История давняя. Мне было лет 12-13, я учился во французской спецшколе и активно зубрил язык. В этот самый момент у моего отца, переводчика-синхрониста, началась фаза многочисленных письменных переводов. Этот период первой половины девяностых запомнился диким количеством книжных развалов в переходах метрополитена. На наш рынок хлынули потоки разнообразной литературы, в том числе и переводной. Джеймсы Хедли Чейзы, Агаты Кристи, Эрлы Стенли Гарднеры, Йены Флеминги и прочие романы об Анжелике, Тарзане и т.п. заполонили умы и прилавки. Книг продавалась уйма, особенным качеством переводов они не блистали - их заполоняли «полицейские офицеры», «коронеры» и «вас просили перезвонить в режиме ASAP». Работа переводчика подчас представляет собой задачу, по объему сравнимую с работой автора: осознать заложенные автором смыслы, полностью переработать текст, внятно и складно изложить его на родном языке. Нет ничего хуже «подстрочного» перевода, когда на выходе есть русский текст, но слова не складываются в смысл и, читая, ты пытаешься понять что пытался сказать автор… Отцу блестяще удавались переводы, я часто читал его «финальные сборки», прежде чем он отдавал их в издательство. До сих пор вспоминаю его перевод классического детективного романа Микки Спиллейна (сериал «Детектив Майк Хаммер» помните? Снят на основе серии романов этого автора) “I’m the judge”, который я впоследствии перечитывал в разных «чужих» переводах, но отцовский вариант по-прежнему считаю непревзойденным. Взять хотя бы название, как бы вы его перевели? «Я-судья»? Не смешите меня…
Так вот это была пора, когда отец просиживал вечерами за первым своим десктопом и много переводил. В какой-то момент, когда ему окончательно надоело что я болтаюсь у него под ногами, он предложил мне как начинающему специалисту по французскому языку, попробовать сделать какой-нибудь перевод. Это позволило бы меня занять, а отцу, соответственно, побыть в столь нужной ему для работы тишине и спокойствии. В качестве награды отец пообещал, что если перевод окажется сносным, то он сам отправит его на публикацию в «Пионерскую правду» или «Костёр». Прозвучало как вызов для моего самолюбия.
Дома у нас была небольшая библиотека на английском и французском языках. Мне был выдан сборник новелл Андре Моруа, из которого я на пробу пера взял «Собор». Вы уже догадались, почему остановился именно на этом произведении? Ну конечно потому, что это был самый маленький по объему текст…
Сюжет несложный: студент из французской глубинки, учащийся в Париже и живущий милостью своего обеспеченного дяди. По утрам он ходит на занятия в университет и всякий раз, проходя мимо антикварной лавки, с удовольствием рассматривает в витрине картину, на которой изображен Шартрский собор. В какой-то момент студент решился заговорить с владельцем лавки и договорился, что ему уступят это полотно по сходной цене в 2000 франков.
Сумма для студента неподъемная, но вот-вот должен был получить деньги от любящего дяди. И вот настаёт сладостный момент, когда в его кармане звенит в необходимом количестве монета…
Я подошел к переводу основательно: взял чистую тетрадь, заточил несколько карандашей (по примеру отца, который во время синхрона всегда стенографировал, для чего у него была упаковка собственноручно остро заточенных хирургическим скальпелем простых карандашей). Помощником мне служил небольшой ученический франко-русский словарь примерно на 2000 слов. Уверен, что его помнят многие, кто в школе учил французский. Именно небольшое количество статей этого словаря и сыграло со мной злую шутку, когда я принёс отцу законченный, старательно переписанный набело перевод.
