Доброго времени суток, дамы и господа! Вот оно. Вот, к чему я так долго шёл. На повестке дня рассказ "Когда улетят ангелы" Джона Френча. И наш с вами взор сейчас коснётся... примарха Сангвиния :-) Итак, поехали!
Тяжело жить, когда знаешь о своей смерти?
Добро пожаловать на борт "Грозового Орла", дамы и господа. Обратите внимание на величественную фигуру, сидящую с закрытыми глазами. Воин погружён в собственные мысли, касающиеся настоящего и, конечно же, будущего. Сейчас, по его мнению, самые спокойные минуты. Минуты тишины. Только небеса, облака и ничего больше. Он не гордится тем, что должен сделать. Однако... ключевое слово в данном случае "должен".
Тишину нарушает одна фраза, обращённая к фигуре. "Милорд, мы в точке сброса". Это Алефео, Кровавый Ангел. Примарх открывает глаза и встаёт во весь свой исполинский рост. Он смотрит на собственное Воинство, что вскоре обрушит гнев на тех, кто позволил себе переступить черту. Великий Ангел обращает внимание на маску одного из легионес. Это посмертная маска, на которой изображено печальное лицо и пять капель крови на щеках. Одна из них смещена буквально на микрон, вторая потускнела. Сангвиний видит, что мастера, создавшего броню, побеспокоили. Его отвлекли буквально на секунду, из-за чего ритм сердца едва изменился и он допустил оплошность. Затем взор лидера Кровавых Ангелов вновь коснулся всех присутствующих. Он узрел страх. Легионес не испытывают страха, так всегда говорят. Испытывают. Эмоцию вырезать невозможно, спрятать очень глубоко и подавить — вполне. Примарх успокоился и вернул свои чувства в реальность. "Живых не оставлять".
С этими словами примарх отдаётся потоку воздуха и расправляет крылья. Он следит за тем, как сотни легионес, словно капли крови, падают вниз вместе с ним. Я надеюсь, дамы и господа, что вы тоже прыгнули, иначе самого интересного не увидите. Сангвиний вспоминает события, что предшествовали настоящему. Его разговор с генералом Гален. На её устах немой вопрос, почему Великий Ангел принял решение убить всех на этом Императором забытой планете. Лично примарх не присутствовал в бою, который прошла Гален. Но ему достаточно было лишь взглянуть на неё, дабы узреть случившееся. Запрещённое оружие, грави-мины. Цитата:
— Вопрос, на который вы хотите получить ответ, не в том, почему я настаиваю на такой мере, но как я могу совершить нечто подобное.
— Оружие, с которым мы намерены бороться, связанно с потусторонним миром, – сказала она ему.
— А я — творение Императора, Гален. Хотя я Его сын, я был сотворен, а не рожден. Я такой, каким Он создал меня. Создал для выполнения задачи в интересах человечества.
— Но совершая подобное, как мы можем заявлять, что мы лучше, чем люди, которых хотим вывести к свету?
— Мы не можем. Вы и человечество можете притязать на свет, который останется после нашего ухода, но я могу только утверждать, что знаю свою природу. И даже в мифах прошлого, ангелов создавали не для добрых дел.
Продолжаем падать навстречу силовым полям. Спустя некоторое время местные средства ПВО начинают огонь по нам, но значения сей шаг уже не имеет. Первый удар, само собой, наносит примарх. Он бьёт копьём прямо в лоб безымянного солдата, предварительно увидев всю его жизнь. То, что он раньше не был солдатом. И то, как он впервые убил. Больше воин этого не сделает. Взмахнув огромными крыльями при приземлении, Сангвиний ступил на землю. И вновь предался воспоминаниям, нанося точные удары своим оружием. Великий Ангел думал об Алефео, что сообщил ему о готовности к высадке в самом начале. Примарх помнил, как тихо стоял за его спиной, глядя, как командир Второго Ангельского Воинства выводит на пергаменте надписи на мёртвом языке. Цитата:
— Я отдал приказ о децимации. Ранее приведенное к согласию население будет расселено по Империуму. Прибудут другие и создадут новые города под этим солнцем. Но эти и всё, что они сотворили здесь, будет уничтожено. Их имена будут вычеркнуты, а города стерты с лица земли.
— Это было предопределено, как только они использовали подобное оружие, — помедлив секунду, Алефео кивнул.
— Приговор требует большего, – сказал Сангвиний.
Алефео замер, а потом повернулся к чашам с водой, которые использовал для очистки кисти. Он начал сливать воду в грубый глиняный кувшин. В брызгах кружила черная краска.
