Посвящается внучкам Тане и Ирине
Конечно, дядя радовался относительной свободе и начал жить с надеждами на лучшее будущее, семья даже увеличилась ещё двумя прелестными девочками. Но несчастья продолжали преследовать. Каждодневная изнурительная борьба с нуждой не приносила результатов. Продуктовые налоги душили так, что не давали вздохнуть. Власть обложила крестьянина так, что даже если во дворе не было скотины, не бегала ни одна курица, то всё равно, раз живёшь в селе, сдавай в казну яйца, мясо и масло. Доставай, где хочешь. Но главная беда обрушилась на дядю, когда в 1955 г. скоропостижно умерла незабвенная тётя Мария – его супруга. Милая моя тётушка. Благодаря её и бабушкиным заботам я остался жив в годы войны. Невзгоды не покидали дядю и далее: заболела гриппом с осложнением на менингит младшая доченька Оля.
Несколько лет тянулась мучительная инвалидность, сломило дядю, но он дотянул до пенсии, правда, недолго ею пользовался – глубокая депрессия окончилась суицидом (грех божий). Безусловно, в его трагическом уходе сказались годы пребывания в концлагере, надорвали его психику. Уверен – Бог его простил. Царство ему божье! К сожалению, дату его смерти не догадался зафиксировать и сегодня не могу её назвать.
Но вернусь к главной старой семейной фотографии. Снята она где-то в 1913 или 1914 г, незадолго до призыва деда Виншу на Первую мировую войну. Слава Богу, дедушка вернулся домой живым и без увечий. А бурные события в стране нарастали: пронеслись Февральская и Октябрьская революции, затем гражданская бойня, опустошительные голодные годы. И последнее, что добило деда – коллективизация с уничтожением «кулацких гнёзд», когда семья лишилась почти всего нажитого. От полного разорения спасла семью, похоже, тётя Мария, которая работала медицинской няней в марксштадской районной больнице. Её, видимо, с благословления доброго человека посчитали пролетаркой. Очередные революционные действия привели ко второму голодомору. Дед в опустевшем холодном амбаре, в глубокой тоске прилёг, сильно озяб, заболел крупозным воспалением лёгких и за три дня покинул бренный мир. Надеюсь, и он ныне в окружении своих близких родственников обитает в царстве небесном. Скончался дедушка в самый разгар голода, 12 января 1932 г. Семью пришлось возглавить бабушке – Виншу (Нихельман) Анне-Марие Фридриховне.
Моя мама, Уберт (Виншу) Фрида Фридриховна родилась первого сентября 1915 г. в городе Екатериненштадт, который, к окончанию ею школы «первой ступени» в 1929 г., большевики успели переименовать в Марксштадт. У меня хранится её двуязычное удостоверение об образовании.
На фотографии, о которой упоминал выше, видно, что семья была, по нынешним понятиям, тоже немалой: четыре девочки и два мальчика.
Мой папа, Уберт Альберт Александрович, ровесник мамы, родился в 1915 г., 20 января. Получил приличное для поволжского немца и по тому времени образование: семь классов средней школы и фабрично заводское училище (ФЗУ).
Родители вступили в брак 25 января 1938 г. Что брак был результатом большой любви, свидетельствует следующий факт. Они имели разное вероисповедание: отец – католическое, а мама – лютеранское. Верующие понимают, что такой брак в весьма религиозном городе, мягко говоря, не одобряется. Но препятствием к заключению брака религия уже не могла быть. Вера в Бога властью была объявлена «опиумом для народа». Сохранилось советское свидетельство о браке – EHEZEUGNIS с гербом Республики Немцев Поволжья. Мама по существовавшей традиции переехала в семью мужа, в дом № 80, улица Колхозная. Приняли её, она рассказывала, очень радушно.
После завершения учёбы папа поступил работать слесарем-инструментальщиком на тот же завод "Коммунист", где трудился кузнецом его отец, а в свободное от работы время занимался в клубе планеристов, налётывал часы, мечтая о карьере лётчика. К сожалению, у меня нет ни одной фотографии семьи Уберт того времени.
Мама же устроилась наборщицей в типографию городской газеты "Роте Штурмфане". Казалось, всё складывается как надо, молодых питали счастливые надежды. Страна набирала мощь и силу: вступили в эксплуатацию первые промышленные гиганты, в деревне, наконец, почти смирились с коллективизацией и худо-бедно заработали колхозы, вооружённые техникой. Заметно стал подниматься жизненный уровень народа.
АРЕСТ ОТЦА И ДЕДА. УНИЧТОЖЕНИЕ КИРХИ
Утвердившийся в стране, режим культа личности Сталина продолжал расчищать себе дорогу. Споры о роли Сталина в истории нашей страны, очевидно, не утихнут никогда – настолько она противоречива. Думаю, правильно о нём сказал писатель и тележурналист Андрей Караулов: «У Сталина было очень много достоинств, но был один недостаток – он был палачом, больным человеком». Массовые аресты нарастали, пик их пришёлся на 1937 – 1938 гг. Во всей территории огромной страны выявляли вредителей и шпионов империализма. Национальность при поиске кандидатур для ареста тогда ещё не имела столь решающее значение как позднее, когда досталось многим народам СССР.
