3-ая глава
Я помню только одну актерскую сцену на улице в Норильске.
Два пьяных гопника угрожают нашему американскому бомжу и пытаются его ограбить.
У Балабанова был очень простой подход в вопросах кастинга: он считал, что актеры, с редчайшим исключением, все ужасно играют и их фальш видно издалека.
Вот почему он любил Бодрова — Бодров особо не играл в кадре, он просто органично в нем существовал.
И вот почему, по возможности, он старался использовать непрофессионалов в их естественной среде.
Конечно, если требовалась какая-то сложная актерская игра с эмоциями и длинным текстом (“много букв”, как он говорил) он не рисковал, но если был маломальский шанс обойтись без актеров — он предпочитал использовать настоящих.
Поэтому, зачем заставлять двух актеров играть пьяных гопников, если можно найти пару уже готовых, напоить их с утра до нужной кондиции и устроить потасовку с главным героем?
Гопники должны были напасть на Бина и толкнуть его на зЕмлю.
С этой сложной актерской задачей молодые таланты вроде справлялись.
Но потом, Бин должен был взять камень, медленно подняться и с камнем наперевес двинуться на гопников. Он должен был таким взглядом смотреть на них, что им становится страшно и они убегают.
Основная мысль — на дне, в России, он нашел свою силу.
А вот с этим уже были сложности.
Каждый раз, когда Бин поднимался с земли с камнем в руке и смотрел на гопников страшным взглядом, нетрезвые парни начали хихИкать и ржать.
После пары дублей Балабанов подошел к главному из них, который уже совсем был тепленьким, и объяснил задачу еще раз: “Что ты тут не понял? Американец поднимается с камнем в руке, ты видишь в его глазах, что он -серьезный мужик, тебе становиться страшно, у вас полные штаны, и вы делаете ноги. Понял?”
Гопник выглядел как школьник, который не понимает задачу настойчивого и больно строгого препода.
“Ну, не могу…” — ответил гопник — “Ну смотри на него… Он какой-то …. не страшный…”
Был бы Бин трезвее он бы по-другому сыграл? Стал бы он тогда страшнее?
Я думаю, что нет, но я не режиссер.
______________________________________________________________
БылА еще одна актерская сцена в Норильске, в баре.
Это была последняя сцена перед тем как мы все должны были улететь из Норильска в Иркутск.
По сценарию Чадов и Бин знакомятся со Шнуром, который играет сам себя и он их нанимает таскать аппаратуру и инструменты для группы. Так часто бывает с бомжами в России.
Мы в Норильске как раз наснимали много “обувной кожи” с музыкантами — всякие выходы из автобуса, разгрузка багАжа и так далее.
Но была еще сцена в баре, где Шнур и Бин должны были разговаривать по душам.
И вот в наш последний вечер в Норильске мы все собрались в баре.
Кабак был забит битком — для норильчан, это был единственный шанс сняться в кино у самого популярного русского режиссера, с самой популярной рок-звездой.
Близнецы Андрей и Иван сидели за столом со своими женами в своих лучших нарядах и ждали с нетерпением начало шоу. Тогда в моде были черные костюмы и белые шелковые рубашки с широкими воротникАми, которые вылезли на лацкан пиджака а ла Дикаприо. В Англии мы их называли “крылья кондора…”
У меня было самое лучшее место в зале — мы с Бином сидели у бара на высоких стульях и разговаривали.
Я был тем, что в кино называется “станд ин” — то есть, я сидел на месте Шнура, пока мы все его ждали, и операторы с осветителями выставляли на мне камеру и свет.
Майкл был как-то трезвее обычного, настроение у него былО потяжелее. Уличная суета была позади, но он был явно уставшим.
А мне у бара всегда хорошо. В “Брате-2” в клубе в Чикаго это я даю Бодрову пиво перед тем как он начинает стрельбу за кулисами.
И вот я снова у бара, снова под осветительными лампами и профессиональные художники даже дали мне стакан пива в руку. В кино мы это называем “реквизит.”
Всё должно было вот-вот начаться, все затихли, а Шнура всё не было. Мы все его ждали.
Для голливудских актеров это очень-очень плохо. Для них, кто кого ждет на площадке — вопрос статуса. Это определяет иерархию в этом мире, их цену. И звезда никогда никого не должна ждать.
