачеве... собирается сбирать плоды с поля, на коем он ни зерна не посеял — писать историю Петра, Ек. 1-ой и далее вплоть до Павла первого (между нами)» - правда, это письмо не Давыдову, а М.П.Погодину
Пушкин очень обеспокоен домашними делами. Снова видим веру поэта в приметы: «Въехав в границы болдинские, встретил я попов и так же озлился на них, как на симбирского зайца. Недаром все эти встречи». Наверное, именно поэтому, сообщив жене о приезде, он напишет: «Милый друг мой, я в Болдине со вчерашнего дня — думал здесь найти от тебя письма, и не нашёл ни одного. Что с вами? здорова ли ты? здоровы ли дети? сердце замирает, как подумаешь. Подъезжая к Болдину, у меня были самые мрачные предчувствия, так что, не нашед о тебе никакого известия, я почти обрадовался — так боялся я недоброй вести. Нет, мой друг: плохо путешествовать женатому; то ли дело холостому! ни о чём не думаешь, ни о какой смерти не печалишься».
Однако за работу над «Пугачёвым» он принимается сразу же: используя как черновики свои петербургские наброски, пишет на сложенных пополам листах (на одной половине беловой текст, вторая - для правок и позднейших вставок), которые постепенно превращаются тоже в черновик. Текст, написанный ранее, был переработан полностью. 11 октября он попросит жену: «Мой ангел, одно слово: съезди к Плетнёву и попроси его, чтоб он к моему приезду велел переписать из Собрания законов (годов 1774 и 1775) все указы, относящиеся к Пугачёву. Не забудь». Работа над «Историей Пугачёва» длилась с 4 октября до 2 ноября.
Одновременно с ней поэт работает и над другими произведениями. Помета «6 окт.» появится перед стихом «На берегу Варяжских волн». Потом волны станут «пустынными», и… Да все мы знаем, какая поэма с этой строки начинается! И, как свидетельство о тревогах поэта, – изображение Натали на рукописи:
Долгожданные письма (сразу два – выяснилось, что Наталья Николаевна ошиблась с указанием точного адреса) придут 8 октября. Поэт немного успокоился: «Слава Богу, что ты здорова, что Машка и Сашка живы и что ты хоть и дорого, но дом наняла». А вот дальше, среди отзывов на петербургские новости, мы увидим фразу, которую Натали очень часто поминали с укоризной: «Не стращай меня, жёнка, не говори, что ты искокетничалась; я приеду к тебе, ничего не успев написать — и без денег сядем на мель. Ты лучше оставь уж меня в покое, а я буду работать и спешить». И дальше, в письме от 11 октября: «Не мешай мне, не стращай меня, будь здорова, смотри за детьми, не кокетничай с царём, ни с женихом княжны Любы. Я пишу, я в хлопотах, никого не вижу — и привезу тебе пропасть всякой всячины».
Вроде бы упрёки в кокетстве… Но как понять упомянутое в первом же письме «Радуюсь за тебя; как-то, мой ангел, удадутся тебе балы?»
Меня не оставляет ощущение, что супруги в письмах подшучивают друг над другом, рассказывая якобы о сердечных победах. Ведь и у Пушкина мы встречаем строки о дамах (и, как в истории с г-жой Фукс, отрицательные стороны случайных знакомых указываются, если есть хоть какой-то повод приревновать). Чаще, конечно, у него просто юмористические замечания: «Как я хорошо веду себя! как ты была бы мной довольна! за барышнями не ухаживаю, смотрительшей не щиплю, с калмычками не кокетничаю — и на днях отказался от башкирки, несмотря на любопытство, очень простительное путешественнику. Знаешь ли ты, что есть пословица: на чужой сторонке и старушка божий дар. То-то, жёнка. Бери с меня пример». Или же: «Честь имею донести тебе, что с моей стороны я перед тобою чист, как новорождённый младенец. Дорогою волочился я за одними 70- или 80-летними старухами — а на молоденьких… шестидесятилетних и не глядел».
