Сапожник — это специалист, который требуется на каждом шагу. Нет местности, где бы вы не встречался представитель этой профессии. При описании её мы будем прибегать к старым терминам, которые в наше время уже и не услышишь, тем более, что рассказ основан на речевых оборотах тогдашних мастеров. «Подметки подкинуть», т. е. подбить, «каблучки справить», «носок приравнять», заплату подшить, дратвой (т. е. просмоленной бечевой) продернуть, на колодках потянуть, «футора (т. е. толстую кожаную подкладку под голенище сапог) вкрепить», деревянным гвоздем подбить, «поднаряд проверить», «стельги выкроить» и пр. — обычные термины сапожников того времени. «Обувники», как принято было еще их называть, бьл народ непоседливый. То он корпел в родной деревенской «чеботарне», то его встречали в мастерской хозяйчика большого города, то обращается он в «холодного», т. е. кочевого, уличного, не имеющего определенного помещения «стукача». Набив полный рот железных гвоздей, расправив на «собачьей ноге», т. е. на палке, имеющей железный загиб (носимой обычно на ремне через плечо), старый, истоптанный, с зияющими дырами, кажущийся на первый взгляд совершенно не пригодным, башмак бедняка-прохожего, набивал он на него бесконечные заплаты, вырезанные из обрезков, остатков кожи или из «овражины», т. е. из выброшенной в мусор обуви. И часто бросовую туфлю, ботинок или сапог он закрепит так ловко, что в пору сдать такую работу в музей реставрированных древностей. Он нужен каждому и горделиво сознает это. С серьезным видом он уславливался о цене, авторитетно советовал и давал указания специалиста! Он уважает свое маленькое, «хлебное» ремесло. Сапожнику хорошо знакома власть хозяина с детства, со времен ученичества он знает силу хозяйской руки; он привык жить и в недостатке, и в временном незначительном довольстве, и в совершенно безвыходных условиях. Про него говорили, что он злоупотребляет вином, любит полениться и «пошататься без дел».
А подробный производственный процесс шитья обыкновенных сапог представлялся в следующем порядке:
Вначале кожу распаривали, «разрыхляли» в теплой воде и «тянули» гвоздями на «вытяжной доске». Высушенную на печке или на солнце кожу «заминали», мяли вручную с помощью «быков» и основательно «дегтярили», т. е. промазывали дегтем. Выкроив по «мере», «ладили», шили голенища, «поднаряд», «задники», «тянули» клещами на колодку, вшивали «стельгу», притачивали подошву, набивали подметки, строчили или «ладили» задники и «накрепляли» каблук. Для любителей ставили еще железную подковку. После этого следовали: «обряд», «зачистка», «выгон», отделка начисто, завершавшаяся «скоблением» рашпилем, полировкой и «покрышкой» лаком. Туфли, «щиблеты», «чахчуры», «поршни», «калижки», «уледи» и ботинки имели, конечно, каждый свою, несколько иную, промысловую историю. Обычные, рядовые материалы сапожника были: «полувал», «яловка», «выросток однопарный», кожи которого хватало только на одну пару сапог, «выросток двухпарный» (на две пары), «выросток трехпарный» (на три пары) и «конка». Начинали «хозяйское дело» в три, полчетвертого утра, кончали в десять и даже в одиннадцать вечера. И на все время — час-два отдыха, включая обеденную пору. Вознаграждения были грошовые. В месяц, при «тугих» хозяйских харчах, хороший мастер получал восемь-девять рублей, практиковавшиеся же работали только за хлеб, т. е. бесплатно, при готовом содержании. А обычные харчи были: «Москва на воде», «брандахлыст», «щи — в них портки полощи», кисель из овса, квас с луком, хлебушко черный и каша с конопляным маслом. Спали где бог пошлет, а чаще всего на полу и «в заготовке», т. е. на выкроенных материалах.
Интересный был обычай приёма в свою артель новоиспечённого «мастера». Придет и подрядится на работу «с урока» новенький. Сядет он с утра и застучит молотком. В неделю должен сдать две-три пары готовых сапог, время терять не приходится. Стоит ему отлучиться на несколько минут (хотя бы, как говорит мастер, «до ветру сходить» или «посмотреть — конек не отпрягся ли?»), у него непременно исчезнут молоток или колодки. Неопытный начинает их безрезультатно искать. Исчезли — «точно скрозь землю провалились!».
— А ты выкупай работу-то! — осторожно советуют, бывало, старые мастера, — без выкупу дружбы нет!
Новичок начинал понимать, в чем дело, и терялся, ибо сплошь и рядом приходил к хозяину без гроша.
— Не велик конец, спинжак заложи, мы тее укажем кому, — продолжали убеждать его окружающие, — у нас от твово духу горчь (т. е. горечь) в глотку села!
И приходилось заложить за бутылку водки какую либо часть костюма. В знак любезности бегал и исполнял это кто-нибудь из новых товарищей.
Выпьют, посидят немного, покурят, а потом споив пристанут:
— Ты чаво хозяина-то жалешь, братец, он что тебе? Проси вперед полтину, товарищей, мол, друзей суседей угостить хочу. Ненасытные они утробы, я поднес, губу им раздуло, и еще просят!..
Просьба к хозяину, который, конечно, бывал в курсе всего события, обязательно и неизменно выполнялась. Да и сам он, как полагалось, присядет «за даровое угощение».
После этого вытаскивали откуда-нибудь с полатей спрятанное, подавали щедрому, кланялись и произносили:
— Будь наш, коль хлеб ваш!
На том и заканчивался церемониал посвящения.
«В числе мастеров, работавших на лавку дешевую обувь, — пишет И. А. Слонов в книге „Из жизни торговой Москвы“, вышедшей в 1914 г., — были очень интересные, так называемые „кимряки“ — деревенские башмачники, приезжавшие осенью из села Кимр Тверской губернии в Москву работать до Пасхи. Они всегда останавливались в грязных и сырых трущобах на Болоте (так называлась местность, где летом происходил большой торг ягодами и фруктами). Кимряки были люди честные и трудолюбивые, но бедные, так как их работа (они большею частью шили дамские теплые плисовые сапоги на шленке) оплачивалась очень скудно, и поэтому они жили тесно и грязно. Бывало, в шутку спросишь кимряка: „Где ты остановился?“ Он серьезно отвечает: „На болоте“. — „Сколько занимаешь?“ — „Полсвета“. Слово „полсвета“ означало половину окна, для этого комната с одним окном перегораживалась тонкой деревянной перегородкой на две равные части, в каждой половине помещался хозяйчик с тремя — пятью мастеровыми».
Одним словом, жили сапожники при царе, как и весь мастеровой люд, небогато, со своими шутками и прибаутками, и со своим своеобразным цеховым кодексом.
