На днях опубликовала текст про то, что во все эти детские и прочие воспоминания уходят не для того, чтобы переложить ответственность с себя на несправедливый мир и злые обстоятельства, а за уважением к себе, к своей личной истории, к защитным механизмам, которые помогли, как минимум сохранить психику, а иногда и выжить. Оказалось, что без конкретных примеров понятно немногим. Поэтому сегодня о том же, но с примерами.
Иногда проблемы решаются легко и быстро. Просто берёшь и делаешь. Или не делаешь. Конечно, требуется время, усилия, но нет этого застревания во внутреннем конфликте, где ты уже сто раз решил, как и что делать или не делать, но что-то никак не выходит, не получается.
К примеру, ты сорокалетний мужчина, примерный семьянин, прекрасный работник, отличный друг, но в любой сложной и непонятной ситуации делаешь ноги с воплями: «Да, гребись оно всё конём!» Так себе поведение. Ставит под сомнение тебя и как мужа, отца и сына, и как друга, и как работника. Потому что в такие моменты становится очевидно, что на тебя невозможно положиться, что ты, вообще-то, предатель, бегущий с корабля, как какая-то крыса. Плохо таким быть. Отвратительно. И сам ты отвратителен. Пока неприятности были редкостью, оно и не так страшно было. А тут настала тёмная полоса, и всё – ты предстал во всей красе. Точнее, во всей своей плохости.
Разумеется, от такой плохой привычки хочется поскорее избавиться. Иногда даже что-то получается на силе воли, но чем сложнее ситуация, тем скорее ты бежишь. Отношения портятся, доверять тебе перестают. И сам ты себя постоянно ругаешь. Ведь тебе близки совсем другие идеалы. Ведь хочется быть надёжным, хочется быть опорой, хочется не сбегать трусливо, а справляться всем вместе, хочется, чтобы другие о тебе хорошо думали. И о себе самом хочется хорошо думать. Хочется, но не получается. Как бы ни старался, не получается.
Так-то ты даже знаешь, откуда в тебе эта мерзкая черта. Когда-то в детстве тебя била мама. В любой сложной и непонятной ситуации избивала. От бессилия. Потому, что не было у неё никаких сил со всеми этими ситуациями справляться. И злилась она, не желая сталкиваться с тщетностью. И хотелось ей на ручки и поддержки, а не что-то решать. А рядом был только ты, который не мог поддержать. И от этого злость усиливалась. Попадал под горячую руку. Рука была не их лёгких. Иногда ты после такого даже ходить мог с трудом. А потом ты сбежал. Просто взял и сбежал. До того, как начали бить. И стал сбегать всякий раз, спасаясь от избиений. Отсюда и привычка. Когда вырос и жил уже отдельно от мамы, пытался себя убедить, что бить больше никто и никогда не будет. А потом на тебя с кулаками накинулась девушка, от которой ты никак ничего подобного не ожидал. С тех пор так и живёшь.
Но мало ли, что там было, в этом детстве. Сейчас-то у тебя прекрасные друзья, любящая жена, дети, коллеги. Мать уже давно немощная и слабая. Зато ты силён и здоров. Точно никто не будет бить. Пора бы уже перестать бегать.
И вот ты всячески себя гнобишь, ругаешь, заставляешь, но это не работает. Ты всякий раз бежишь.
Но что если для начала признать, что привычка убегать не изъян, не показатель твоей плохости, а то, что тебя не раз спасало? Что если она говорит не о том, какой ты мерзкий, а о том, как мощны твои лапищи, раз ты не просто выжил в сложный период, но и сохранил психику? Что, если сначала признать себя героем и начать гордиться? И уже после бережно и аккуратно рассказывать той своей части, которая выжила только благодаря умению быстро сбежать, что сейчас всё, действительно, иначе, искать вместе с ней другие способы, а пока способы не найдены, максимально компенсировать этот, не самый актуальный?
Многие старики, пережившие голод войну, имели (а кто-то до сих пор имет) особые отношения с едой. Например, нельзя было выкидывать хлеб. Даже, если это уже крошечки, даже если покрылся плесенью, вообще, никогда нельзя. Или нужно было непременно всё доедать. Даже если наелся, даже если не понравился вкус. Через «не хочу».
Когда-то это позволило выжить. И помогало потом, в те же девяностые, которые для многих были голодными.
Для многих современных людей все эти привычки – странность и глупость. То, с чем нужно в себе бороться. Но когда речь заходит о людях того поколения, которому это реально спасло жизнь, даже молодёжь начинает относиться с пониманием, со снисхождением, с уважением. Потому что очевидно же, что такие отношения с едой не про плохость, а про героизм.
В обычной мирной жизни кажется, что такого быть не может. Какой там героизм? Какое мужество? Какая сила? Глупости. Разве можно сравнить бьющую маму и летящие снаряды?
Но суть в том, что бьющая мама тоже страшна. И вообще, для маленького и беззащитного ребёнка многое страшно и невыносимо. И если с этим невыносимым приходится столкнуться в одиночку, те механизмы, которые спасли, могут легко закрепиться надолго. И поди потом докажи тому маленькому ребёнку внутри, который всё помнит, что защищаться не от чего. Особенно, если он не раз во взрослой жизни убеждался, что есть, от чего.
Если единственной радостью в детстве была еда, если родители заботились только, когда кормили, сложно будет тому маленькому ребёнку внутри поверить в то, что можно перестать есть.
Если любили и принимали только тебя идеального, естественно стремление быть идеальным.
Если регулярно приходилось давать яростный отпор насилию, естественны теперь вспышки ярости.
Если стыдили, и, чтобы сохранить психику, приходилось соглашаться, нормально, что теперь всякий раз проваливаешься в стыд.
Эти «если» разнообразны. Как и способы выживания. Но все эти способы выживания достойны уважения и признания, что если бы не они, ты бы не выжил или сошёл с ума. И ты достоин уважения. Своего уважения. И бережного к себе отношения. И того, чтобы не унижать себя, не бить палкой, а заботиться, пока не получится поверить, что нет больше угрозы, пока не получится по-новому, пока не будет получаться по-новому всё чаще.
Это не о том, что другие должны носиться с твоими травмами в ущерб себе, это о том, как ты можешь бережно к себе и с уважением.