По сюжету, студент водит знакомство с некоей благородной дамой, к которой питает нежные чувства. Внезапно он узнаёт, что к властительнице его дум приезжает в гости подруга по пансиону. Дамам нужно уделить внимание, показать Париж и его увеселительные заведения. И вот, погрузившись в пучину развлечений, он транжирит присланное дядей содержание: поездки на фиакре, шампанское и цветы, рестораны. Студент опечален: когда дамы наконец уезжают - от денег не осталось и следа, смысла ехать в антикварный нет. Когда же нужная сумма вновь появляется на руках, оказывается слишком поздно: картину купил богатый коллекционер. Проходят годы. Студент состарился, теперь он – известный писатель. Встречая на улице грузную, обрюзгшую даму, он стремится побыстрее пройти мимо незамеченным: ему стыдно узнавать в подурневшей женщине свою бывшую возлюбленную. Коллекционера, купившего так нравившуюся ему картину уже нет в живых, а все полотна из его коллекции экспонируются теперь в музее. Пожилой писатель регулярно ходит в Лувр и подолгу засиживается в одном из залов перед той самой картиной с изображенным собором и вздыхает. Под ней висит табличка с именем автора – Эдуар Мане. Теперь эта картина стоит миллионы.
В новелле даму, с которой студент проводит свободное время, Моруа называет словом “maitresse”. Мой скромный словарик, которым я пользовался, дал мне только один вариант перевода, но меня отнюдь не смутило, что при его использовании перевода нарушается смысл. Я никак не мог взять в толк, какого чёрта этот студент проводит столько времени со своей «учительницей начальных классов»... Впрочем, может быть в их школах после выпуска ученики сохраняют настолько добрые и теплые отношения со своими учителями? Увы, для сохранения психики школьников, составители использованного мной словаря умолчали о том, что “maitresse” – это прежде всего «любовница».
Зная сюжет новеллы и посмотрев гордо принесённый мной перевод, отец до колик смеялся, и наглядно объяснил необходимость работать только со словарями, общее количество статей в котором исчисляется десятками тысяч. А свой школьный франко-русский «кирпичик» я больше не брал в руки, поскольку он себя полностью дискредитировал.Лонгрид, как теперь модно говорить.
История давняя. Мне было лет 12-13, я учился во французской спецшколе и активно зубрил язык. В этот самый момент у моего отца, переводчика-синхрониста, началась фаза многочисленных письменных переводов. Этот период первой половины девяностых запомнился диким количеством книжных развалов в переходах метрополитена. На наш рынок хлынули потоки разнообразной литературы, в том числе и переводной. Джеймсы Хедли Чейзы, Агаты Кристи, Эрлы Стенли Гарднеры, Йены Флеминги и прочие романы об Анжелике, Тарзане и т.п. заполонили умы и прилавки. Книг продавалась уйма, особенным качеством переводов они не блистали - их заполоняли «полицейские офицеры», «коронеры» и «вас просили перезвонить в режиме ASAP». Работа переводчика подчас представляет собой задачу, по объему сравнимую с работой автора: осознать заложенные автором смыслы, полностью переработать текст, внятно и складно изложить его на родном языке. Нет ничего хуже «подстрочного» перевода, когда на выходе есть русский текст, но слова не складываются в смысл и, читая, ты пытаешься понять что пытался сказать автор… Отцу блестяще удавались переводы, я часто читал его «финальные сборки», прежде чем он отдавал их в издательство. До сих пор вспоминаю его перевод классического детективного романа Микки Спиллейна (сериал «Детектив Майк Хаммер» помните? Снят на основе серии романов этого автора) “I’m the judge”, который я впоследствии перечитывал в разных «чужих» переводах, но отцовский вариант по-прежнему считаю непревзойденным. Взять хотя бы название, как бы вы его перевели? «Я-судья»? Не смешите меня…
Так вот это была пора, когда отец просиживал вечерами за первым своим десктопом и много переводил. В какой-то момент, когда ему окончательно надоело что я болтаюсь у него под ногами, он предложил мне как начинающему специалисту по французскому языку, попробовать сделать какой-нибудь перевод. Это позволило бы меня занять, а отцу, соответственно, побыть в столь нужной ему для работы тишине и спокойствии. В качестве награды отец пообещал, что если перевод окажется сносным, то он сам отправит его на публикацию в «Пионерскую правду» или «Костёр». Прозвучало как вызов для моего самолюбия.
