Каждый провинциальный театр знает, что такое выездные спектакли – «выезда». На них ездили с советских лет. По лагерям, по санаториям, по сельским клубам... Возили и вечерние, и детские спектакли, гримировались в душевых и сарайчиках, играли и в полутемных актовых залах, и на летних верандах. Уставали, ехали по бездорожью, приезжали за полночь... Но не теряли бодрости и присутствия духа!
Потом время изменилось. Обрушился строй. Дотации перестали поступать. Многие театры перешли на вынужденную самоокупаемость – да, неполную, зачастую и негласную. И «выезда» приобрели особую роль. Артисты провинциального театра загружались в какой-нибудь раздолбанный служебный «Пазик» и весело, голодно и с ветерком ехали «на калым» – добывать деньги себе и театру.
Приняты выезда и сейчас. И, конечно, у каждой труппы есть свои истории, связанные с такими поездками. Несколько баек, которые я сейчас расскажу, я слышала от коллег из разных городов, в том числе и из нашего.
Страшная святочная история
Отыграли последнюю сказку. Смеркается. Театральный автобус застрял где-то на междугородней трассе. Водитель посылает двух наименее усталых артистов прогуляться за водой – где-то здесь он проезжал мимо колонки!
Переглянувшись, гонцы лезут в автобус за костюмами из спектакля. Гулять так гулять, ведь правда?
В ту ночь некоторые водители, проезжавшие по трассе, бросили вредные привычки. Потому что они видели, как по обочине бредут, покачивая белоснежными крыльями, два понурых ангела с канистрами.
Виртуоз
А вот эта история – действительно страшная, но с хорошим концом!
Усталые актеры дремлют после позднего выезда. Автобус несется, покачиваясь, по ровной дороге.
И вдруг – светопреставление. Водитель резко сдает назад. Актеры с криками и бранью валятся друг на друга куда-то к задним сиденьям.
Оказывается, водитель... поставил автобус «на попа». На заднюю часть кузова*.
Не успевают актеры как следует это осознать и осыпать водителя, скажем так, упреками, как прямо перед вставшим вертикально днищем автобуса из-за поворота на страшной скорости проносится грузовик. Если бы автобус не поднялся «на дыбы», его бы снесло вместе со всеми пассажирами. В считанные доли секунды водитель увидел угрозу и сообразил, что делать. А артисты в салоне отделались ссадинами, ушибами, парой вывихов и испугом.
С тех пор этого водителя в театре носят на руках. И, к большому счастью, только фигурально.
Звери на улице.
Если столько хлопот с летними выездами, то нетрудно представить, каково ездить зимой. А ведь та же новогодняя кампания, в просторечии «ёлки», наполовину проходит «на колесах».
Декабрь. Выездная бригада весь день колесит по области со сказками. И тут в кабине водителя без видимой причины вываливается боковое стекло. На дворе зима. Доехать без обморожения невозможно.
И тогда костюмер одевает водителя в самое теплое, что есть под рукой. Теперь водитель спасен, только вот глаза у людей во встречных машинах становятся квадратными.
Потому что за рулём «пазика» сидит человек в ростовом костюме медведя.
Ну и последняя история, которая произошла в самом начале девяностых, –
«Жадина-говядина, соленый огурец...»
Поздно вечером усталые, промерзшие и голодные актеры возвращаются с выезда.
Когда я говорю «голодные», я имею в виду, что поужинают не все. Когда я говорю «промерзшие», это значит, что в автобусе намертво отрубилась печка и в ближайшее время работать не будет. Когда я говорю «усталые», это значит, что они отпахали за день столько сказок, что у Шахерезады бы язык завязался узлом, если бы она вздумала в один день столько рассказать.
Это сейчас директора строго следят за соблюдением трудовых норм и количеством сыгранных «на выезде» спектаклей. А в девяностые и немного в начале нулевых, когда «выездами» кормилась вся театральная периферия, на это смотрели сквозь пальцы.
Когда автобус проезжает одну из деревень, молодая актриса, – допустим, Катя, – просит остановиться. Родители должны принести ей к автобусу сумку со «свойской» едой. И приносят.
– Кать, поделишься? – подкалывают актеры.
– Нет! – отвечает Катя.
Дальше едут под запах еды из катиной сумки, урчание животов и клацанье зубов. Но хотя бы с последним можно справиться: у кого-то из служб находится некий согревающий, по слухам, напиток (не осуждай меня, яндекс.дзен!).
Обычно артистов представляют людьми отвязными и склонными к чаду кутежа. Но эти артисты, вероятно, какие-то неправильные: они опасливо смотрят на сосуд с напитком. С одной стороны, им хочется согреться, да и не так много той жидкости на целый автобус... с другой – на голодный желудок все-таки как-то боязно.
Самый веселый среди молодежи, – скажем, Сергей, – заводит разговор:
– Кать, а вон у тебя там банка соленых огурчиков торчит...
– Нет, – отвечает непреклонная Катя.
– Ну у тебя еще столько всего, дай огурчика!
– Не дам, – отрезает Катя и лезет в сумку, чтобы запихать банку поглубже.
В это время автобус совершает объездной маневр. Банка вырывается из слабых девичьих пальцев и вдребезги разбивается об пол. Instant karma, как сказали бы мои студенты.
Наступает траурное молчание. Его прерывает голос Сережи:
– Кать! Ну хоть теперь-то огурцы брать можно?
Постскриптум. Кстати, Катя в театре не прижилась. И нет, её не травили в коллективе, её даже любили, но мораль очевидна: читатель! судьба благосклонна к тому, кто не пожалеет огурца для страждущего товарища своего.
***
На сегодня всё. Спасибо, что прочитали! И, как водится, если вам понравилось, – поддержите меня лайками и подпиской, друзья!
_________________
* да, я уточняла, у автобуса это действительно называется кузов.
--
<<Следующий пост | Предыдущий пост>>
Удобный путеводитель по моим постам - здесь . Подписывайтесь на мой канал здесь или в телеграме и получайте больше историй о театре и кино!Ну и как же без бан-политики: вся информация о ней – вот тут))