Христиане первых веков воспринимали смерть вполне позитивно. На погребениях они писали: «Радуйся!» Для них смерть была дверями ко Христу, который искупил их своей кровью, Который есть абсолютная Любовь. И которого они сами возлюбили.
Апостол Павел писал: «Подвигом добрым я подвизался, течение совершил, веру сохранил; а теперь готовится мне венец правды, который даст мне Господь, праведный Судия, в день оный; и не только мне, но и всем, возлюбившим явление Его» (2 Тим. 4:7, 8).
И он же:
«Ибо для меня жизнь - Христос, и смерть - приобретение.
Если же жизнь во плоти доставляет плод моему делу, то не знаю, что избрать.
Влечет меня то и другое: имею желание разрешиться и быть со Христом, потому что это несравненно лучше».
Но потом появятся на Западе «Пляски смерти», а на Востоке – «Мытарства Феодоры». Последнее напоминает тибетскую «Книгу мервых»…
И никак не напоминает радостного отношения к переходу в Вечность первых христиан.
Впрочем, например, Франциск Ассизский воспроизводил его в полной мере: «Хвала тебе, Господи мой, за сестру нашу Смерть,
Ее же никто из живущих не минует;
Но горе почиющим во грехе смертном!
Блажен, кто обретает себя в час свой последний
Верным святому Твоему изволению:
Смерть вторая повредить ему не возможет.
Славьте и хвалите Господа моего, величайте его,
И да служит ему всякое дыхание с великим смирением! Amen».
После него, Игнатий Лойола испытывает тоже высшую форму воодушевления при мысли о смерти:
«Тогда, записал он в Автобиографии, думая о смерти, он испытывал такую радость и такое великое духовное утешение оттого, что вот-вот умрет, что разражался слезами. Это состояние стало для него непрерывным, так что он даже много раз пытался не думать о смерти, чтобы не испытывать такого чувства утешения».
А как же грехи? Они, что воображали себя безгрешными?
Именно так, это и трактует, например, профессор Осипов.
Вот, что он изрекает о Франциске:
«Под конец своей жизни он откровенно говорил: «Я не сознаю за собой никакого согрешения, которое не искупил бы исповедью и покаянием». Предсмертными словами Франциска были: «Я исполнил то, что должен был исполнить».
Для сравнения приведем описание предсмертного момента из Жития преподобного Сисоя Великого (V в.). «Окруженный в момент своей смерти братией, в ту минуту, когда он как бы беседовал с невидимыми лицами, Сисой на вопрос братии: «Отче, скажи нам, с кем ты ведешь беседу?» – отвечал: «Это Ангелы пришли взять меня, но я молю их, чтобы они оставили меня на короткое время, чтобы покаяться». Когда же на это братия, зная, что Сисой совершенен в добродетели, возразила ему: «Тебе нет нужды в покаянии, отче», – Сисой ответил так: «Поистине я не знаю, сотворил ли я хоть начало покаяния моего».
Собственно, есть в этом рассказе некая странность – если ангелы пришли взять, так что же сопротивляться? Или до последнего преподобный сомневался, подлинно ли это ангелы?
И да, сказано в Библии: «Нет, праведного, нет ни одного».
И апостол Павел признавался:
«Итак я нахожу закон, что, когда хочу делать доброе, прилежит мне злое.
Ибо по внутреннему человеку нахожу удовольствие в законе Божием;
но в членах моих вижу иной закон, противоборствующий закону ума моего и делающий меня пленником закона греховного, находящегося в членах моих.
Бедный я человек! кто избавит меня от сего тела смерти?
Благодарю Бога моего Иисусом Христом, Господом нашим.
Итак тот же самый я умом моим служу закону Божию, а плотию закону греха».
Но в то же время, он не смущался:
«Ибо я уверен, что ни смерть, ни жизнь, ни Ангелы, ни Начала, ни Силы, ни настоящее, ни будущее,
ни высота, ни глубина, ни другая какая тварь не может отлучить нас от любви Божией во Христе Иисусе, Господе нашем».
Потому что нас спасает не наша праведность (к которой мы должны стремиться, но которой нам не достичь), а любовь Христова. И наша готовность ответить на нее…
Порфирий Кавсокаливит:
«Вот, смотри: и ад, и сатана, и рай, и многое тому подобное – реальные вещи. Но я не желаю, чтобы ты их боялась или постоянно о них думала, как ты это сейчас делаешь.
Я хочу, чтобы ты полюбила Христа, Который есть все, и тогда, где бы ты ни была, ты не будешь бояться ничего из того, о чем мы сейчас говорим. Ты будешь иметь все блага и здесь, и там.
