Найти тему
Прорывист

О Войновиче

В ночь на 27 июня [2018 года] умер диссидент Владимир Войнович — автор таких антисоветских поделок, как: «Жизнь и необычайные приключения солдата Ивана Чонкина» (представляющего из себя помесь Тёркина со Швейком) и «Москва-2047» — явное подражание роману троцкиста Оруэлла «1984».

Войнович представитель т.н. «шестидесятничества».

В 1960-м году, будучи младшим редактором в отделе сатиры и юмора на Всесоюзном радио, он написал стихи «Я верю, друзья». На эти стихи была написана песня (композитор Оскар Фельцман):

«Я верю, друзья, караваны ракет
Помчат нас вперёд от звезды до звезды.
На пыльных тропинках далёких планет
Останутся наши следы…».

Песню процитировал встречавший космонавтов Хрущёв, она получила всесоюзную известность — и Владимир Войнович, как говорится, «проснулся знаменитым». Спустя два года, 30-летнего Войновича приняли в Союз писателей СССР.

Итак, в столь короткий срок, жизнь Войновича круто перевернулась: из безызвестного стихотворца он превратился в олимпийца советской литературы — его песни пользуются успехом, центральные журналы хотят публиковать его стихи, а Войнович еще и отказывает им, желая сосредоточиться на прозе. И вот казалось бы: государство диктатуры пролетариата обеспечило тебе все условия для плодотворной работы, давай же, прославляй своей лирой подвиги советского народа, силу и красоту социалистической Родины, завоевания коммунизма… Но нет, Войнович избирает для себя иной путь…

В 1963 г. Войнович пишет своего «Чонкина» (эдакую сатиру на советское общество), который был опубликован в самиздате, а затем во Франкфурте и в Париже. Сюжет сего творения таков: в 1941-м г., еще до начала войны, возле небольшой деревушки вынужденно садится военный самолет. Командование, не имея возможности отбуксировать самолет, решает выставить часового возле него. Часовым определяют не идиота, но дурачка, не урода, но неказистого рядового Ивана Чонкина. Тот, попав из воинской части в деревню, даром времени не теряет и начинает сожительствовать с почтальоншей Нюрой, «переместив» пост часового в избу к сожительнице. А потом начинается война, и о Чонкине вместе с самолётом попросту забывают! И всё было бы у бравого солдата Чонкина хорошо, да вот беда — коровы Нюры съедают экспериментальные посадки «гибрида помидора и картофеля» местного самодеятельного селекционера Гладышева, и тот, осерчав, пишет донос в районное отделение НКВД! Чекисты оперативно реагируют на сигнал, но Чонкин был не так-то прост: вместе со своей сожительницей он успешно обороняется от «кровавой сталинской гэбни», так что на его задержание приходится мобилизовать, ни больше, ни меньше, целый полк Красной Армии! В результате: Чонкин легко ранен вследствие прямого попадания снаряда (!) в отдельно стоящий сортир Нюры! Генерал, удивлённый тем, что полк сражался с одним рядовым и девушкой, награждает его медалью, снятой со своего же кителя. Но затем, увидев приказ об аресте Чонкина, отменяет своё решение о награде. Чекисты увозят бравого солдата Чонкина из деревни.

Если, вдруг, читателю показалось мало, то вот финальный аккорд этой безумной вакханалии: мерин по кличке Осоавиахим становится человеком (здесь автор глумится над известным тезисом Энгельса о том, что, как человек создал труд, так и труд создал человека) и отказывается работать в колхозе! Вскоре он гибнет от шальной пули, а под копытом у него находят записку: «Прошу считать меня коммунистом»! Занавес!

Это только лишь первая часть сего безобразия, а впоследствии было написано еще две, но рассматривать их, полагаю, нужды нет.

Стоит ли говорить, с каким энтузиазмом сие творение было принято на Западе? «Чонкина» перевели более чем на 30 языков — естественно, не без помощи спецслужб, — о нём было написано сотни рецензий, монографий и даже диссертаций.

Собственно, данное произведение, эта «развесистая клюква», до такой степени халтурна в художественном и идеологическом плане, что едва ли способно произвести впечатление на культурного и образованного человека, разве только отрицательное. Я думаю, что можно было бы даже опубликовать этот, с позволения сказать, роман, а потом дать двум-трем толковым критикам разобрать его по косточкам, чтобы самый распоследний головотяп катился со смеху от степени убожества этого горе-писателя! Но в том-то и трагикомедия, что при Хрущёве уровень советской критики пал столь низко, что такие вот бездарные чонкины вызывали у партработников немой ступор!

