Совсем не странно, что война — тебя одела не по моде.
Еще бодришься старина, все дни проводишь на работе,
По выходным играешь в дарц, с внучком
Иль нянчишь куклу внучки…
И на порог по вечерам
Выносишь корм дворовой сучке.
С женою редко в магазин, под жу-жу-жу соседки Зины,
А там посуда, тюль, сатин и эти, чертовы, гардины.
Лишь раз в году, а может два,
Едва встречая сослуживца,
Под рюмку водки иль пивка,
Воспоминаний вереницы,
И смех, и грусть наверняка…
И снова молодость в глазах:-А помнишь, как скатился с бака,
Как пек картошку на кострах и тискал в тихаря Натаху,
— А помнишь лысый командир подпил и получил поленом,
Простился с ухом и хрепел… ну ухо, ухо же, халера!
Тащите ухо в медсанчасть, авось приляпают как могут,
Так и прозвАли «Рваный ух», а помнишь… помнишь ты этот гогот…
Как брали Гойское село… тогда… в чеченскую, в апреле…
Как погибали пацаны, а командиры лишь тупели…
Как распознать пытались их, что было, в целом, невозможно,
А распознав, давили крик,
И вкладывали осторожно
Между зубов бумажный ник…
Совсем не странно, что война — тебе подчас дает по морде.
Уже не молод старина, и меньше лиц в знакомой роте,
И больше юмора во снах…