Не дай вам бог попасть в Саргассово море, худшего места во всей Атлантике не найти. Отбросьте подальше страшные истории про поля гигантских водорослей, которые не выпускают их своих щупалец забредшие сюда корабли. Что мне напоминает Саргассово море, так это болото. Как в обычном лесу, расступятся деревья, и видишь водную гладь, покрытую пятнами ряски. Так и здесь, от края до края вода, и лишь редкие пятна бурых водорослей. Поднимешь эту бурую тряпку на борт, посмотришь – вроде как мимоза, повернешь другим боком и видишь, как ползет по ней какая-нибудь слизь океанская, плюнешь и выбросишь этот бурый комок назад за борт. Возможно какой-нибудь учёный, увидав эту водоросль, запричитает и обзовет ее по латыни, а по мне, водоросль как водоросль и ничего в ней хорошего нет.
Загнали наше научное судно в Саргассово море на два месяца.
Дрейфовать в океане, это, вам скажу, хуже некуда. Тропики, жарко, ни ветерка, и зыбь тебя вверх-вниз, вниз-вверх, и так два месяца.
Мотористам делать нечего, вылезли маслопупы на палубу – загорают. У матросов всегда работа есть: там покрась, тут подмажь.
Ну а ученые, которые от всяких институтов с нами ходят, обрадовались. Легли в дрейф, значит у них самая работа началась, разложили свои пробирки на палубе, воду с разной глубины достают и по пробиркам разливают. В каждую пробирку воду налей, в журнал запиши и так каждые четыре часа.
Как-то ночью попробовали матросов на научную вахту ставить, так Коля Зимин у нас парень не промах, с вечера воду ведром черпнул, по пробиркам разлил, в журнал записал и пошел к буфетчице в гости. Так эти ученые только через три дня спохватились, и старший их кандидат какой-то кипеж поднял до верхней палубы. Теперь матросов на научную вахту не ставят, да оно и лучше.
А что в этом море самое противное, так нам на лекции рассказали, в нём, оказывается, никаких течений нет. То есть сюда они приходят, а потом ходят по кругу внутри моря и дальше никуда. Поэтому нет здесь для рыбы корма, а значит, нет корма для тех, кто покрупнее, кто сам рыбешкой питается. Так что с рыбалкой в этих местах не очень. Днем тьма кораллоедов, мерзкая рыба, её ловить – себя не уважать. Учёные, те первый раз в рейсе, японские снасти достали, метнули блесны прямо в стаю, кораллоеды от испуга разбежались. Коля Зимин смотрел, как они стараются, не выдержал, насадил окурок на крючок, забросил и тут же здоровую рыбину выдернул. Распотрошил её и выбросил за борт. Как потроха в стаю упали – рыба словно взбесилась, за пять минут ею всю швартовую палубу забросали. А толку? Есть её нельзя. Рыба сама по себе с ладонь, а зубы как у щенка, «кораллоед» одно слово.
От тоски в дрейфе любому занятию будешь рад, а тут еще бессонница одолела. Вызвал меня старпом и говорит:
– Агапов, чем без дела ночью по палубе шататься, возьми одного из мотористов, и будете по ночам летучую рыбу ловить. На обед команде.
Дело несложное. Этой летучки за ночь можно вагон наловить, стой над фонарем, опущенным в воду, и черпай её сачком. Спустился в каюту, а там уже Демьян у дверей, моторист молодой вертится.
– Агапыч, возьми с собой в ночное рыбу ловить.
Вот ведь корабль. Только от старпома вышел и уже все в курсе. И так всегда. Не успеют наверху какое-нибудь решение принять, как на нижних палубах, у матросов да мотористов, всё уже знают, да ещё и в нескольких возможных вариантах. А вообще, Демьян парень ловкий, можно и с ним рыбёшки надергать.
– Агапыч, я почему хочу с тобой половить. Ночью кальмары будут, значит и акулы должны подойти. Если хорошую наживку сделать, можно поймать здоровую, метра на три-четыре.
Вот тебе и молодой, котелок варит.
– Акула, не проблема, вопрос в наживке. Ладно, я у завпрода кусок мяса попрошу, акульи плавники ему пообещаю.
В полночь встретились на швартовой палубе. Опустили в воду фонарь и стали потихоньку подплывающую летучку сачками вычерпывать. Часа в два появились кальмары. Акулья приманка была наготове – кусок мяса на кованом крюке. Наживку в воду, а у Демьяна еще и тазик с кровью от разделки мяса был запасен. Тросик натянулся. Летучки наловили вдосталь и присели перекурить. С юта к нам спустился научный сотрудник, вышел воду в пробирки черпать, увидел снасть на акулу и остался посмотреть. А Демьян мечтает, что больше всего ему хочется привезти из рейса тросточку из акульих позвонков, как у старпома. И еще хочется вырубить акульи челюсти и дома их на стену повесить, втиснув свою фотографию меж острых зубов, как это сделано у старшего механика, ну и само собой, попробовать суп из акульих плавников. Ученый сначала помалкивал, а потом сказал, что если мы действительно что-нибудь поймаем, то он фотокамерой поляроидом нас в обнимку с акулой снимет, а мы его.