Между тем, в интервью «Новой газеты» от 2016 г. Войнович оценивал свои сатирические способности следующим образом:

«Когда я с большим трудом собрал первую юмористическую передачу и принес главному редактору, он на меня тяжело посмотрел и спросил: „У тебя вообще-то чувство юмора есть?“ Я честно ответил: „Не знаю“. Я не считаю себя сатириком».

Сатириком себя не считал, но писать про Чонкина-Швейка, которого целым полком не могли арестовать, и про коня Осоавиахима, ставшего человеком, зачем-то взялся…

В 1974 г. за свои «художества» Войнович был исключен из Союза писателей, а в 1980-м андроповское КГБ забросило Войновича, как того братца кролика, в терновые кусты, т.е. выслало на Запад, где тот благополучно вёл подрывную работу против своей Родины, сотрудничая с радиостанцией «Свобода». Кстати, писатель утверждает, будто бы КГБ, еще до высылки, пыталось отравить его «за „Чонкина“, за выступления в защиту разных людей, включая Сахарова и Солженицына». Крайне сомнительная история, Войнович чрезмерно много мнит о себе — не того полета птица, чтобы травить его; всё это напоминает дешевенький пиар: «вот, мол, я едва не расстался с жизнью в борьбе за правду!».

В 1990-м г. Войновичу вернули советское гражданство, он приехал на дымящиеся обломки Родины и… сел писать свой вариант гимна, где были такие строки:

«…К свободному рынку от жизни хреновой,
Спустившись с вершин коммунизма, народ
Под флагом трёхцветным с орлом двухголовым
И гимном советским шагает вразброд».

Справедливости ради, подмечено верно: народ действительно спустился, а точнее скатился с вершин коммунизма… в выгребную яму свободного рынка.

Войнович с восторгом принял перестройку, ему, как и прочим «совестям нации», жгуче хотелось «порулить» процессом, но его ожидало горькое разочарование — как говорится, все места в партере были уже заняты! Он жалуется «Новой газете»:

«…но вскоре увидел, что мне здесь не очень-то рады. Еще до того, как я вернулся, в „Московских новостях“ мою фамилию писали во множественном числе и с маленькой буквы: «Эти войновичи никогда не поверят в нашу перестройку». Послал свою повесть в журнал „Новый мир“, где когда-то я был одним из желанных авторов. Главный редактор Залыгин ответил, что журнал печатает только тех, кто этого достоин, и ему странно, что я себя тщусь причислить к ним. И тоже заметил, что перестройка без таких, как я, обойдется. И вообще, куда я ни совался, чтобы как-то участвовать в общественной жизни, везде встречал сопротивление и в конце концов махнул рукой».

В нулевые годы, при становлении российского империализма, быть либералом стало не модно, поэтому интеллигенты, эти социальные хамелеоны, оперативно перекрашивались в православных патриотов и усердно «вставали с колен» вместе с новым энергичным лидером буржуазии Путиным. Ну а Войнович, видимо, оказался слишком старым, закостенелым и перекраситься уже не смог и посему так и остался на обочине политической жизни.

Собственно, нас должен заинтересовать вопрос, что это за люди такие, вроде Войновича, и откуда они берутся? Определенно, искать причины возникновения диссидентов во внешних обстоятельствах дело бесперспективное. Ведь подавляющее большинство диссидентов были вполне успешными людьми, окруженные славой и почётом, тот же Солженицын, например, считался любимчиком Хрущёва. Войнович признавался, что:

«За песни я стал получать много денег. Зарплата 1000 рублей (до реформы 1961 года), песни — это еще тысяч пять».

Тысяча рублей — это были баснословные деньги. Вот и спрашивается, чего же коммунистический строй такого недодал этим деятелям, вроде Войновича, что те подались в «правозащитники», т.е., де-факто, в иностранные агенты, остервенело боролись против советской власти, стремились дезорганизовать рабочий класс? Ну вот Войнович оправдывает свое предательство тем, что хотел быть честным:

«У меня к этому раннему рассказу „Хочу быть честным“ был эпиграф: „Когда печаль и горе, и боль в груди моей, и день вчерашний черен, а завтрашний черней, находится немало любителей сказать: ах, жизнь его пропала, ах, кем он мог бы стать…“ Когда я печатал первые стихи в газетках, думал: меня никто не знает, я могу какой-то компромисс допустить, а вот когда начну по-настоящему печататься, тогда все будет всерьез. И когда моя первая повесть была напечатана, я решил никогда не писать того, чего не думаю».

