Граница между мирами проницаема, причём в обе стороны. Но пронести сквозь эти призрачные ворота что-то материальное нельзя: вотчина вещей – земля, они здесь родились и здесь погибнут. А душа обязательно вернётся туда, откуда она родом. И часто не по своей воле.
Душа – извечный трофей. Они и при жизни были ловцами душ – короли вроде Артура, Теодориха Великого или Вальдемара Аттердага, которых молва часто ставит на роль предводителей Дикой охоты. Ведь подлинная власть – всегда над душой. Богам тоже нужна только она – Одину, Гекате и тем более самому Дьяволу. И они выходят на охоту, объединяя усилия со всеми проходимцами рода человеческого, венценосными грешниками, миропомазанными убийцами. Не блуждай ночами, не открывай рта, а главное – не делай свою душу привлекательной добычей для нечисти.
Ведь дверь между мирами может открыться в любой миг, и появится страшная и весёлая кавалькада, возвещающая о себе алчным лаем псов. Они чуют запах порока, их ведёт твой страх, их раззадоривает твоя беспомощность. Стать объектом – значит вспомнить своё место: в этот момент ты не владыка тварного мира, не хозяин природы, а жертва, неотличимая от твоих собственных жертв. Умали гордыню и иди в пасть тьмы. Ты отправишься в неизвестное, а тело останется здесь, чтобы пугать утренних прохожих своей беззастенчивой материальностью.
А иногда участникам Дикой охоты мало одиночных жертв, и тогда они становятся провозвестниками войны, голода или чумы. Охота превращается в жатву, и вот уже души выстраиваются в скорбную процессию, и уныло бредут, скованные одной цепью, покидая ставшую вдруг бесприютной землю. А псы следят за стройностью ряда, уходящего за ворота незримого. Увы, коллективность не умаляет скорбность посмертного путешествия душ.
А может, это всего лишь наваждение, бред, миракль, и нет никакой Дикой охоты? Нет всадников, нет псов, нет иного мира, куда тащат твою душу? Может, и души никакой нет? И тогда оказывается, что есть только страх неведомого, это потное чувство внезапно отворяющихся дверей в ничто, томящее ожидание неведомых гостей, невольно вычленяемых из мирного пейзажа растревоженным взором. Мы смотрим во тьму ночи, не видим в ней привычных вещей, словно они поглощены адом, а подсознание любезно подсовывает знакомые образы книжно-легендарных злодеев, любителей властвовать над душами, умами и воображением.
Ведь что такое содержание чувственных ощущений, как не безликий материал, ждущий символического оформления? Это серая глина, жаждущая превратиться в произведение искусства, чернота ночи, сквозь которую проступает богатая палитра человеческого духа. А картина ада, куда тащат тебя безжалостные всадники, – это уже не результат трансформации чувственных ощущений, а продукт вечной метафизической способности человека к удвоению реальности. Если наш дух проявляет себя сквозь символическую структуру сознания, то неудивительно, что и реальность становится двойственной, как и сам символ: у неё тоже есть материальная, чувственная сторона, и есть сторона сверхматериальная, ищущая в материи своего воплощения и оформления.
Но само по себе означаемое не может «жить» в означаемом: буква в запечатанной книге мертва, если её не оживить взглядом, не озвучить голосом, не осмыслить разумом. Символу для полноты «существования» нужен человек, точно также как человеку для собственной полноты нужен символ, до поры до времени пребывающий в некоем интеллигибельном и словно чего-то ожидающем царстве вечной потенциальности. Одно усилие человека, и символ «нисходит вниз», оплодотворяя свою материальную «тень» живым содержанием.
И поэтому в Дикой охоте участвуют не люди и не призраки: из мира «вечного может быть» выходят оживающие имена, превращённые в символы благодаря своей роли проводников между мирами. Они что-то значат только тогда, когда пересекают границу, а в остальное время бытуют в виде букв запылённой нечитаемой книги, то есть в виде бесплотных и беспомощных призраков в обиталище голых душ. Вот почему они так часто стремятся эту границу пересечь, и вот почему в своей бешеной гонке ищут человека – без подлинного живого и им не ожить и не почувствовать силу.
Говорят, что во время Дикой охоты можно спастись, если молчать. И это логично: ты не можешь установить связь с духом, если не произнесёшь священные слова, ты не можешь превратить его имя в символ, если не произнесёшь его. А если его имя не символ, связующий миры, то и дорога между мирами по-настоящему не открывается, и дух остаётся бессильным. Живёт и действует в нашем мире лишь тот, чьё имя произносят. Забвение есть осуждение на небытие.