Сижу на ящике, они напротив стоят и все ко мне с вопросами. Я-то в море второй десяток меняю, а им всё в диковинку. Я, значит, Демьяну объясняю, как правильно акулу разделывать, чтобы позвонков не повредить, да как ловчей челюсти вырубать. А ученый все по своей научной части интересуется: как они, акулы, друг друга находят, и как там, у акул разных полов все происходит, если они никогда не останавливаются и все время в движении.
Летучка в воде заволновалась, то еле плавниками шевелила, плавая вокруг фонаря, а здесь стала стайками разгоняться и из воды выпрыгивать. Мы подошли к борту. Если летучка из воды выходит, значит, её напугал кто-то, а тут и кальмары пропали. Давайте, говорю, мужики, тросик выберем, наживку проверим.
Сам первый ухватился и давай тащить. Тут закон такой, кто вытащил, тот и делит. Тащу и Демьяну объясняю:
– Ты, Демьян, не обижайся, но, если что и вытащим, пол-акулы мои, все плавники мои, ну а насчет челюстей, там будет видно.
Стою на лацпорте, это такая откидная площадка без ограждения и тросик с наживкой выбираю. Спускаю его под себя кольцами и еще сверху наступил, чтобы он обратно в воду не свалился. Чувствую, больно легко идет, не иначе наживку объели.
И в этот момент ученый как заорет мне прямо в ухо:
– Что это?!
Смотрю, а за наживкой в воде, что-то белое движется. И тут у меня из-под ног – дерг! И я мешком в воду с лацпорта. Лечу и думаю не о том, что хана, а с каким-то удовлетворением себе объясняю:
– Это акула, а белое, потому что она брюхом вверх повернулась, наживку хватать приготовилась. Клюнула и трос у меня из-под ног выдернула. Так что теперь к ней кусок мяса побольше и посвежее упал.
Высота была метра три, и я с руками ушел под воду. Глаза не успел закрыть и увидел, как длинное гибкое тело метнулось в сторону. Вынырнул, а на борту никого! И такая у меня обида на друзей, как закричу:
– Что ж, мать вашу так...
А сам вижу, в свете фонаря ко мне плавник кругами все ближе и ближе...
Демьян в себя первым пришел. Я вынырнуть не успел – он сотруднику этому учёному крикнул, чтобы ведро тащил. Сам же на соседний борт за багром метнулся.
Ну а плавник, вот он. Мимо меня что-то красное в воду плюхнулось. Огнетушитель, чуть-чуть в меня не попали, но и акулу отпугнули. Я кручусь, смотрю, где она? И тут меня сзади клыком по коже... Багор, острый гад, но и рубашка у меня крепкая. Рядом ведро шлепнулось, я за трос ухватился и медленно наверх поехал. Тащат меня, а я ещё и сам руками по верёвке перебираю. Через борт перевалился, с палубы встать не могу. Вода с меня ручьем течёт, а в кулаке откуда-то бурая водоросль зажата – саргасса. У Демьяна лицо красное, вены на руках вздулись, ученый же белее надстройки стоит. И что любопытно, я внизу с жизнью успел попрощаться и десяток зароков на случай спасения дал, а ведь когда падал, по трансляции только время готовились объявлять, достали же меня точно на шестом ударе часов. Так что всего-то, секунды.
Хотели мы это дело в тайне сохранить, почему-то рассказывать об этой ночи никому не хотелось. Но это же корабль. Меня потом боцман, здоровый мужик, в форпике наедине отловил. Еще один такой фокус, сказал, и тебе не тросточка из позвонков, а деревянный костыль потребуется. Я не акула и промахов не делаю.
Огнетушитель штатный утоплен. Капитан очередной обход делает, Демьян впереди ходит и с места на место их перевешивает, чтобы недостачу не заметили. Ну а моряки вообще люди грубые, никакой в них чуткости нет. Мне потом весь рейс проходу не давали. То в Греции акулу поймают со скелетом в желудке, то в Майами какой-то придурок жену в специальный костюм одел и в бассейн с акулами пустил. А то какую-то дохлую обгрызенную акулу к борту прибило и сразу вся палубная команда ко мне:
– Агапыч, там как раз пол-акулы поймали и плавники все на месте, не иначе твоя.
В общем, надоело мне это. Пришли с рейса, я в отпуска, потом в отгулы. Так и ушёл мой пароход в следующий рейс без меня. Отгулял всё, что накопилось, пришёл в кадры. Меня сразу на судно отправляют. И снова в Саргассово море. Я отказываюсь наотрез, а кадровик, крыса береговая, мне, старому моряку, начинает объяснять: про валюту, заходы, про то, что будем месяц в дрейфе лежать и акул ловить. Я про акул услышал – не выдержал, чернильницу ему на бумаги опрокинул. Он успел к окну отскочить. Меня на внеочередную медкомиссию. Потом в наказание в безвалютный рейс на Север. В Баренцево море на всё лето. А по мне так лучше туда, чем в Саргассово море. Потому что худшего места во всей Атлантике не найти.
Андрей Макаров