Вот как — Войновичу хотелось говорить, всё что он думает, но при этом не думать, что он говорит и безо всякой ответственности перед обществом! Он любил рассуждать о свободе, демократии и прочих положительных вещах, да вот только он, как, собственно, вся советская интеллигенция, категорически отвергал научную социологию, марксизм. Если бы данный «товарищ» не спал на политзанятиях и внимательно проштудировал работы классиков, то он бы знал, что свобода — это не либерально-анархическая вольница, когда каждый делает, что вздумается его левой пятке; свобода есть осознанная необходимость. Энгельс в «Анти-Дюринге» объяснял:

«Гегель первый правильно представил соотношение свободы и необходимости. Для него свобода есть познание необходимости. „Слепа необходимость, лишь поскольку она не понята“.Не в воображаемой независимости от законов природы заключается свобода, а в познании этих законов и в основанной на этом знании возможности планомерно заставлять законы природы действовать для определенных целей. Это относится как к законам внешней природы, так и к законам, управляющим телесным и духовным бытием самого человека, — два класса законов, которые мы можем отделять один от другого самое большее в нашем представлении, отнюдь не в действительности.Свобода воли означает, следовательно, не что иное, как способность принимать решения со знанием дела. Таким образом, чем свободнее суждение человека по отношению к определенному вопросу, с тем большей необходимостью будет определяться содержание этого суждения; тогда как неуверенность, имеющая в своей основе незнание и выбирающая как будто произвольно между многими различными и противоречащими друг другу возможными решениями, тем самым доказывает свою несвободу, свою подчиненность тому предмету, который она как раз и должна была бы подчинить себе.Свобода, следовательно, состоит в основанном на познании необходимостей природы господстве над нами самими и над внешней природой; она поэтому является необходимым продуктом исторического развития. Первые выделявшиеся из животного царства люди были во всем существенном так же несвободны, как и сами животные; но каждый шаг вперед на пути культуры был шагом к свободе. На пороге истории человечества стоит открытие превращения механического движения в теплоту: добывание огня трением; в конце протекшего до сих пор периода развития стоит открытие превращения теплоты в механическое движение: паровая машина. — И несмотря на гигантский освободительный переворот, который совершает в социальном мире паровая машина, — этот переворот еще не закончен и наполовину, — все же не подлежит сомнению, что добывание огня трением превосходит паровую машину по своему всемирно-историческому освободительному действию. Ведь добывание огня трением впервые доставило человеку господство над определенной силой природы и тем окончательно отделило человека от животного царства. Паровая машина никогда не будет в состоянии вызвать такой громадный скачок в развитии человечества, хотя она и является для нас представительницей всех тех связанных с ней огромных производительных сил, при помощи которых только и становится возможным осуществить такое состояние общества, где не будет больше никаких классовых различий, никаких забот о средствах индивидуального существования и где впервые можно будет говорить о действительной человеческой свободе, о жизни в гармонии с познанными законами природы. Но как молода еще вся история человечества и как смешно было бы приписывать нашим теперешним воззрениям какое-либо абсолютное значение, — это видно уже из того простого факта, что вся протекшая до сих пор история может быть охарактеризована как история промежутка времени от практического открытия превращения механического движения в теплоту до открытия превращения теплоты в механическое движение».

К слову, многие левые вульгарно трактуют объективность законов движения социальной формы материи, будто бы эти законы столь же объективны, как, допустим, статическое электричество или солнечные лучи. На самом же деле эти законы «объективны» лишь до той поры, пока отражаются в невежественной голове в виде некой слепой стихии, злого рока, промысла божьего и т.д. Поэтому отдельные сторонники материализма находят идеалистичным утверждение Валерия Алексеевича о том, что:

«Социализм может выполнить свою историческую миссию только в том случае, если в период подготовки и после «свержения ненавистного режима» будет происходить, прежде всего, в сознании коммунистов реальное планомерное вытеснение некоммунистических идеологий и накопление знаний о путях уничтожения остаточных форм капиталистической эксплуатации».

Энгельс, между прочим, замечал, что даже чувство голода у человека сперва проходит через голову, отражается в мышлении. Поэтому, в этом смысле, все социальные явления субъективны, т.е. исходят из человеческого сознания, а не из какой-то там внешней среды.

