Доброго дня, дорогие мои читатели! Меня зовут Ольга. И я продолжаю делиться главами из дневника моего дедушки Ходунова Сергея Федотовича 1915 года рождения. История нашего рода, жизнь русских людей в тяжелейших условиях начала 20 века - от первого лица, без прикрас.
Первые части здесь:
Часть 2. Хутор моего деда Никанора
Часть 4. Раздел семьи
Когда на фронт Первой мировой войны были призваны все трое братьев - Фёдор, Федот (наш отец) и Григорий - все работы по хозяйству и в поле легли на женщин.
Дед Никанор был уже стар и в 1916 году умер.
Женщинам приходилось делать всё: пахать и сеять, жать и косить, убирать урожай и молотить, веять и молоть, полностью вести животноводство. Одним словом, содержать и поддерживать всё натуральное хозяйство.
В хозяйстве почти ничего не продавалось и не покупалось. Делали продажу продуктов, только чтобы иметь немного денег на покупку соли, керосина и спичек. Покупку фабричной ткани, одежды и обуви делали в основном один раз в жизни, когда собирались жениться или выходить замуж. Чтобы ехать под венец в церковь, жениху справляли сапоги, покупали брюки и сорочку. Невесте справляли венчальное платье, ботинки и постель. Всё это после свадьбы хранилось всю жизнь и одевалось только по большим праздникам. Остальное время ходили во всём домотканном и в лаптях.
Старший из братьев Фёдор участвовал в боях в знаменитом Брусиловском прорыве в 1916 году и погиб. Последнее письмо от него получили перед началом наступления. Тётка Мавра, его жена, осталась вдовой и замуж больше не выходила. Остались без отца двое малых детей - Филипп 1910 года и Таня 1912 года рождения.
У нашей матери к этому времени уже было двое детей: Миша, о котором написано выше, и народился я 3 октября 1915 года. В общем, к концу Первой мировой войны дома были одни женщины и дети.
В это время с 1910 по 1915 год выходят замуж тётя Маланья за Егора Фомича Терещенкова и Алексая за Павла Картовенкова.
Грянула Великая октябрьская социалистическая революция. Был провозглашёл мир народам. Старая русская армия распадалась. Солдаты бросали фронт, оружие и разъезжались по домам. Так оставшиеся в живых Федот и Григорий в 1918 году вернулись домой.
В этом же году женился дядя Гриша, взял себе в жёны 16-летнюю тётю Марью из деревни Крутенково из семьи Романовского Сидора.
Осенью 1918 года произошёл раздел семьи на 3 хозяйства. Рассказывают, что делили хозяйство без скандала, по-мирному, по договорённости. Дом с надворными постройками оставили тёте Мавре с детьми, а отец и дядя Гриша сразу начали рубить лес на новые дома и постройки.
Был поделен скот. По рабочей лошади осталось тёте Мавре и дяде Грише. Нашему отцу досталась молоденькая трёхлетняя кобылка. Каждому хозяйству досталось по корове. Поделен был и мелкий скот.
Вся пахотная земля, все луга, весь лес были разбиты полосами на три хозяйства. Совместными остались гумно, баня и выгон под пастбище.
Строительство дома. Болезнь матери
В 1919 году отцом была срублена новая пятистенная изба. Отделочные работы проводили в 1920 году.
Осенью 1919 года народился в семье мальчик - мой брат Ваня. А весной 1920 года в семье случилось большое несчастье - наша мама заболела тифом. Ваня был грудным ребёнком, ему было около 7 месяцев.
Больная мать с ребёнком была отвезена за Днепр в деревню Смилово к деду Машурину Ивану Васильевичу. Он ещё перед Первой мировой войной продал свою землю вместе с постройками Зайцевым и покупил землю в деревне Смилово - называли её горой. Это был участок земли с крутым южным склоном, разрезанный двумя оврагами, с заливным лугом по реке Лосьминка.
Мать болела очень тяжело. Лежала на постели в сенях под пологом. Долгое время находилась без сознания. Мы с отцом часто ездили навещать её. Мне бывало откроют полог, покажут маму, а близко не подпускали, боялись, что я заражусь.
Заболела она в мае месяце, проболела весь июнь и июль месяцы. Затем очень медленно выздоравливала. Вставать и ходить начала только к осени.
Как в это время справлялся отец со всеми делами - у меня не укладывается в сознании. Мне шёл пятый год, и я хорошо помню, что до уборки отец отделывал переднюю хату под жильё. Был нанят столяр Лёвка, который делал обсадку окон, дверей, поделал рамы. В это же время была сложена русская печь.
В моей памяти хорошо сохранился случай, как со мной дразнился столяр Лёвка.
Пришли обедать. Отец сам готовил поесть. Лёвка стал говорить, что будем есть бульбу. А я сказал, что "не бульбу, а каЛтошку". Букву Р я не выговаривал. Он снова говорит, что будем есть бульбу. А я опять, что "не бульбу, а каЛтошку". В руках у меня была тяжёлая алюминиевая ложка, которую отец привёз с фронта. И я этой ложкой ударил Лёвку в лоб. Отец схватился за ремень, я спрятался под столом в углу. Лёвка сказал, чтобы меня не трогали, что он сам дразнился. Так Лёвка и сносил шишку на лбу.
К осени мать немного окрепла после болезни и отец привёз её вместе с Ваней в новую хату. Делать физически она ничего не могла, печку топила и за нами смотрела.
Теперь только мама обратила внимание на состояние Вани. Он был в таком состоянии, что на него было страшно смотреть. Всё лицо, голова, уши были покрыты болячками, нигде не было живого места. Называли эту болезнь золотухой. Желудок совершенно не работал. Всё, что мама ему давала есть, тут же проходило через кишечник и оказывалось у неё на подоле.
Мама начала его лечить разными травами и отварами и, надо сказать, спасла ему жизнь. Никто не верил, что он выживет. Машурины говорили, что он не жилец.
Летом 1920 года умерла у тёти Мавры её дочь Таня. Ей шёл восьмой год. Заболела дизентерией, оправлялась с кровью и умерла. Я хорошо помню, как за несколько дней до смерти тётя Мавра завернула её в пастилку и принесла в нашу хату, её в это время отделывали внутри.
Продолжение: Трудолюбивый дед Машура и тёмная сторона его жизни. Россия начала 20 века. Дневник моего дедушки часть 5