Шурочка Огурцова, облаченная в стилизованную тунику, спускалась на пляж с достоинством римской матроны. Огромный Альмирос, насколько хватало глаз, был совершенно пуст и принадлежал исключительно ей.
Шурочка вдохнула всей грудью морской воздух и почувствовала уже привычный восторг. От великолепия Крита, любви к жизни вообще и себе, умнице, в частности. Несмотря на опасения родных, она была жива, здорова и благополучна, как никогда в жизни!
— Здоровье мое — чудесно, в семье и работе — успешна, все и всегда обязательно в жизни моей — замечательно! — распевала она в полный голос мантру собственного производства, выбирая, где бы расположиться.
Повесив плохонький (синтетика!), но броский наряд среди деревьев, которыми заканчивался пляж, лениво побрела ближе к морю. Искупавшись, решила поменять дислокацию, сделала это не единожды, и в итоге отошла далеко от одежды. Но идти за ней было лень, да и Крит — беспроблемный в плане преступности. Кроме того, яркая тряпочка гордо реяла на ветру в пределах видимости.
В общем, заморачиваться было решительно нечем. Огурцова и не заморачивалась, периодически посматривая на свой «флаг». Подняв голову очередной раз, увидела гостей: молодая женщина и маленький мальчик нога за ногу шли к ее роще со стороны соседнего элитного отеля. Шура удивилась:
— И чего это тащить малыша в кусты? Вон у них какой пляж — благоустроенный, даже с детской площадкой.
Но, как говорится, хозяин — барин, и Шура снова углубилась в чтение.
Когда она опять глянула вдаль, мамаша зашла в ободранную кабинку для переодевания, а малыш сосредоточенно ковырялся в песочке рядом. Огурцова недоумевала:
— Господя, своих кабинок — валом, а ей понадобилась эта! — и снова занялась детективом.
Солнце припекало, Шурочка поплавала и вернулась к своему полотенцу. Умащиваясь поудобнее, заметила, что странное семейство неспешно возвращается к себе. По инерции скользнула взглядом по «флагу», но... его там не наблюдалось...
Шурочка помотала головой и зажмурилась, бормоча под нос:
— А надевай шапочку, Огурцова! Это ж — Греция, перегреться — раз плюнуть! Вот и фокус уже не наводится!
Она открыла глаза, навела фокус: одежды не было.
— Что за черт! — думала Шура уже на бегу, — куда она могла деться?
Смутная надежда на ветер не оправдалась: ближайший кустарник был обследован тщательно и безрезультатно.
Мама с сыном почти добрели до своей территории. В руках у женщины был маленький пластиковый пакет.
— Для игрушек сына, — машинально отметила Шура, уже резво трусившая за ними.
Зачем она это делает, Огурцова не знала. Мать была абсолютно вне подозрений, но больше бежать было просто не за кем...
— И куда ты летишь? И что собираешься делать? Вежливо спросить, не украла ли она — ну чисто случайно! — твою одежду? Кстати, на 2 размера меньше нужного! А как на английском «украсть»? — мысли проносились лихорадочно и непродуктивно.
Она так ничего и не придумала, неумолимо нагоняя... не подозреваемых. Женщина спокойно помахивала пакетиком. Шурочка жгла его взглядом, и в какой-то момент через полупрозрачный бок мелькнул знакомый яркий узорчик.
— Женщина!!! — на русском завопила Огурцова, забыв от возмущения о языковых тонкостях.
Та спокойно повернулась и молча уставилась на Шурочку большими коровьими глазами.
— Там лежит моя одежда! — взбешенная собственница ткнула пальцем в пакет, — дайте-ка мне его!
Женщина беспрекословно отдала, а Шура начала паниковать: в пакете действительно лежали игрушки. Не представляя, что лепетать в свое оправдание, Огурцова решила рыть до конца! Пакет казался бездонным: под игрушками было полотенце, под ним — книга, потом — какая-то косынка, и только на самом дне — у нее отлегло от сердца, — действительно она, родная туника!!!
Шура схватила ее и заорала на мамашу:
— Вы обалдели? Зачем брать чужие вещи? Чему Вы учите своего ребенка? — и они обе посмотрели на малыша. Тот с интересом разглядывал громкую тетю.
Огурцова резко закрыла рот. А «виновница торжества» его так и не открыла. Она собрала вещи, взяла сынишку за руку и неторопливо зашагала с пляжа.
Но праведный гнев Огурцовой требовал выхода. Под раздачу попал молодой грек, дежуривший в пункте проката катамаранов.
Потрясая у него перед носом «отбитым» добром, Шура заявила на английском:
— Вы должны быть внимательны! Эта женщина взяла мое платье!
Наверное, вышло не совсем то, что она хотела сказать, потому что грек сначала задумался. Потом, уловив-таки суть, спросил, для верности указав на рюкзак:
— В сумке?
— Нет, — честно ответила Шура, — на дереве.
Грек красноречиво развел руками, давая понять, что дерево — достояние общее. Как и то, что на нем растет. Ну, или висит.
И все-таки Александра Огурцова неимоверно гордилась собой:
— Ай да молодец! Не важно, что этой тряпке — грош цена в базарный день! Тут дело принципа: никто не имеет права посягать на личную собственность!
Самолюбование длилось недолго. Она сникла, добежав до своих вещей: просто на полотенце, бери не хочу, лежали рядышком мобильник и ридер. А в сумке, что валялась тут же, — кошелек с валютой и ключ от квартиры, где деньги лежат...
Шурочка посмотрела на эту картину Репина, вздохнула и подумала:
— Хорошо, что она работала не в паре...