Да. Христос нас ждет, и как только мы хоть немного приоткроем для Него свое сердце, Он немедленно входит туда, и тогда у нас есть все.
Он подобен солнцу, дитя мое. Стоит только чуть приподнять штору на окне, как его свет и лучи немедленно проникнут в комнату и согреют нас».
…
«Когда я был тяжело болен и готов был отойти на небеса, я не хотел думать о своих грехах, – признавался Старец, – а хотел помышлять о любви Господа, Христа моего, о вечной жизни. Я не хотел иметь страх. Я хотел пойти ко Господу и помышлять о Его благости, о Его любви.
И теперь, когда приближается конец моей жизни, у меня нет беспокойства, страха, но я думаю о том, что, когда предстану во Втором Пришествии и Христос мне скажет: «Друг! Как ты вошел сюда не в брачной одежде?» – я преклоню голову и скажу: «Чего только пожелаешь, Господи мой, чего только пожелает любовь Твоя. Я знаю, я недостоин.
Пошли меня туда, куда пожелает любовь Твоя. Я достоин ада. И даже если пошлешь меня в ад, лишь мне быть с Тобой. Одного хочу, одного желаю, одного ищу, Христе мой, – быть с Тобой, где бы и как бы Ты ни пожелал».
Но вот, незадача, профессору Осипову категорически не нравится и святой Порфирий:
«Можно понять, из какого источника получил о. Порфирий свои потрясающие «откровения» не бороться, не воевать, не делать никаких усилий против искушений, страстей, немощей, тьмы, зла, но идти легким путем любви. Этот источник - мечтательность, и этот «путь» на Западе известен давно. От него со всей силой предостерегали как древние, так и позднейшие Отцы, в том числе и русские. Этот ложный путь глубоко усвоен католическими аскетами всех рангов святости, а затем и протестантами. Все они, «забыв» об очищении сердца от страстей, сразу призывают христианина возноситься «любовью» к Христу. И этой своей беструдностью и сладостью мечтательной любви уловляет многих «малых сих»!
Но старец Порфирий, разумеется, никогда не утверждал, приписываемого ему профессором. Он, просто, принципиально иначе нежели тот расставляет приоритеты. Важно, о чем мы думаем прежде всего - о грехах своих или о любви Христовой, что для нас главная задача - победить свои грехи или обрести любовь к Нему?
А ответ очень простой - без любви к Нему и ощущения Его любви, не то что победить (это полностью, разумеется невозможно), но даже сколько-нибудь продвинуться по пути борьбы никак нельзя. Это будет в чистом виде сизифов труд.
Спрашивает ли Господь, по воскресении, апостола Петра о покаянии? Нет, но о любви. И только о ней.
И апостол Павел в своем «гимне любви» тоже, ведь совершенно недвусмысленно дает понять, что больше ни о чем Он нас не спросит…
Буквально сегодня наткнулся в коментах под постом одного католического священника на такое знаковое свидетельство:
«О. Эмил "при своей многой греховности многие люди и перестают верить, что Бог их любит" - не всегда это по греховности происходит. Например, когда я был в Русской Православной Церкви, то верил, что Богу угодны те прихожане, которые "отличники в вере", знаете, как в школе были те, кто на одни пятерки учится, дисциплину не нарушает, учителя их всем в пример ставят - вот и в Церкви (думал я) Богу угодны такие люди. А кто я? - думал я. Дерьмо собачье. И Бог смотрит на меня и кривится. Я искренне так думал, и вот почему - так меня учили в РПЦ. В результате я дошел просто до уныния (вот к чему меня привела православная "духовность") и решил, что Христианство - просто красивая сказка для людей, которые боятся реальной жизни и хотят убежать в какую-то "альтернативную Вселенную". Если бы не Католическая Церковь с ее культом Милосердия Божьего, я бы сейчас, наверное, был атеистом или буддистом».
Явно этот человек имел дело с «православием» в версии Осипова…
Католический священник, впрочем, корректно ответил на это признание, что и в православии есть «апостолы любви». Назвал, правда, только отца Александра Меня.
Но это, конечно, и Силуан Афонский, и уже упомянутый старец Порфирий, и митрополит Антоний Сурожский, и отец Александр Шмеман, и многие ныне здравствующие отцы – продолжатели этой линии. Не будь которой, я конечно, уже ушел бы из православия.
Но, что характерно, весь этот ряд (только старца Силуана не рискует) категорически осуждает наш профессор. В этом то и состоит его подлинная ценность – истину легко обнаружить, просто ориентируясь на тех, кто ему больше всего не по сердцу…