Политическое колдовство в Московском государстве XV–XVI веков
В своей книге «История о делах великого князя Московского» Андрей Курбский посвятил чародейству, особенно в связи с политическими процессами и казнями, чуть ли не отдельный раздел. Его возмущало пренебрежительное отношение окружающих к такому греху, как магия.
Продолжение. Начало см.: «Русский мир.ru» №6 за 2021 год.
Текст: Денис Хрусталёв, коллажи Анжелы Бушуевой
«Мне не раз приходилось слышать, что многие считают это за малость и говорят со смехом: «Этот грех мал, он легко искупается покаянием», – писал Курбский. – А я говорю: «Не мал, но поистине весьма велик». Потому что нарушает он важную Божью заповедь по завету, ибо говорит Господь: …«Ни от кого не получишь помощи, кроме меня, – ни вверху на небе, ни внизу на земле и ни в безднах». …А вы, забыв эти непреложные заповеди Господа нашего, спешите к дьяволу, прося у него колдунов! Но чары, как всем известно, без отвержения от Бога и без согласия с дьяволом не бывают».
А главная беда случается, когда сам царь приобщается дьявольского волхвования, привлекая язычников, соблюдая их, а потом рожая при их посредстве сына-наследника – самодержца всех православных: «А о колдунах этих так пеклись, рассылали за ними туда и сюда вплоть до самой Карелии, то есть Финляндии, и даже до дикой Ляпунии (это племя на больших горах у Ледовитого моря), и оттуда приводили их к нему, лядащих этих и злобных советников сатаны. И с их помощью от скверных семян по злому произволу, а не по природе, устроенной Богом, родились у него два сына. Один такой жестокий кровопийца и губитель отечества, что не только в Русской земле о таком чуде и диве не слыхали, но думаю, что поистине нигде и никогда… А другой был безумен, без памяти, бессловесен, как будто родился диким зверем».
Апокалиптические тональности и «высокий стиль» вздохов Курбского выдают искреннюю уверенность князя в силе потустороннего мира и его причастности к бедам Московии. Но одновременно он решительно противится ложным обвинениям в колдовстве – лживым наветам на тех, кто ничем таким никогда не занимался. Для праведников обвинения в сговоре с дьяволом особенно оскорбительны, подчеркивает князь. Он многократно уличает Ивана Грозного в том, что тот, будучи рожден от волхвования, других порицает за это, хотя они-то ни в чем подобном не повинны. То есть царь исполняет роль сатаны, глумясь над верными Христа. И горе это – такое попущение Господне. Кажется, что в те годы, особенно в кругу царя Ивана, подобные обвинения были нормой: они едва ли не обязательно присутствовали на фоне заговоров и политической интриги.
Характерно, что именно после сатанинской атаки и пожаров 1547 года начинает оформляться так называемая Избранная рада – круг государевых сподвижников, возглавляемый Алексеем Адашевым и священником Сильвестром, выдвинутым митрополитом Макарием.
Судя по всему, именно Сильвестр подсказал государю, как разобраться с колдовскими проблемами, отразившимися в событиях московских пожаров. Курбский пишет, что Сильвестр, явившись тогда к царю, усмирял «его божественным Священным Писанием, сурово заклиная его грозным именем Бога и вдобавок открывая ему чудеса и как бы знамения от Бога». Князь не уверен, что чудеса эти были истинными, но точно – во благо исцеления государевой души. Тогда и Адашев, выходец из телохранителей, как писал потом царь, сдружился с Сильвестром, начав поучать правителя не только в духовной сфере, но и в администрировании, законодательстве и прочем. Но исток – эсхатологические опасения молодого царя, столкнувшегося с фактом злокозненного чародейства в 1547 году. Новые советчики помогли Ивану на время преодолеть страх неизведанного и возглавить крестовый поход против сатанинских искусов.
САТАНИНСКИЕ УГРОЗЫ
Особенно актуальными были угрозы магических практик, которыми могли воспользоваться ближайшие к царю советники. Эти опасения ярко отразились в сочинениях Ивана Пересветова – едва ли не единственного русскоязычного публициста тех лет, чьи работы дошли до нас. В основном мы располагаем их списками XVII века, причем списков этих немало. Его читали и перечитывали. Прежде всего так называемую «Большую челобитную», которую он написал для царя примерно в 1548–1549 годах.