Кроме того, думаю, можно понять и Наталью Николаевну. 4 ноября её матушка напишет Пушкину: «Письма ко мне Натали свидетельствуют о нетерпении, с каким она ждёт вас; кажется, она готова даже рассердиться на ваше отсутствие». Спрашиваю моих читательниц-дам: готовы ли вы «рассердиться» на своих благоверных за их столь долгое отсутствие? Я не только «готова», но, кажется, уж давно сердилась бы, несмотря на все «доводы рассудка»… Может быть, и Натали здесь преувеличивает свои светские успехи, чтобы поторопить супруга? Ведь он, вроде бы, именно так это и понимает.
Впрочем, в отношениях супругов есть и ещё один нюанс. В письме от 21 октября мы встретим неожиданно грубую характеристику женщины; «Охота тебе, жёнка, соперничать с графиней Сологуб [у Пушкина – “Сал”]. Ты красавица, ты бой-баба, а она шкурка. Что тебе перебивать у ней поклонников? Всё равно кабы граф Шереметев стал оттягивать у меня кистенёвских моих мужиков». Кто-то из моих комментаторов уже задавал вопрос, что это за графиня и почему Пушкин так о ней отзывается. Попробуем разобраться.
Надежда Львовна Соллогуб – юная светская красавица, в ту пору ей всего восемнадцать. Видимо, по красоте соперничала с Натали:
Дамы-современницы отзывались о ней по-разному: «Молодая Соллогуб, только что вышедшая из пансиона "Святой Екатерины" довольно хороша, с не особенно выразительным лицом, но с красивыми чертами и глазами, но в ней нет свежести. Лицо из тех, которые или нравятся, или вообще не нравятся». Это отзыв Д.Ф.Фикельмон. Не слишком умной считала её А.О.Смирнова-Россет. А вот Пушкин Соллогуб был, видимо, увлечён. В.Ф.Вяземская утверждала, что он за ней «открыто ухаживал».
По мнению большинства исследователей, именно о Соллогуб он пишет в стихотворении 1832 года:
Нет, нет, не должен я, не смею, не могу
Волнениям любви безумно предаваться;
Спокойствие моё я строго берегу
И сердцу не даю пылать и забываться;
Нет, полно мне любить; но почему ж порой
Не погружуся я в минутное мечтанье,
Когда нечаянно пройдёт передо мной
Младое, чистое, небесное созданье,
Пройдёт и скроется?..
Да, конечно, заканчивается оно строками о стремлении поэта
И сердцем ей желать все блага жизни сей,
Весёлый мир души, беспечные досуги,
Всё — даже счастие того, кто избран ей,
Кто милой деве даст название супруги, - но не думаю, что такое пожелание доставило удовольствие жене поэта! Наверное, ревность кольнула (тем более, что Соллогуб и моложе, и не измучена тяжёлыми родами…)
Во всяком случае, и в следующем году Пушкин будет в письмах жене всячески открещиваться от увлечения Соллогуб, что не помешает Андрею Карамзину написать Вяземской о Натали: «Она сердится на Мари [дочь Вяземских] за молчание и за дружбу с графиней Соллогуб; постоянство её ненависти к последней заставляет хохотать до слез».
Видимо, в письме мужу Наталья Николаевна рассказала о соперничестве с Соллогуб (и, скорее всего, о победе над ней) на одном из балов (не случайно дальше поэт спросит: «Кто же ещё за тобой ухаживает, кроме Огарёва? пришли мне список по азбучному порядку»). Но почему вдруг «шкурка»? Ходили слухи (достоверность коих проверить, конечно, невозможно), что среди поклонников красавицы был Великий князь Михаил Павлович и, возможно, не среди тех, кто не имел никаких надежд…
В одной из статей, посвящённых Соллогуб, я прочитала, что не поняла Натали того, «что сумела понять чуткая и проницательная М. Н. Волконская, писавшая: "Как поэт, он считал своим долгом быть влюблённым во всех хорошеньких женщин и молодых девушек, с которыми он встречался. В сущности, он обожал только свою музу и поэтизировал все, что видел..."» Но можно бы было требовать такого понимания от совсем юной женщины (ведь Волконская писала свои мемуары на склоне лет)?
Так что, видимо, ревнивые упрёки были с обеих сторон…
Если статья понравилась, голосуйте и подписывайтесь на мой канал.
«Путеводитель» по всем моим публикациям о Пушкине вы можете найти здесь
Навигатор по всему каналу здесь