Дома у нас была небольшая библиотека на английском и французском языках. Мне был выдан сборник новелл Андре Моруа, из которого я на пробу пера взял «Собор». Вы уже догадались, почему остановился именно на этом произведении? Ну конечно потому, что это был самый маленький по объему текст…
Сюжет несложный: студент из французской глубинки, учащийся в Париже и живущий милостью своего обеспеченного дяди. По утрам он ходит на занятия в университет и всякий раз, проходя мимо антикварной лавки, с удовольствием рассматривает в витрине картину, на которой изображен Шартрский собор. В какой-то момент студент решился заговорить с владельцем лавки и договорился, что ему уступят это полотно по сходной цене в 2000 франков.
Сумма для студента неподъемная, но вот-вот должен был получить деньги от любящего дяди. И вот настаёт сладостный момент, когда в его кармане звенит в необходимом количестве монета…
Я подошел к переводу основательно: взял чистую тетрадь, заточил несколько карандашей (по примеру отца, который во время синхрона всегда стенографировал, для чего у него была упаковка собственноручно остро заточенных хирургическим скальпелем простых карандашей). Помощником мне служил небольшой ученический франко-русский словарь примерно на 2000 слов. Уверен, что его помнят многие, кто в школе учил французский. Именно небольшое количество статей этого словаря и сыграло со мной злую шутку, когда я принёс отцу законченный, старательно переписанный набело перевод.
По сюжету, студент водит знакомство с некоей благородной дамой, к которой питает нежные чувства. Внезапно он узнаёт, что к властительнице его дум приезжает в гости подруга по пансиону. Дамам нужно уделить внимание, показать Париж и его увеселительные заведения. И вот, погрузившись в пучину развлечений, он транжирит присланное дядей содержание: поездки на фиакре, шампанское и цветы, рестораны. Студент опечален: когда дамы наконец уезжают - от денег не осталось и следа, смысла ехать в антикварный нет. Когда же нужная сумма вновь появляется на руках, оказывается слишком поздно: картину купил богатый коллекционер. Проходят годы. Студент состарился, теперь он – известный писатель. Встречая на улице грузную, обрюзгшую даму, он стремится побыстрее пройти мимо незамеченным: ему стыдно узнавать в подурневшей женщине свою бывшую возлюбленную. Коллекционера, купившего так нравившуюся ему картину уже нет в живых, а все полотна из его коллекции экспонируются теперь в музее. Пожилой писатель регулярно ходит в Лувр и подолгу засиживается в одном из залов перед той самой картиной с изображенным собором и вздыхает. Под ней висит табличка с именем автора – Эдуар Мане. Теперь эта картина стоит миллионы.
В новелле даму, с которой студент проводит свободное время, Моруа называет словом “maitresse”. Мой скромный словарик, которым я пользовался, дал мне только один вариант перевода, но меня отнюдь не смутило, что при его использовании перевода нарушается смысл. Я никак не мог взять в толк, какого чёрта этот студент проводит столько времени со своей «учительницей начальных классов»... Впрочем, может быть в их школах после выпуска ученики сохраняют настолько добрые и теплые отношения со своими учителями? Увы, для сохранения психики школьников, составители использованного мной словаря умолчали о том, что “maitresse” – это прежде всего «любовница».
Зная сюжет новеллы и посмотрев гордо принесённый мной перевод, отец до колик смеялся, и наглядно объяснил необходимость работать только со словарями, общее количество статей в котором исчисляется десятками тысяч. А свой школьный франко-русский «кирпичик» я больше не брал в руки, поскольку он себя полностью дискредитировал.