Пересветов, выходец из западнорусских земель, апологет православия, в качестве exemplum берет падение Византии в 1453 году, причину чего видит в утрате мужественного духа последним императором, Константином, развращенным и околдованным ближайшими советниками. По его мнению, беда случается, когда царь «веселится с теми, кто распаляет ему сердце гаданиями и путями различных соблазнов». Вельможи, окружавшие Константина, «обленились и не стояли крепко за веру христианскую и в царе укротили воинственность ворожбой, путями соблазна, еретическим чародейством». И потому «дьявол» победил «христианскую веру» у «греков».
По словам Пересветова, «мудрые люди» из западных «королевств», «греческие философы и латинские докторы», разузнали по «небесным знамениям» о великом предназначении молодого московского царя. Самому Пересветову – «холопу Ивашке» – советовать государю не по статусу. Но он прибыл в Москву из Молдавии, а потому передает Ивану рекомендации, точнее, молитвы тамошнего правителя – молдавского воеводы Петра: «Боже, сохрани и милостив будь к благоверному русскому царю великому князю всея Руси Ивану Васильевичу и к царству его, чтобы не уловили и его также вельможи еретической своей ворожбой и своим коварством... Вот ведь благоверного царя царьградского Константина Ивановича укротили вельможи воинственный дух еретической своей ворожбой и коварством от лени, так что потеряли они православное царство и царя благоверного сгубили мечом иноплеменника... Это чародеи и еретики, удачу отнимают у царя и царскую мудрость, ересью и чародейством распаляют на свою пользу царское сердце…» И еще говорит молдавский воевода: «Таких надо в огне сжигать и другим лютым смертям предавать, чтобы не умножились беды...»
И вот «мудрые философы» предрекли правителю русскому величие и владение многими царствами. Но вычитали они «в своих мудрых книгах и гороскопах, что будут тебя, государь, уловлять ворожбой и колдовством, как царьградского царя Константина», будут добиваться твоей «любви ворожбой, колдовством и путями соблазна», а также «колдовством и ворожбой лишать тебя твоей мудрости».
В целом акценты в челобитной Пересветова очень близки законодательным и административным мерам, осуществленным в период близости царя Избранной раде. Некоторые исследователи полагают, что Пересветов – это вообще псевдоним, за которым скрывался сам Сильвестр, участвовавший позднее в оформлении постановлений Стоглавого собора, а также составивший, как считается, «Домострой».
Именно после устранения обвиненных в колдовстве Глинских и приближения сторонников благочестия – Избранной рады в лице Адашева, Сильвестра и, судя по всему, митрополита Макария – царь Иван провел ряд важных государственных реформ (судебная кодификация, церковное и семейное право). На всех этапах этих реформ особый акцент ставился на мероприятиях по борьбе с черной магией. Они отражались почти в каждом документе. Мистические страхи сопровождали Ивана Грозного всю жизнь, и нередко именно они служили мотивами его поступков. С ворожбой он боролся ответными мерами, преодолевая силу тьмы силой света, дьявольское чародейство – благочестивым бытием. Все это выражалось в житейских запретах, желании минимизировать контакты с иным миром (ограничить рамками церкви), контроле священников и праведников. Но так как границы миров трудноразличимы, то в итоге эти усилия вылились в беспрерывный поток подозрений и репрессии. Царь определенно воспринимал себя ответственным за борьбу с дьяволом.
ИНСТРУКЦИИ ЦЕРКОВНОГО СОБОРА
В 1551 году Стоглавый собор утвердил ряд прецедентных правил церковной жизни. Итоговый документ был составлен по принципу «вопрос–ответ» и разделен на 100 глав, за что и получил название «Стоглав». Вопросы задавал как бы царь, то есть кто-то из Избранной рады; а ответы давал собор, то есть прежде всего митрополит Макарий, скорее всего, лично приложивший к тексту руку. Особую тревогу участников диалога вызывали многочисленные суеверия, но прежде всего – случаи реального чарования и волхвования, общения с бесами и контакты с дьяволом.
