Найти тему
Стакан молока

Фантазёр

– И вот, значит, летим мы над джунглями, зенитный огонь стеной, у нас двое не выдержали и прямо из машины на землю. Жуть!

– Долетели?

– Долетели... Все в дырках, вертушка в хлам, чудом винты не отвалились.

– Петрович, а не подзаливаешь?

– А что мне заливать, езжай вон в военкомат и спроси. Там все это у них зафиксировано, как говорится. Родина помнит! Проверяй!

Рассказ // На илл.: Художник Джозеф Лорассо
Рассказ // На илл.: Художник Джозеф Лорассо

Но Петр Петрович заливал, и заливал так, что баки не выдерживали. Особенно после первой выпитой бутылки. Тогда он входил в какой-то особый вкус, даже экстаз и рассказы сыпались как из мешка горох. Смешивалось все: и война во Вьетнаме, куда он попал по специальному распоряжению и был дислоцирован к месту боевых действий прямо из строительного батальона, в котором служил водителем, и работа геологом на дальнем севере, и тайная поездка в Голландию, опять же по поручению «свыше», географическое расположение которой он и предположить не мог, и бесконечные предложения поработать «там» и много-много чего еще.

Петровичу было тридцать семь лет, он был среднего роста, крепкий в плечах и совершенно рыжий. Рыжим было все: волосы, усы, за которыми он следил как за чем-то ему самым дорогим, брови, ресницы. И даже иногда казалось, что при определенном освещении и кожа на теле у него была рыжей. Он был женат, имел двоих детей, таких же рыжих, как и он сам, и работал в местном колхозе водителем грузовика. В деревне его уважали, был он человеком безотказным и скорым на помощь. Страдал он лишь единственным недостатком: при первом же попадании спиртного внутрь тут же начинал исторгать из себя всевозможные истории, которых на самом деле никогда не существовало. Собственно, и недостатком этом назвать было нельзя, скорее чудачеством. Причина, по которой он так поступал, была скрыта и от него самого. Стыдился же он потом своих опусов, уже на трезвую голову, больше всего на свете.

– Петрович, но ты даешь, – начинал обычно Иваныч, механик колхозного гаража, после очередной совместной попойки, пожилой человек и единственный в колхозе, кто к рассказам Петровича относился более-менее серьезно, – везде успел побывать. Шустрый какой.

Петрович, после такого заявления Иваныча как-то по-особенному вытягивался, потом хрустел пальцами, крутил шеей, кривил лицо, будто только что выпил прокисший компот и быстро старался перевести тему.

– Слушай, Иваныч, вторая опять вылетает, посмотри, а то мне в райцентр завтра ехать. Встану еще.

– Посмотрю. Вот прям сейчас и посмотрю.

Иваныч хоть и мог отвлечься на что-то еще, что не касалось жизни гаража, но только так, вскользь. Но как только дело касалось поломки какой-нибудь машины, Иваныч забывал обо всем и опрометью несся к «больному», как он сам называл сломавшийся аппарат. Вот и в этот раз, забыв суть разговора с Петровичем, тут же, взяв у него ключи, зашагал в сторону машины, а Петрович, оставшись доволен такой своей хитростью, уселся на металлическую скамью, достал пачку сигарет «Ватра», вынул сигарету, закурил, и стал наслаждаться горьковатым дымом.

2

Жена Петровича, Ленка Лопатина, любила мужа больше всего на свете. Души в нем не чаяла. Как увидела его, так сразу и влюбилась, прикипела.

– Ну все, Наташка, – делилась она со своей подругой, – сердце крутит винтами, как у моряков, вот только и дышу им.

– Ну ты даешь подруга, один раз потанцевала и все, что ли, любовь?

– Любовь… Это не любовь, это судьба, Наташка. Любовь это у вас с Димкой, ревнуете друг друга к каждому столбу, да ругаетесь потом до утра. А я вот своему Петеньке слова поперек не скажу в жизнь. Вот так любить буду, – и Ленка прижала сжатый кулачок к груди.

– Это ты сейчас так говоришь, а сойдетесь и все, ахтунг. Пилить будешь его похлеще, чем на пилораме. Он же у тебя такой, с чудинкой. Судьба... Дурость, да причем неспелая.

Но Ленка свое обещание выполнила. Не то что слова, мысли против своего Петеньки не имела. Да Петр Петрович и не давал повода. Домой всегда возвращался в срок, любил побаловать и жену, и детей разными сладостями, привезенными из райцентра. Да и выпивал он, в отличие от других мужиков, редко. Знала она и о его чудачестве, но воспринимала это без капли иронии, просто как детскую шалость. Хотя и сама не раз становилась невольным слушателем похождений своего мужа.

Но однажды, произошел случай, который изменил и Ленку, и её мужа.

3

Была в арсенале Петровича одна история, которая действительно была и в которой Петр Петрович выступал самым настоящим героем. Но по определённым обстоятельствам об этой истории не знал никто. Да Петрович никому и не рассказывал.

Будучи на военной службе в строительном батальоне, ушел как-то Петрович в самоволку. Дело было в апреле. Начальство в части отсутствовало – то ли объект для стройки очередной уехало смотреть, то ли еще куда-то. Весеннее солнце проснувшимся теплом пекло голову, а вместе с тем внушало разные мысли. И Петрович решился. До города было рукой подать.

– Погуляем, на жизнь гражданскую посмотрим и опять в часть, – стал он уговаривать своего друга Андрюху Романова. – Ведь ходили же уже.

– Ладно, уговорил. Пойдем. Только давай постараемся к ночи вернуться.

– Да вернемся мы, мы не переживай.