Но вернемся же к нашему барану, Войновичу. Если бы он соизволил обогатить свою голову марксистской наукой, то ему было бы ослепительно ясно, что вся эта либеральная мишура: права человека, верховенство права, правовое государство, гражданское общество и т.п. — не стоят и ломаного гроша. Вообще, право есть возведенная в ранг закона воля господствующего класса. Законы же приводятся в исполнение при помощи мощи аппарата насилия (государства), который, в известной степени, возвышается над обществом, над классами, но лишь для того, чтобы сохранять порядок вещей, угнетающий трудовые массы. Если мы присмотримся к т.н. «правам человека», то без труда обнаружим, что под абстрактным человеком скрывается буржуа, ведь неприкосновенность частной собственности — это основа всякого «правового» государства. Найдем ли мы в хвалёных «правах человека», например, право на доступное жилье и медицину? Право на 8-ми часовой рабочий день? Право на оплачиваемый отпуск? Впрочем, конечно, даже если бы данные пункты внесли в декларацию прав человека — ничего бы это не поменяло.

Вот в Конституции РФ записано, что граждане имеют право на бесплатную медицину, да только нигде не прописана обязанность государства обеспечить материально-техническую базу для реализации данного права. Кроме того, медицина, как и все прочие сферы, при капитализме опутана хозрасчётом, и врачи часто думают, главным образом, не о здоровье больных, а о том, как выжать из них побольше денег. Впрочем, надо понимать, что даже если удастся обеспечить качественное и доступное медицинское обслуживание, капиталисты ещё поднимут пенсионный возраст и цены.

Далее. Всякому правозащитнику следовало бы знать, что формально-юридически государство всесильно и оно, в принципе, может сделать с гражданином всё что захочет, и это будет совершенно законно. Фактически же, государство — это орудие в руках господствующего класса и стеснено не законами и декларациями, а классовой расстановкой сил. Не может быть никаких сомнений, что американские власти желали решить проблему с коммунистами в США так же, как это делали европейские фашисты в 1930-е годы. И удерживали их отнюдь не права человека и всякие гуманистические идеалы. Расчётливые империалисты США посчитали, что прямое уничтожение коммунистов и сочувствующих будет иметь чрезмерно негативные издержки. А вот, например, в борьбе с коммунистами в Корее и Вьетнаме империалисты уже ничем себя не ограничивали. Впрочем, правозащитников данные преступления против человечности «почему-то» не сильно беспокоят.

Войнович был социальным дальтоником — он просто не способен был увидеть всю красоту, силу и коренную справедливость коммунистического строя. Он, кстати, занимался творчеством отнюдь не потому, что ощущал в этом свое призвание, а потому, что «после демобилизации хотел заниматься чем-нибудь интеллектуальным» — иначе говоря: «мне бы такую работу, лишь бы не работать»! Сперва Войнович пробовал рисовать, но понял, что славы художника ему не снискать, поэтому он решил последовать примеру своего приятеля и начал писать стихи:

«У меня приятель писал стихи, я подумал: может, и я смогу. Написал кошмарный опус:Наш старшина — солдат бывалый,
Грудь вся в орденах.
Историй знает он немало
О боевых делах.
Он всю войну провоевал,
Знаком ему вой мин.
Варшаву он освобождал
И штурмовал Берлин…<…> я послал этот бред в газету, его напечатали, чем вселили в меня надежду».

Почему же эти стихи кошмарны, что в них бредового? Я, конечно, не специалист в области поэзии, но, по-моему, вполне неплохо написано, да, пусть в них нет чего-то «эдакого», но ведь и такие стихи нужны!

Вот еще один любопытный штрих, Войнович высказывается о повести «Мы здесь живем»:

«В конце той же недели получаю телеграмму: „Прошу срочно зайти в редакцию „Нового мира“. Звоню своему приятелю, он говорит: „Володька, это успех! “ И правда. В понедельник прихожу — там собралась вся редколлегия. Все уже прочли, включая Твардовского, и все меня хвалили. Это был самый счастливый месяц в моей жизни. Потом был огромный поток рецензий. Меня за „Чонкина“ в России так не хвалили, как за эту слабенькую повесть».

Вот как, с точки зрения писателя убогий «Чонкин» много лучше, чем повесть о созидании советского народа!

А вообще, чтобы четко уяснить для себя, что представлял из себя покойный как личность, достаточно ознакомиться всего лишь с одним его высказыванием:

«Напрасно прошли жизни Ленина, Сталина, Брежнева и прочих, посвятивших себя химере коммунизма, угробивших миллионы людей и в конце концов приведших страну к катастрофе».