Вопрос 17 в главе 41 касался случаев, когда «волхвы и чародейники» бесовскими советами содействуют участникам судебных разбирательств и поединков, а также присягающим, обеспечивая им уклонение от ответственности или победу. Они колдуют, подглядывают в гадальные книги, дают астрологические прогнозы. Этим они совращают людей и «от Бога отлучают», а в итоге справедливость не удается установить: жалобщик с ябедником к миру не приходят, бьются на поединке и один другого убивает, будучи околдован.
Собор рекомендует царю полагаться на Святых Отцов и отвергать «богомерзкие прелести» – «дьявольские действа» и «еллинские беснования», которые творят волхвы, чародеи, кудесники и астрологи. А если кто будет колдовать – наказывать.
Чтобы не запутаться в обилии еретических рукописаний, вопрос 22 в той же главе посвящен перечню соответствующих книг – «отреченных», содержащих «злую ересь»: «Рафли, Шестокрыл, Воронограй, Остромий, Зодей, Алманах, Звездочетьи, Аристотел, Аристотелевы врата и иные составы, и мудрости еретическые, и коби бесовские, которые прелести от Бога отлучают». Воспользовавшись описанными там практиками, христианин, сам того порой не ведая, оказывался отлучен от Бога. Если кто-то уже читал или иначе пользовался этими сочинениями, то должен немедленно покаяться духовнику и больше так не делать, а если продолжит, то будет в государевой опале и отлучен от церкви. Судя по замечаниям «до сего дня» и «после», а также по различию санкций (если было прежде, то покайся, а если будешь потом, то отлучение), подобная регламентация вводилась впервые и прежде использование таких книг никак не ограничивалось.
В главе 63 отмечено, что «ведовство, потворы, чародейство, волхвование, зелейничество» относятся к ведению церковных судов. Светское законодательство, отразившееся в Судебнике 1550 года, никак этих «преступлений» не упоминает. Правилам церковных взысканий за них посвящены пространные разделы «Стоглава» (гл. 92–93). Там прямо в тексте идет ссылка на пример иудейского царя Манассии, образцового отступника, который предал веру предков «и соорудил жертвенники всему воинству небесному на обоих дворах дома Господня и провел сына своего чрез огонь, и гадал, и ворожил, и завел вызывателей мертвецов и волшебников» (4Цар. 21:5–6). В «Стоглаве» особое внимание уделено именно магии огня. В Библии это – фрагмент, пара слов («провел сына своего чрез огонь»), а в соборном ответе описан весь ритуал: добыча огня путем трения сухих древесных стволов, установка его перед и вокруг дома, а также охранительный – «по древнему обычаю» – проход между огней всего семейства. Можно предположить, что акцент на огненных процедурах связан с колдовскими опытами, приведшими к пожару 1547 года. Возможно, Глинские практиковали что-то похожее.
Манассия осуждается также за то, что приносил жертвы «всему воинству небесному на обоих дворах дома Господня», то есть предстает адептом дуализма, поклоняясь как силам добра, так и силам зла. Несмотря на то, что в представлении христиан волшебство могло быть следствием как тех, так и других, в основе бинарных практик заложен искус поклонения темной силе – пусть лишь отчасти, но это грех. В поисках чуда следует обращаться только к церкви и опыту Святых Отцов.
ЗАПРЕЩЕННЫЕ КНИГИ
Убежденность в реальной силе и доступности колдовства в XVI веке была повсеместной. Способность каталогизировать «отреченные» книги говорит о знакомстве с ними, глубоком знании содержания. В «Стоглаве» в основном перечислены пособия по гаданию и астрологии, зачастую переводные, то есть вполне распространенные в разных концах средневековой Европы.
Судя по всему, указанные сочинения существовали в списках нескольких композиций, частично пересекаясь по содержанию, но с разными заголовками, отчего в «Стоглаве» они поименованы раздельно. Подобных текстов до нас дошло мало, и до сих пор существует проблема точной их идентификации и привязки к заголовкам.