Разумеется, к советским немцам у власти всегда имелось особо предвзятое отношение, и процент репрессии был, естественно более высоким, чем у других народов. («Вождь народов» всегда отличался особо неприязненным отношением к РН – В. Дизендорф). Но устойчивая неприязнь власти к российским немцам резко возросла с образования Германской империи в 1871 г., да и фатерланд нам не забывал регулярно гадить. Российские немцы с тех пор стали вечными заложниками сложных отношений с ней. «Неправильная» национальность приобрела приоритетное значение с началом Великой Отечественной войны и в ходе её, когда во внутриполитической жизни страны появилось понятие «народы-враги». Как режим Сталина перевоспитывал и наказывал «преступные» народы, можно судить по судьбе советских немцев, ибо нас избрали первым и самым многочисленным народом из многонационального отряда репрессированных народов. Наше выселение стало для вождя, по мнению А. Солженицына, «его первым национальным экспериментом подобного рода, это было ему интересно теоретически». (Для справки, из книги В. Дизендорфа «Прощальный взлёт): Сталин поголовно депортировал 15 народов и национальных групп – от корейцев с Дальнего Востока в середине 30-х годов до греков из Грузии в конце 40-х).
Возвращаюсь в 1938 год. Я выше уже упоминал, какое место большевики отвели религии – её подвергли беспрецедентному гонению. Священнослужителей или сразу расстреливали, или ссылали в лагеря, где они в большинстве своём погибали. Помните завещание Ленина? Культовые сооружения осквернялись, уродовались, превращали их в склады, конюшни и застенки для арестованных, но чаще всего их просто разрушали и разграбляли. Лютеранской кирхе города «повезло». С колокольни сорвали колокола и часы, а её саму разбили; зачем-то новых хозяев города раздражал и полусферический купол кирхи; его также снесли и уничтожили, но здание сохранили, превратив в Дом культуры завода "Коммунист". Видимо, руки не поднялись полностью уничтожить самое величественное в архитектурном отношении здание города.
Сыскные и карающие органы трудились ударно. «Врагов» находили повсюду и не только в среде служителей религии, но и среди верных ленинцев, интеллигенции, военных, рабочих, крестьян, студентов, домохозяек. Книг об этом периоде страны – масса, читайте. Не обошла стороной беда и Убертов. Февральской зимней ночью, если совсем точно – 19 февраля, в дом ворвались вооружённые энкаведешники, вытащили инвалида-старика с постели и с криком "руки вверх! к стенке!» набросились на деда и начали шарить по всему дому, переворачивая всё вверх дном, выискивая компромат. Искали долго, но не находилось у простого законопослушного советского инвалида-пенсионера, бывшего крестьянина-бедняка, а с 1898 г. рабочего, ни бомбы, ни пулемёта, ни гранаты, ни даже охотничьего ружья; не было и запретной литературы и листовок с призывом борьбы с советской властью. За разбоем в доме, дрожа от испуга, широко открытыми и залитыми слезами глазами наблюдали дети дедушки: дочь Мария, 20 лет, уборщица ФЗУ; дочь Анна, 19 лет, токарь завода «Коммунист»; дочь Маргарита, 14 лет, учащаяся; дочь Елизавета, 11 лет, учащаяся; дочь Екатерина, 8 лет, учащаяся; дочь Амалия, 2 года и моя бабушка, вторая жена деда c 1913 года, Роза Кондратьевна, 48 лет. Первая жена – Мария Коль – умерла в 1911 г., оставив ему трёх сыновей, которые к моменту ареста съехали, создав собственные семьи: Александр – слесарь МТС; Раймунт – пастух и Иван – рабочий ЧТЗ (Челябинский тракторный завод). Кроме того, свидетелями преступного произвола были мои отец, мама и я в утробе мамы.
Наконец, один из сыщиков восторженно воскликнул: "Ну вот, нашёл, что искал" и достал со дна сундука несколько религиозных книг. О... о, это был великий грех – прятать в сундуке библию и религиозный песенник, с таким мировым торжественным шедевром, как "Stille Nacht, heilige Nacht!"(«Тихая ночь, святая ночь!») и прозвучала команда: «Одевайся – ты арестован». В ходе обыска мой отец не сдержался и позволил себе сделать карателям замечание, что было фактически справедливо, но Боже, зачем он это сделал, зачем не сдержался – ведь этот гражданский поступок стоил ему жизни. Уводя деда, злобно пригрозили: "Ты у нас поговоришь!" и, действительно, часа через два вернулись, увели и его. Увели, как оказалось, навсегда. Сегодня трудно понять и представить, что уводили на смертную казнь ни в чём преступном не уличённом молодого рабочего, двадцатитрёхлетнего, только что женившегося парня, безгранично любящего не только свою молодую красавицу жену, но и потом – пропитанную родную землю, Волгу, футбол. Юноша мечтал стать сталинским соколом, а стал его трупом.
Продолжение следует…
Автор: Гарри УБЕРТ
Издание "Истоки" приглашает Вас на наш сайт, где есть много интересных и разнообразных публикаций!