— Мы все должны нести бремя своей природы, — сказал Алефео, не поднимая головы и сливая краску и воду из шестой чаши.
— Должны. Это ужасно — быть носителем ярости просвещенной эпохи.
Алефео повернулся, когда услышал тихий звон металла о каменный пол.
У ног Сангвиния лежал шлем. На Алефео пустыми глазами смотрело безмятежное лицо, отлитое в тусклом серебре. Ее щеки отмечали капли слез, а макушку венчал лучистый ореол. Это была посмертная маска, созданная умирающим братом легиона в последние часы его жизни, а затем отлитая в серебре. Такие носили только те, кто отказывался от своих имен и служил в рядах разрушителей легиона. Скрыть лицо под такой маской означало принять бремя жестокости, необходимого зла в эпоху просвещения и войны. Это бремя разделяли все в легионе, принимая и оставляя его после выполнения задания.
— Я назначу тебя Господством Воинства разрушения, — сказал Сангвиний.
Алефео посмотрел на шлем, но не подобрал его. Он все еще держал в руках седьмую чашу с водой. Поверхность жидкости была зеркально-гладкой.
— Конечно, милорд, — сказал воин, контролируя свой голос.
— В этой миссии ты не будешь собой, мой сын. Ты станешь своей задачей. Алефео умрет на то время, пока твои руки будут заняты делом.
— Но вы всегда остаетесь самим собой, милорд. Если я должен участвовать в этом, почему мне даровано прощение анонимностью, в то время как вам — нет?
Ангел улыбнулся, и на лице мелькнула боль. Его выражение в равной степени демонстрировало любовь и печаль.
— Вы все созданы из людей, мой сын. Я — нет. Я не могу отбросить тьму, которую мы должны нести. Она — это я. В тени моих крыльев увядает жизнь, а земля пропитывается кровью.
Алефео склонил голову и опустился на колени, чтобы взять шлем. Затем он встал, продолжая сжимать в другой руке чашу с окрашенной черным водой.
— Я стану смертью, – сказал он и вылил содержимое седьмой чаши на каменный пол.
Вернувшись в реальность (вы там можете ещё почилить, но особо не задерживайтесь), Великий Ангел увидел, как его сыновья разбрасывают гранаты. Фосфекс. Смерть наступит не сейчас, позже. Кровавые Ангелы с высоты обстреливают ключевые точки радиационными ракетами. Примарх начинает ощущать солёный привкус урана и бария в воздухе. Услышав стоны и лязг металла за спиной, Сангвиний оборачивается. Вы смотрели "Человеческую Многоножку"? Ну вот что-то типа этого, только в доспехах. Местные ученые слили целые семьи в одно целое. Эта... тварь представляет из себя одновременно отца, мать и детей. У неё много голов, нервная система соединена, и они кричат... Здесь их зовут "киборгами". Примарх бросает копьё в одного из них, убивая на месте. Стремительно подлетев и выдернув оружие, он направляет его во вторую тварь, третью...
Силовые поля падали, уступив дорогу штурмовым кораблям. Ещё больше Ангелов с серебряными масками вместо лиц устремляются в атаку.
Я не останавливаюсь. Я в толпе людей, выскочивших на улицы, поднимаю и швыряю их в огонь, раскалываю их броню, кружусь, пронзаю, режу. И я не медлю, не останавливаюсь, чтобы подумать. Охваченные огнем приговоренные с выкипевшими глазами вслепую бегут от меня. Я мимоходом лишаю их жизни. Я даже не ощущаю удары копий. Стрелковый огонь из домов рвет мои крылья. Кровь отмечает мой путь, кровь бойни. Я не жив, я не живое существо. Я просто кара. Я – смерть. И сейчас я не чувствую сожаления.
И, тем не менее, Сангвиний вновь предался воспоминаниям. О Хорусе.
Куда? Не смешите летописца Ксена, у нас ещё даже Ересь не началась :-) Нет, примарх действительно вспомнил о Хорусе. О шахматном поединке между ними, если быть точнее. Ну... видоизменённые шахматы, суть осталась той же. Вот они сидят в "домашней одежде" и... чёрт, да это самая настоящая дружба. Примархи искренне наслаждаются компанией друг друга. Пить отвратительное вино, подогнанное Луперкалем, биться в шахматишки, разговаривать — что может быть лучше? Ещё одна цитата:
— Хорошо, что ты думаешь, будто можешь дать мне преимущество и выиграть, — сказал Хорус, ставя кубок рядом с кубком Сангвиния.