Так, «Тайная Тайных», которая отмечена в «Стоглаве» как «Аристотел» и «Аристотелевы врата», упоминается еще в переписке Максима Грека. По форме она относится к домостроям и восходит к арабскому оригиналу VIII–IX веков, который был переведен в XIII столетии сначала на иврит, а потом на латынь. Сохранившиеся списки позволяют заключить, что переложение на русский было сделано с еврейского оригинала. Судя по всему, это произошло на рубеже XV–XVI веков в Литве, в западнорусских землях, куда из Испании – после указа 1492 года, а то и раньше – переселялись большие группы сефардов. Русские «Аристотелевы врата» содержат в качестве приложения сочинения иудейского богослова, знатока каббалы и алхимии Моисея Маймонида (XII век), а также персидского медика Абу Бакра ар-Рази, известного как Разес (IX век). Из «Стоглава» можно понять, что имеется в виду некий текст, преимущественно гадательного характера, то есть не собственно «Тайная Тайных», а некая его часть, например прилагаемая ономастическая таблица или связанные выдержки. Подобные сокращенные списки сохранились. Популярность «Аристотелевых врат» была высока, они дошли до нас даже в рукописях XVI века – современниках событий. Запреты «Стоглава», кажется, оказались не очень действенны. Список XVI века из Виленской библиотеки считается образцовым и был неоднократно переиздан. Примечательно также, что русский извод Secretum Secretorum привлекал зарубежных любопытствующих и оккультистов. Возможно, из-за оригинального состава или приложений, а может быть, и просто из-за ауры «восточного происхождения», то есть близости к источникам древней мудрости. Как бы то ни было, но в Бодлианской библиотеке в Оксфорде сохранился русифицированный список «Тайной Тайных» (Laud. Misc., N45), сделанный в Москве одним из агентов английской торговой «Московской компании», Христофором Бароу, известным по своему описанию путешествия по Волге в 1580 году.
«Шестокрыл» – сочинение еврейского астролога Иммануила бен Якоб Бонфиса (XIV век), представляющее собой шесть лунных таблиц («крыльев»), – пособие для астрономических и календарных вычислений. В русском переводе оно упоминается с конца XV века прежде всего в связи с сектой «жидовствующих». О нем говорил в своем послании новгородский архиепископ Геннадий в 1487 году. Он возмущался не самим текстом сочинения, а тем, как его интерпретировали еретики. По тем же таблицам он провел собственные расчеты, опровергнув выводы «жидовствующих» и подчеркнув, что книгу он внимательно прочел. Она определенно имелась в его библиотеке: «Занеже я испытно Шестокрил прочел, да и написан у мене».
В отличие от «наукоемких» книг «Аристотел» и «Шестокрыл» «Рафли» были просто системой гадания. Расставлялись в случайном количестве 16 рядов точек, которые потом группировали и анализировали. Первое время это была книга с историей и пояснениями, а потом ее сократили до нескольких формальных таблиц: популярность гаданий была столь велика, что пояснять сам способ не требовалось.
Недавно обнаруженный список «Рафлей» был составлен псковским интеллектуалом Иваном Рыковым, который в тексте пометил, что покинул родной город в свите царя Ивана, судя по всему, в 1579 году. А само сочинение он написал по просьбе близкого царева книжника «кир Иоанна». В других списках заказчиком книги назван «российского царства царев книгчий кир Софроний». Рыков предстает фигурой, вполне вписанной в ренессансную культуру, осведомленной в античной мифологии и естественных науках. Ему принадлежит ряд сочинений астрологического, астрономически-календарного и гадательного характера: «О царе-годе», «О четырех временах года», «О часех», а также «Лунничек на 19 лет». В текстах содержится указание на некое его большое сочинение, откуда были взяты все эти фрагменты, которое до нас не дошло. В своих «Рафлях» Рыков старательно заретушировал оккультное происхождение текста, существенно отредактировав его. Он попытался связать его с христианской традицией, насытив цитатами из Священного Писания. Однако отсутствие представлений о его источнике не дает возможности высказаться о степени оригинальности самого псковитянина.
Ни про «писаря градского» «кира Иоанна», ни про «царева книгчия кира Софрония», ни про самого Ивана Рыкова сведений не сохранилось. В 1575–1589 годах в источниках упоминается некий псковский дьяк Иван Андреев, но это только совпадение имен. Других вариантов пока не предложено.
Запрещенные собором книги, судя по всему, были хорошо известны в Москве, некоторые были переведены еще в конце XV века. До реформ Ивана Грозного ничего предосудительного в них не находили. Книги существовали во множестве списков и были широко распространены, так что даже после 1551 года они сохранились в некоторых библиотеках или были спрятаны.
