У сашкиного отца был старый приятель — дядя Слава, высокий, черноволосый паренек с залихватскими усами, как у гусаров из книжки. Всегда оптимистично настроенный, он нередко приходил к ним в гости, весело шутил и подолгу возился с Сашей. В один день он не пришел. Вместо него пришел какой-то суровый командир и забрал отца. Отца не было неделю. Мама плакала и подолгу смотрела в окно. Когда отец вернулся, он был хмур и суров. Саше даже казалось, что он постарел лет на 20. Не было ни шуток, ни лукавой, чуть кривоватой улыбки, а через неделю они переехали. Спустя год, Саша, уже повзрослев, не по возрасту, но по мироощущению, решилась спросить у отца, что же случилось тогда и почему дядя Слава больше не приходил. Отец долго хмурился, пытался отшучиваться и перевести разговор, но Саша, со свойственным этому возрасту максимализмом, никак не хотела отставать и тогда отец вздохнул и начал рассказ.
- Было раннее утро, объявленное вчера Перемирие, позволяло надеяться, что хоть этот конвой пройдет без потерь. Однако уже спустя час «перемирие» обернулось кровавой трагедией. Колонна, которую мы сопровождали медленно двигалась по склонам. Мы со Славкой оказались в разных ее концах, просто...так было надо... В 10 часов утра на С... шоссе, по пути нашего следования боевиками был произведен подрыв установленного на обочине шоссе управляемого фугаса. Осколками разорвавшегося 152-мм гаубичного снаряда пробило броню БТРа и мгновенно убило механика-водителя и сидящего радом с ним Славку...
Отец закашлялся и отвел глаза, потом охрипшим вдруг голосом продолжил...
Неуправляемый БТР на скорости выскочив на противоположную сторону шоссе и срезав бетонный столб освещения, остановился, залитый кровью и забрызганный мозгами находившихся на броне военнослужащих 101-й бригады ВВ.
Четверо солдат погибло в считанные секунды, пятый, которому оторвало взрывом ноги, умер позже, по дороге в госпиталь, шестой умер на операционном столе. Еще более десятка были буквально размазаны по земле, разбросаны нелепой и ужасающей мозаикой, которую предстояло собирать таким же молодым ребятам, более удачливым, менее счастливым, поскольку не успели увидеть, прочувствовать, понять этот день...
Отец нервно сглотнул и обхватил голову руками. Сашина мама, тихо присев на подлокотник, обняла его за плечи. Отец выпрямился и, положив свою большую шероховатую ладонь на хрупкую мамину ручку, продолжил
После этого заработала их «артиллерия», очень аккуратно, только по склонам, не задевая населенный пункт, только нас. Мы отбивались как могли, но нас было слишком мало и все, что нам оставалось, это скрываться за раскуроченными железяками в ожидание подмоги, а может быть смерти. Потом пришли четыре Ми-24, отработали по горам. Нехотя так, будто бы знали, что им тут уже делать нечего( всегда удивлялся как у этих ублюдков появлялось наше вооружение). Их артиллерия ушла в начало колонны, туда, где подорвался фугас. Я было рванулся за ними, но вскоре пришло осознание, что стрелять то мне уже нечем, последний патрон был выпущен в лицо особо наглого духа, не побоявшегося подобраться к нам вплотную.
Стемнело. Слышим, со стороны ННН-ого полка - жуткий грохот. Оказывается, подмога катит. Впереди Т-72, за ним БМП, затем снова танк. Не доезжая метров 20, он останавливается и наводит на нас орудие. Думаю: "Все! Духи не грохнули - свои добьют с перепугу!" Вскакиваем, руками машем - мол, свои. Танк покачал стволом, развернулся и как шарахнет в "зеленку" в 5 метрах от себя. С этой "подмоги" народу повыскакивало - по траве ползают, вокруг себя из автоматов поливают. Мы им орем: "Мужики, вы что ползаете? Тут же никого уже нет". Оказывается, это была разведка ННН-ого полка. Подошел я к офицерам, говорю: "Что вы здесь-то воюете? В голову колонны идти надо!" А они мне: раз ты здесь был да еще и соображаешь, бери десять человек и двигай с ними, куда сам сказал.
Походил я, нашел разведчиков, и двинулись мы вперед. Я насчитал более сорока сгоревших трупов. Судя по тому, какие машины остались целы, у духов была четкая информация, что где находится. Например, медицинский МТЛБ вообще остался нетронутым, только механика из стрелкового оружия завалили, а ЗУшка за ним буквально в сито превращена. Потом мы интересовались, почему помощь пришла так поздно: если бы они пришли на час-полтора пораньше, то в голове колонны кто-нибудь да уцелел бы, а так там до последнего один БРДМ сопротивлялся, в котором почти всех поубивали.
Как рассказали потом парни из ННН-ого, когда они доложили, что в ущелье мочат нашу колонну и неплохо бы рвануть на помощь, им ответили, чтобы не дергались и стояли, где стоят. Помощь пришла к нам спустя два с половиной часа, когда уже все было кончено...
Вот тогда Саша и плакала так горько впервые, когда увидела как невыносимо несправедлива была судьба к этим сильным и храбрым мужчинам. Как погибали они «не за что», просто потому, что так решило начальство. Просто не вмешиваться... Тогда Саша начала по настоящему бояться за отца, а вдруг завтра и его посчитают малой жертвой в борьбе за общее благо.
На следующий день они всей семьей пошли на могилу к дяде Славе. Саша шла, остервенело цепляясь за руку отца, грустная и какая-то притихшая.
Сегодня на душе была та же тихая грусть, та же внутренняя боль. Когда она спускалась вечером по крутым деревянным ступеням, сжимая в руке дневник прабабки, она дала себе слова, что жертвы ветеранов ВОВ, ее, сашкиной бабушки, так похожей на нее саму и дяди Славы не будут зря, не для нее, ведь она больше никогда не будет слабой, никогда не позволит себя обижать. Она станет сильной и смелой, как они и будет идти с гордо поднятой головой, по улицам этого гадющника, с достоинством неся имя дочери офицера российской армии. А еще она постарается найти адресата письма Шунечки. Даже если он тоже погиб в ту войну, должны быть родственники, внуки, правнуки, они прочтут, они узнают, что на свете жила девушка, которая перед смертью думала о их деде, прадеде. Если же у него нет семьи, она найдет его могилу и принесет туда это письмо, пусть ее бабушка будет услышана...пусть...