Я из тех райтеров, готовых взять любую работу, и только потом подумать: "Какого черта я это делаю?". Пару месяцев назад так произошло с кроссвордом. "Ты умеешь?" – уточнили у меня. Да без проблем! Собрать пару слов вместе – это умеют все.
И я собрала 12 слов. Подобрала их со смыслом, придумала описание с юмором. Особенную гордость вызывало слово №5: "Место для хранения пакетов". Ответ: пакет.
Потом выяснилось, что кроссворды пишутся по определенным законам. Они должны быть симметричными и большими. Для сравнения: я собрала 20 слов, над которыми можно было ухихикаться. А формат требовал не меньше 80.
И тут все посыпалось. Мозг заупирался, как тяжелый баран, а в кроссворде стали появляться такие неудобоваримые слова, как Маб (суптник Урана) и епакта (возраст Луны).
Большие слова не лезли, а маленькие поражали своей сложностью. Я сидела почти 7 часов на сайте "Помощник кроссвордиста" и понимала, что даже вписав слова в квадратики, мой мозг уже не способен придумать, как это слово иронично подать. А это была одна из главных задач.
Тогда я поняла, почему так не люблю кроссворды – из-за этих слов, затыкающих дыры между другими словами. Но я не большинство. Сообщество кроссвордистов огромно. В прошлом году, за пару недель до того, как мы узнали слово локдаун (а вот его хорошо бы вписать в кроссворд о 2020-м годе!), прошел Всероссийский исторический кроссворд.
Возможно, вы никогда не увлекались кроссвордами, но они вписаны в культурный код. Особенно самый известный из них – кроссворд New York Times. Недавно The Guardian выпустила большой материал о его авторе – Уилле Шортсе.
Прочитав текст, можно узнать, как живет "crossword guy" – слегка захламленно; какая у него библиотека – больше 25 тысяч (!) книг с головоломками, в том числе и раритет 1533 года; сколько он получает за один кроссворд – от 750 долларов; и как он написал книгу судоку, которая продалась тиражом в 1,2 миллиона экземпляров – с помощью алгоритма.