Реформаторы из окружения царя не только запрещали, но и искали замену искушениям – предлагали новые каноны житейской мудрости. На место «Тайной Тайных» должен был прийти православный «Домострой». В этом сочинении подчеркнута порочность контактов с волхвами и чародеями, «слугами бесовскими». Ни в дом, ни на двор их пускать нельзя. Тем более нельзя использовать принесенные ими зелья и коренья. А ведь «женки» любят волхвов зазывать, гадать с ними, привороты всякие любовные творить. Обращаться к волхвам за врачебной помощью – богомерзкий грех, как и различные бесовские забавы, говорится в «Домострое».
Заниматься этим все равно что «примкнуть к нечистым бесам, от которых отреклись на святом крещении». Особенно важно помнить, что, «призывая к себе чародеев, кудесников, волхвов и всяких гадателей и зелейников с кореньем, от которых ожидаешь душетленной и временной помощи, готовишь себя дьяволу во дно адово во веки мучиться».
Автор «Домостроя» не сомневается, что кудесники способны оказывать помощь, но настаивает, что используется черная магия, которая потом аукнется. Списки этого сочинения обычно дополнялись фрагментами статей «Стоглава» (гл. 92–93), посвященных осуждению «еллинских бесований, волхвований и чародеяний» с разъяснениями из соборных установлений Святых Отцов.
Помимо документального оформления борьбы с волхвованием царь поручил разъяснять людям эти меры устно. В одном из сборников XVI века сохранился текст государева указа, датированный апрелем 1552 года, согласно которому Андрею Берсеневу и Хозяину Тютину поручалось «по торгам кликати: чтоб православные христиане, от мала и до велика, именем Божиим во лжу не клялись, и накриве креста не целовали… и к волхвом бы и к чародеем и к звездочетцам волхвовати не ходили, и у поль бы чародеи не были». А если кто будет «к чародеем, и к волхвом, и к звездочетцом ходити волхвовати, и к полям чародеи приводити» – тем от царя подвергаться «великой опале, по градским законам», а от священников быть «в духовном запрещении, по священным правилам». Запрет на ведовство и волхвование пытались донести до каждого.
КАЗНИ ПРОТИВ КОЗНЕЙ
Вопросы благочестия были приоритетными в первые годы правления Ивана Грозного. В частности, когда после пожаров начали ремонтировать и обустраивать пострадавшие храмы, то восстановление их росписи и убранства привело в 1553 году к скандалу и судебному разбирательству. Некоторые полагают, что это была атака недовольных на всевластие Сильвестра, которого обвинили в появлении на стенах соборов в Кремле изображений и сюжетов, не соответствующих традиции. Сильвестра уличили в ереси, но так как программа фресковой росписи была согласована с царем и митрополитом, попу удалось оправдаться. Дело было резонансным, судя по всему, его рассматривал церковный собор. На обвинявших наложили епитимью. Дело закрыли, но осадок, кажется, остался. Впоследствии по иронии судьбы именно в колдовстве обвинили представителей Избранной рады. И это сработало.
Первоначально Иван Васильевич воспринимал Сильвестра в качестве своего «ангела» – именно так он числил его авторитет. А потом в тех же выражениях попрекал за отступничество: «Для совета в духовных делах и спасения своей души, взял я попа Сильвестра, надеясь, что человек, стоящий у престола господня, побережет свою душу, а он, поправ свои священнические обеты и право предстоять с ангелами у престола господня… еще при жизни удостоившийся серафимской службы, все это попрал коварно, а сперва как будто начал творить благо, следуя Священному Писанию». Потом Сильвестр, «желая власти, подобно Илье жрецу, начал, подобно мирским людям, окружать себя друзьями». Царь в своем первом послании Курбскому неоднократно использует образ пресвитера Илия (Эли) из Первой книги Царств, который был судьей в Израиле сорок лет и при нем филистимляне захватили ковчег Завета, после чего он умер и «отошла слава от Израиля» (1Цар. 1–4). Для Грозного это пример воцарившегося священника, что недопустимо и приводит к гибели страны. Характерно, что в Библии мотив вины Илия никак не подчеркнут, это его сыновья «были люди негодные» и «не знали Господа» (1Цар. 2:12). В этом смысле их поминает и Курбский в своем третьем послании. У Курбского Илий – пресвитер, в синодальном переводе – священник, хранитель Храма Господня, а вот у Ивана вдруг – жрец. Царь признает, что он праведник, но зазнавшийся неудачник. Так объясняется, почему государь приблизил Сильвестра, который потом обернулся жрецом, то есть поклонником язычества, волхвом и колдуном.