Вот так вот, оказывается, посвятить свою жизнь великой миссии — освобождению человечества от тирании кучки ходячих желудков, преобразованию общества на научных началах — это, с точки зрения данного писателя, абсолютно бессмысленное и недостойное дело. Ну что тут скажешь? Художественно выражаясь, слепой крот никогда не поймёт, почему птицы радуются восходу солнца. Имена великих ученых-революционеров и вождей Ленина и Сталина навсегда войдут в историю и будут служить знаменем всего прогрессивного человечества. А многие ли теперь помянут почившего бумагомарателя Войновича, написавшего пару сносных произведений, но отказавшемуся служить прогрессу?..

Что касается «миллионных жертв», то любопытно было бы знать, задумывался ли Войнович хоть раз над вопросом, а сколько миллионов уничтожил американский финансовый капитал? Он осуждал вмешательство РФ в сирийскую войну, но неужели г-н писатель был столь неосведомленным, что был не в курсе, с чьей помощью некогда богатая страна превратилась в дымящиеся груды? Это ведь не какая-то там кремлёвская пропаганда — Вашингтон открыто говорит о том, что оказывает всестороннюю поддержку т.н. «умеренной оппозиции» и ставит своей целей свержение «авторитарного режима Асада». Тут, как ни крути, а кровь сирийского народа на руках, в первую очередь, американских магнатов.

А какие бесчисленные миллионы уничтожены в эпоху буржуазных революций, «первичного накопления капитала», колониализма, а сегодня в эпоху неоколониализма, не говоря уже о локальных и мировых войнах…

Правда, что-то мне подсказывает, что такой человек, как Войнович, едва ли способен испытывать сострадание к «жертвам» коммунизма, жертвам капитализма и вообще хоть к кому-нибудь. И думается мне, что «правозащитной» деятельностью занялся он не потому, что испытывал негодование к советским «бесчинствам» и сочувствовал Сахарову или Солженицыну, нет, тут явно стояло что-то иное. Может он надеялся таким образом снискать себе славы, а может быть просто жил по принципу «Баба-Яга против».

Сталиным было доказано, что пока существует империалистический лагерь, пока коммунистическое общество содержит в себе капиталистические атавизмы, такие как, например, закон стоимости, будет оставаться почва для мещанского, и, следовательно, буржуазного, контрреволюционного мышления. Тем не менее, возникает вопрос, как же так могло случиться, что 90, если не более, процентов советских интеллигентов, «инженеров человеческих душ» отказались продажными шкурами и рьяными антикоммунистами? Почему советская интеллигенция предала рабочий класс?

Левые обычно объясняют это мелкобуржуазностью интеллигентов, но думается, что это упрощенный взгляд на проблему. Мещан в советском обществе хватало, особенно после XXII съезда с его лозунгом «догнать и пережрать», но, занимая «хлебные» места, они, в целом, были довольны и против генеральной линии партии не выступали; диссиденты, напомню, имели, в общем-то, все возможности для удовлетворения своего «маленького мещанского счастья». Значит дело тут в другом, а именно — во внутренней природе самих диссидентствующих субъектов.

Всякий диссидент — это, в первую голову, чван, одержимый манией тщеславия: выступая против советской власти он, как бы, выделяется из серой массы, демонстрирует своё превосходство. Это своеобразное следствие того, что их деятельность, волею структуры классового общества, оказывается несколько более возвышенной, чем у других трудящихся. Бессовестность помноженная на обществоведческое невежество рождает чванливое отношение к окружающим. Подобный психический склад крайне распространён, так как насаждается пропагандой индивидуализма, культивируется самими отношениями частной собственности, представлен в психике в виде животных атавизмов. Он в виде ярких проявлений свойственен малокультурным людям — чуть что, задирать нос и важничать. Но, чтобы чван реализовался до уровня Войновича и ему подобных, здесь нужно «много и упорно работать»: лгать, притворничать, карьерничать и гадить, гадить, гадить коммунизму, скрытно или прямо.

Диссиденство — это форма оппортунизма, т.е. социальной мимикрии, унавоженная высокомерием, стремлением возвыситься над толпой. Открытые диссиденты активно боролись против коммунизма не потому, что они смельчаки, а из-за пассивности КГБ. Скрытые диссиденты держали фиги в карманах.

Среди диссидентов вы не найдете ни одного скромного, честного и порядочного человека, а найдете лишь таких персонажей, как Войнович.

Р. Огиенко

____________________________________
Послесловие
Уважаемые читатели!
Заносите в закладки и изучайте наши издания:
I.
Общественно-политический журнал «Прорыв»
II.
Газета «Прорывист»

Поддержите редакцию деньгами:
I.
Принципы финансирования
II.
Подписка на газету
III.
Заказ нашей брошюры почтой с автографом автора
IV.
Заказ нашей книги "Жизнеописание красного вождя"