Саша кивнул и побрел к казарме. Почему-то на душе было особенно скверно...
Здравствуй Шунечка.
Знаю, что ты беспокоилась обо мне. Не стоит, мой милый Шуренок. Я жив и здоров, хотя и давно не писал тебе, дорогой друг мой! А много за это время изменилось. Вот она- победа, которой так много мечтали все мы, эти долгие, тяжелые годы... Целую ночь не спал, так как палили из всех видов оружия, и я в том числе из своего пистолета выпустил не одну обойму... Возможно буду проезжать мимо дома и удастся сбежать хоть на минуточку- другую... Увидеть мать и брата, убедиться, что тебя там нет... Хотя почему же нет...
Не верю я россказням братишки, хоть и люблю его, вихрастого недотепу. Ты наверное уже знаешь, брата моего комиссовали. Со дня призыва нам с ним говорили, что это необыкновенное везение, что мы попали в одну снайперскую бригаду, он так плакал, когда узнал, что его комиссуют... Но это ничего, это понятно, главное, что он выжил. Милый мой Шуренок, ответь мне, как можно быстрее, опровергни слова брата, о том, что и тебя поглотило пекло этой проклятой войны, что ты ушла на фронт снайпером, что поверила, что меня больше нет с вами, хотя я обещал тебе, что не за что тебя не покину, что сбегу из плена, с любой, даже самой тяжелой раной приползу к твоему порогу, но не заставлю тебя жить в страхе и неизвестности. НЕТ, НЕТ, НЕТ, не могу поверить, не могу представить твои нежные руки, держащие винтовку, да и зачем тебе это, ведь ты образованная, твои знания куда важнее в тылу... Ничего, скоро это все закончится... Даже не верится, что снова тебя увижу. Буду целовать твои губки, шейку, держать твою руку в своей. Неужели это когда-нибудь будет? Исполнилось ровно 4,5 года, как уезжал я на полтора-два месяца. Какая злая ирония судьбы. Но может жизнь снова улыбнется. Каждый год думалось, что этот год последний, и никто не знал, когда же наступит он — этот последний год , месяц, час войны. А почти каждая минута этих долгих лет была насыщена смертью, и если думал я о вас, когда лежал в грязной канаве, в виду близких разрывов или бродил ночью по полю с риском налететь на мины, то лишь в том смысле, что вряд ли когда увижу. Я верил всегда, что наступит день победы, но трудно было надеяться присутствовать на празднике победы... Однако мне посчастливилось... Если бы ты только знала, как я устал ждать, но теперь уже не долго...
Твой Никита. 19.04.1945.
Письмо так и дышало верой в лучшее, но Саше было как-то тоскливо. Он не знал причины этой внезапной хандры, можно даже сказать тревоги, но когда в казарму ввалилась галдящая орава однокашников, Сашка все еще стоял, бессмысленно вглядываясь в рассыпающийся под тонкой пленкой лист. Весь вечер кадет был нелепым, безмолвным дополнением к говорливой компании выпускников. Они обсуждали летние каникулы и будущую офицерскую карьеру, а в нем будто что-то переломилось. Сколько лет было этому Никите, когда он пошел на войну? 30-20??? А может 17, как и ему сейчас, но что он видел в свои 17? Синие, отмороженные ноги однополчан, кровавые рваные раны, смерть, голод, слезы. Александр даже не знал, дожил ли он до победы (наверное дожил, ведь оставался всего месяц), а если выжил, как жил потом, как адаптировался к мирной жизни, встретил ли он свою Шунечку. Шунечка...а что стало с этой юной девушкой, которая вероятно тоже ушла на фронт...У них не было юности, не было юности и у тех двух ветеранов, которых встретил он 9 мая, для них вся жизнь была война, вся жизнь была полна лишений, а что он? Живет на готовых харчах, летает по выходным в Москву, Берлин, Рим, считает сверхсложным потратить час своей жизни на переписывание историй жизни тех, у кого и жизни-то собственно не было, которые положили свои жизни, чтобы такие, как он - кадет 3 курса, Александр Петлицин - жили сейчас.