Падение Избранной рады вылилось в ведовской процесс. Вполне возможно, что Адашев и Сильвестр наскучили царю и нужен был только повод к их удалению. Судилище над ними состоялось именно по обвинению в чародействе. Летом 1560 года внезапно умерла первая супруга Ивана Грозного – Анастасия, из рода Захарьиных-Юрьевых (Романовых), мать всех его законных наследников. Ничто, кажется, не предвещало ее смерти, а потому за происшедшим отчетливо просматривалось отравление или, что, собственно, почти то же самое, колдовство. Кто-то «нашептал в ухо» государя, что «напустили на нее чары» Адашев и Сильвестр: «царицу твою околдовали». Придворные чародеи, о которых писал Пересветов, оказались в ближайшем окружении царя. Все, как и предсказывали. Благо государь не пострадал. Его успели оградить. Даже на суд над лихоимцами не пустили, поскольку «если придут эти известные злодеи колдуны, то царя околдуют».
У Адашева была обнаружена сообщница – некая монахиня «Мария, по прозвищу Магдалина», которую казнили вместе с пятью сыновьями, «будто бы была колдуньей и единомышленницей Алексея». Судя по сообщению Курбского, Мария была вдовой, происходила из Польши, но перешла в православие и отличалась ревностной аскезой. Прямых указаний на то, что именно она, польская ведьма, околдовала царицу Анастасию, нет. Но контекст, кажется, указывал именно на это.
Сам факт того, что Анастасия стала жертвой чародейства, был подтвержден официально. Так сказано в соборном определении 29 апреля 1572 года, которое обеспечило царю разрешение на четвертый брак: «вражиим наветом и злых людей чародейством и отравами Царицу Анастасию изведоша». Про вторую жену Ивана, черкешенку Марию, в том же документе говорится иначе, без акцента на колдовстве, просто отравлена: «также вражиим злокозньством отравлена бысть».
Считается, что смерть любимой супруги стала психологическим рубежом для царя Ивана. Именно после 1560 года можно фиксировать смену его окружения, ожесточение и казни бывших приближенных, а в итоге опричнину. Обвинения в колдовстве стали постоянным спутником политических репрессий. Потусторонние силы, управление которыми затруднительно, пугали суеверного государя, заставляли сопротивляться этой напасти, чем, надо полагать, многие пользовались: «Ведь что творили они своим колдовством: желая царствовать сами и господствовать над всеми нами, они вроде как закрывали тебе глаза и ни на что не давали смотреть», – описывал Курбский действия «бесполезных колдунов» из числа придворных.
Зачастую мы не знаем точного повода для опалы того или иного дворянина, но если такая причина упомянута, то чаще всего это «измена» или посягательство на государя, то есть некий заговор, который, как предполагалось, сопровождался волхвованием.
В 1565 году казнен Александр Горбатов-Шуйский (вместе с сыном), желавший якобы узурпировать трон. При всем благородстве происхождения стать царем у него шансов не было, кроме как завладев волей нынешнего государя. В 1568 году по аналогичному обвинению казнен первый боярин Иван Федоров-Челяднин. Вероятность его воцарения тогда могла быть обоснована только вмешательством сверхъестественного.
В жестоких расправах в те же годы погибли многие из выдвинувшихся в период борьбы за благочестие после пожаров 1547 года. В частности, Хозяин Тютин, которому было поручено в 1552-м повсеместно читать указ о запрете чародейства. С 1554 года Тютин был казначеем, а в 1568-м по делу Федорова царь расправился с ним и его семьей. В 1573 году погиб князь Михаил Воротынский, выдающийся воевода, герой битвы при Молодях, случившейся всего за год до казни. Его оклеветал слуга, который донес, что Воротынский искал «баб-ворожеек», чтобы «околдовать» царя. Тогда же казнили двоюродных братьев царицы Марфы Собакиной – Степана, Семена и Калиста. Их обвинили в попытке «извести» царя «чародейством».