Город манил весенними красками, таявшим снегом, теплом и прекрасным полом. Расстегнув верхние пуговицы кителя, беглецы гордо всматривались в лица всех проходивших мимо девушек. И солдатское очарование не заставило себя долго ждать. Пошли знакомства, разговоры, а после и горячительные напитки, и к вечеру оба товарища были в полной алкогольной абстракции. А через какое-то время и вовсе потеряли друг друга.

Очнулся Петрович на краю города. Безнадежно покричав «Андрюх» и определив точно свое место положение, побрел в сторону части. И вот, проходя через мост, он услышал едва различимые в вечерней тишине всхлипы. Встал всматриваться с моста в еще не совсем растаявшую реку. И вдруг ясно увидел в нескольких метрах от берега человека. Он быстро сбежал вниз, к нужному месту, и теперь сомнений не осталось. Кто-то пытался держаться за бревно, оставшееся после какого-то старого сооружения, но постоянно соскальзывал и погружался в воду.

– Эй! Ты там чего? – от неожиданности произнес Петрович, но в ответ лишь услышал тихое покашливание.

Делать было нечего. Сняв с себя верхнюю одежду, Петрович кинулся в ледяную воду. Через минуту он уже держал незнакомого человека за шиворот и пытался выплыть к отмели. Обратный путь оказался намного сложнее, но деревенская закалка Петровича не подвела. По весне, когда ходили на щук, ему не раз выпадало оказаться в воде, вместе с разбитым льдом и уловом. Через какое-то время он был на берегу.

– Ты кто? Почему оказался в воде?

Но вопрошаемый был нем как рыба. Он дрожал не только всем своим тощим телом, но также и все внутренности его тряслись как старая бричка.

Петрович, недолго думая, стянул с него верхнюю одежду, надел свой китель, быстро оделся сам, взвалил его на плечо и стал подниматься на мост. Спасаемый им человек, к счастью, оказался легким и уже скоро они стояли на мосту. Мост был центром дороги между городом и частью. Петрович не стал думать и через секунду уже трусцой, сам изрядно замерзнув, бежал в сторону города. Через короткое время он понял, что спасаемый находится ровно в том же состоянии, в котором находился весь вечер и сам Петрович.

Остановилась встречная машина.

– У вас что-то случилось? – спросил водитель.

– Да вот человека из реки вынул, боюсь замерзнет.

– А ну давай в машину ко мне быстро, тут рядом больница.

Довезли до больницы. Выбежавшие медики принялись приводить в чувство несостоявшегося утопленника, а Петрович, забрав свой китель, и не дожидаясь никаких благодарностей, поспешил в свою часть. Добрался до нее он к утру и был несказанно обрадован, когда понял, что его самоволка осталась нераскрытой.

Рассказывать о своем ночном подвиге не имело никакого смысла, так это означало одно – признаться в самовольном оставлении части. Постепенно история стала затираться в его памяти. На гражданке он тоже не стал об этом рассказывать – хватало разных историй, услышанных им за время службы.

4

И вот как-то после Пасхи, изрядно подпив, Петрович в кругу компании сыпал очередными историями. Стояли майские праздники, поэтому пили много, шумно. Петровича то и дело перебивали, отвлекаясь на более реальные обстоятельства.

– Да и к Ваське на пупок вас, – обиделся Петрович и решил пойти к единственному слушателю, который точно все дослушает, – своей жене. Пока шел, немного протрезвел. Что-то томное спустилось внутрь. Что-то там ерзало. То ли недослушанные истории, то ли недопитая водка, то ли еще что-то.

Зашел в дом, умылся, сел за стол. Встала Ленка.

– Ты чего, Петя?

– Да ничего, так. Ребята лишку дали, хлопотно с ними. Решил дома посидеть малость.

Ленка тоже присела рядом. Какое-то время сидели молча, потом Петрович встал, прошелся несколько раз туда и обратно по комнате. Посмотрел на Ленку. Взял табуретку и сел к печке. Закурил.

– Понимаешь, – никогда ведь никому не говорил, а тебе вот хочу сказать.

– Ну так скажи, Петя.

– Понимаешь, – опять повторился Петрович, – я ведь человека когда-то спас. И даже не знаю, как его зовут. Из ледяной воды вытащил. На плечах с ним с километр бежал. И ничего, ни наград, ни благодарностей. Да и не знает никто. Да мне и не надо. Не простил бы себя, если бы не спас. Понимаешь?

– Понимаю, Петенька, понимаю, – и Ленка, подойдя к мужу, нежно его обняла, – все я понимаю, фантазёр ты мой.

Петрович с минуту стоял в нерешительности. Смысл слова, которое изрекла его супруга, медленно, подобно змее, проникал внутрь его. Уходил хмель, все как-то стягивалось, начинало дрожать, источать необъяснимую боль.

– Что? – отпрянув от супруги и заглянув ей в глаза, произнес Петрович. Потом взяв ей за плечи, и изрядно дернув, повторил:

– Что ты сказала?

Ленка, опешив, смотрела на своего мужа и не могла понять такой реакции. Да и не видела она его никогда таким.

– Петя, ты что?

Но Петрович ничего не ответил. Он только хлопнул дверью и вышел. Вернулся он на следующий день, к вечеру. Уже в обычном своем состоянии. Только с тех пор, сколько бы он не выпил, из него было сложно и слово выбить, не то что бы историю. А Ленка стала подозрительной. Ругала, вспоминала все его чудачества и часто, встав у него на пути, говорила:

– Ну что, фантазёр, ругать меня будешь?

Петрович чесал свою рыжую шевелюру, хрустел пальцами, вертел головой, вздыхал и молча шел к печке курить…

Tags: Проза Project: Moloko Author: Акинин Павел

Книга "Мёд жизни" здесь и здесь