— О, я знаю, что могу выиграть, брат. Мне просто нравится наблюдать за тем, что ты думаешь, будто тоже можешь выиграть.— Тебя что-то тревожит, — молвил Хорус. Глаза Сангвиния оторвались от доски. Хмурый взгляд исказил совершенство его лица.
— Как и тебя, – ответил Ангел, взяв одну за другой две фигуры.
— Верно, – согласился Хорус. — Но я спросил первым. Старый вопрос?
Сангвиний кивнул.
— Парадокс нашего существования. Хотя это не парадокс — просто факт. Мы существуем, чтобы уничтожать и таким образом мы творим, — Луперкаль вновь окинул взглядом доску.
— И что же мы должны уничтожить? – спросил Сангвиний.
— Трагедии, потребности, жертвы — все, что придет, будет значимее утраченного.
— А ты, мой брат? — спросил Сангвиний. — Твоя звезда сияет все ярче и ярче. Твои сыновья чтят тебя, становясь образцами для всех. Наш отец призывает тебя на войне и совете чаще любого другого… — Хорус не отрывал взгляда от доски. Он протянул руку и положил палец на черного принца. — И все же ты встревожен.
Луперкаль поднял глаза, на миг его взгляд стал мрачным и жестким, а затем он покачал головой.
— Нет. Дело в вопросах. Они — часть понимания, часть мудрости.
— А если они остаются без ответа? — спросил Сангвиний. — Я вижу это, Хорус. Чувствую. Тебя что-то гложет.
— Мы создаем будущее. Мы творим его кровью, идеями, символами и словами. Кровь — наша, а мы — символы. Но идеи? Отец хоть раз говорил с тобой о будущем?
— Много раз, и гораздо чаще с тобой.
— Он говорил об идеях единства и человечества в общих чертах, но он хоть раз сказал, что случиться между кровавым настоящим и тем золотым временем?
На лицо Сангвиния легла хмурая тень.
— Размышления о подобных вещах не пойдут на пользу, брат.
Луперкаль улыбнулся.
— Настоящее далеко до завершения, Хорус, а будущее хранит много печалей и много почестей. Звезды остаются дикими и незавоеванными.
— Что случится после этого? Что будет с ангелами после сотворения нового рая?
Гор взял черного принца и сделал ход. Ангел посмотрел на доску и опрокинул своего красного короля.
— Еще сыграем? — спросил Луперкаль.
Сангвиний улыбнулся, его хмурый вид рассеялся, как облака с лика солнца.
— Всенепременно. Думаю, ты можешь играть даже лучше.
Я ещё раз прошу прощения за чрезмерное цитирование. Если Инквизиция скажет, что я перегнул палку, постараюсь порезать. Однако... Хм, все эти слова, написанные господином Френчем, важны для понимания и Хоруса, и Сангвиния. Так мне кажется, во всяком случае. Вернёмся на поле боя. На котором, впрочем, мало что сохранилось. Сам Великий Ангел выглядит неважно: весь в крови, копоти, от золотого цвета на доспехах не осталось и следа. Роскошная шевелюра сгорела, сделав примарха лысым, кожа на теле пузырится от радиации. Сзади Сангвиния приземляется Алефео.
Его серебряная маска не выражает никаких эмоций, кроме печали. Он с горечью сообщает, что всё кончилось. Примарх, с грустью опуская голову, вторит его словам "всё кончилось". А затем, расправив крылья, взлетает.
Не разочарован. Я ведь писал статью про Сангвиния когда-то давно и уже тогда он вызвал интерес. Информации, конечно, маловато, однако именно мне осуждать его не хочется. Просто... если смотреть с позиции "пришёл Император к народу, что жил себе спокойно, и захотел привести его к Согласию. Народ отказался, тогда Возлюбленный Всеми заставил их это сделать", то виноваты все в Империуме. Каждый, кто приводил к Согласию силой и кровью. И тогда человечество выставлено в дурном свете и, как бы, самое время выбрать другую расу для обожания. Но у каждой из рас есть свои приколы, непогрешимых нет. Разве что орки, лол.
Так... Делаем небольшой перерыв, мне нужно время на изучение новой литературы, а затем я вернусь. Благодарю вас за внимание и интерес!
Список связанных статей:
Цикл "Ересь Хоруса", рассказ "Чемпион Клятв". Впечатления.
Цикл "Ересь Хоруса", аудиорассказ "Железо и камень". Впечатления;
Цикл "Ересь Хоруса", рассказ "Зодчий Императора". Впечатления.