Казни ведунов при Иване Грозном случались многократно, хотя не все они четко зафиксированы. Позже он даже внес некоторых в синодик опальных, составленный около 1583 года. Среди казненных по делу Старицких в октябре 1569 года там упоминается сразу вослед за священниками «ведун баба Мария» из Китай-города. А в Новгороде, когда царь прибыл туда зимой 1570 года, были казнены «15 баб, называли их ведуньями». Колдовство фигурировало среди обвинений в отношении митрополита Московского Филиппа (Колычева) в 1568 году. Священники вообще были на передовой в контактах с потусторонним, а потому – и в зоне особого риска.
После умершего в 1563 году Макария митрополичью кафедру занял Афанасий, но продержался чуть более двух лет и вернулся в Чудов монастырь. На его место царь вызвал из Соловецкого монастыря игумена Филиппа, который казался ему образцовым пастырем. Но и здесь согласие продержалось чуть более двух лет. Осенью 1568 года опричники схватили митрополита Филиппа прямо во время службы. Над ним публично издевались, а потом бросили в загаженный хлев, где оковы с него неведомым образом спали. А когда к узнику запустили голодного медведя, тот отказался прикасаться к архиерею. Эти события в окружении царя восприняли как результат чародейства. Царь хотел сжечь колдуна, но его уговорили решить дело по-тихому: Филиппа выслали в загородный монастырь и там удавили. За чародейство служители приняли чудотворения святого мученика Филиппа.
После разгрома новгородского «гнезда порока» Иван Грозный только в конце 1571 года согласовал назначение туда новым архиепископом игумена Чудова монастыря Леонида. Но и тот вскоре попал в опалу. Хронология событий в источниках запутанна, то ли это 1573 год, то ли 1575-й, но в целом ясно, что расследование в отношении Леонида совпало с делом врача и колдуна Елисея Бомелия, который, возможно, дал показания, порочащие священника.
После пыток и дознания «епископ Новгородский был обвинен в измене и в чеканке денег, которые он пересылал вместе с другими сокровищами королям Польши и Швеции, в мужеложестве, в содержании ведьм, мальчиков, животных и в других отвратительных преступлениях». 11 доверенных слуг Леонида «были повешены на воротах его дворца в Москве, а его ведьмы были позорно четвертованы и сожжены».
Бомелий служил личным врачом Ивана Грозного и приобрел его исключительное доверие, но у современников снискал репутацию чародея и чернокнижника. Примечательно осведомленный псковский летописец называет его «лютым волхвом» и описывает как опасного еретика.
Бомелий происходил то ли из Вестфалии, то ли из Залтбоммеля в соседнем Гелдерланде. Он учился в Кембридже, но попался на алхимических практиках и был заточен в тюрьму за колдовство. Из английских застенков его вывел русский посланник А.Г. Совин, предложив контракт врача в далекой Московии. В 1570 году Бомелий появился при московском дворе – в разгар бушевавшей чумы и голода. Он не только врачевал, но и помогал царю, если верить сведениям беглых опричников Таубе и Крузе, травить неугодных, готовил соответствующие зелья – извел сотни придворных. Даже английский агент Горсей отзывался о нем неприязненно. Согласно Штадену, опричнику, покинувшему Россию после 1576 года, Бомелий был схвачен при попытке нелегально покинуть страну. Его осудили, и он сгинул в темнице.
С именем Бомелия, судя по всему, также связана одна из самых известных и радикальных причуд Ивана Грозного – внезапный отказ от трона и венчание на царство в 1575 году крещеного татарина Симеона Бекбулатовича. Исследователи согласны с версией летописца, что причиной этого послужило астрологическое предсказание, согласно которому царь должен был погибнуть в этом, видимо, 7084 году от сотворения мира (сентябрь 1575 – август 1576 года). И это наиболее яркий случай, показывающий, насколько политика в то время была увязана с сатанинскими нападками на государя. Симеон пробыл царем именно год и потом был отослан в Тверь, а Иван Грозный вернул себе символические признаки власти.
Карамзин писал, что Бомелия публично сожгли, хотя и не в связи с колдовством, но за «тайную связь с Баторием». Форма казни определенно указывает на обвинения в магических практиках, но историку XIX века было уже не с руки писать о них без ухмылки. В XVI же веке к колдовству относились стократ серьезнее.