Единственный раз, когда Бин разозлился по-настоящему при мне был в Нью-Йорке во второй день съемок. Тогда его уже вызвали на площадку, а группа оказалась не готова. Он сказал мне тогда, чтобы я объяснил Балабанову и Астахову, что это ЕГО ждет камера, а НЕ наоборот.
И вот сейчас мы все должны были ждать Шнура.
Ладно Майкл, но и сам Балабанов, который считал, что режиссер — король и бог на площадке, тоже должен был ждать и явно метался, не зная, что делать.
А интрига была, в том что мы все знали, что Шнур опаздывает, потому что он в туалете с Оксаной Акиньшиной… Напряжение нарастало.
Норильчане были просто в восторге — в город приехал цирк и они попали вот на такое шоу!
Я тоже был особо не против — первый реквизит кончился и мне уже принесли второй.
Пил ли он или нет я не знаю, но появился Шнур уже в образе и как бы “тёпленький”. Он мило шутил с группой и с массовкой, травил байки, пока на него вешали микрофон. Как актер эту сцену он уже выиграл.
Я попытался всё это перевести Бину, чтобы он хотя бы почувствовал себя участником, но уже было всё понятно — кто тут кого ждет.
Для справки, роль Шнура была написана, на самом деле, для Лёни Фёдорова из “Аукцыона”, но Фёдоров отказался (так же как он отказался и от другой роли, написанной Балабановым специально для него, в фильме “Я тоже хочу”).
Вторым кандидатом был Горшок из “Короля и Шута”, но Балабанов отказался от него, когда понял, что тот торчит и это было слишком рискованно.
Так Шнур и получил эту роль, сыграл её на все сто и перезвездил и режиссера и главного актера.
Мы отсняли сцену и отвезли Бина в его гостиницу. Я сказал, что заберу его рано утром — у нас был зафрахтован чартерный рейс в Иркутск — и уехал домой к себе в “солдатскую”.
_________________________________________________________
Что осталось на пленке из сцены в баре я не знаю, не видел.
Но спустя много лет в Петербурге я увидел, как Шнур провернул тот же фокус с другой американской звездой, с Энтони Бурденом.
Бурден был не очень известным в России, но в Америке все его знали и до сих пор помнят.
Он начал как телеповар, а потом соединил это с передачей про путешествия и выиграл кучу Эмми и прочих премий. Главная звезда СNN. Бурден продавался как “бэд бой”, интеллектуальный панк-рокер кулинарного мира — бывший героинщик, который говорит “всё как есть”.
Он ездил по всему миру, ужинал со своими самыми интересными друзьями, и они ему рассказывали про культуру еды и общую ситуацию в их родном городе и в их стране.
Передача мне не нравилась, в этом всём было много фальши. Друзей в Петербурге ему подобрали организаторы съёмок — фиксеры: моя подруга Даша Тарасова и старый друг Замир Готта.
В реальной жизни Бурден старался общаться со всеми как можно меньше — после съемок, сразу ехал обратно в свой номер в Асторию.
Мы снимали эпизод со Бурденом и Шнуром в Кококо — ресторане его тогдашней жены, Матильды.
Я не знаю, что они обсуждали пока ужинали — я стоял у бара, где блистательно сыграл выпивающего гостя ресторана — но после съемок Бурден был очень недоволен.
Он винил ресторан в том, что его отравили (жаловался на желудок еще три дня после) и утверждал, что разговор со Шнуром был не интересным.
Сказал нам, что наверное придётся выкинуть этот материал, всю сцену. И уехал в номер.
Мне казалось, что ему не понравился разговор со Шнуром, и он обиделся. Насколько я помню, в той передаче на CNN почти ничего не осталось от этой встречи.
А может быть мне это все показалось, и он просто был таким человеком.
Ещё через несколько лет Бурден снимая уже другую серию этой передачи в Страсбурге, поехал к себе в номер, и вечером повесился.
Ну, это все так, для справки.
___________________________________________________________
На следующее утро, перед тем как мы забрали Бина из его гостиницы, я очень долго его ждал.
Когда он наконец появИлся, то быстро прошел мимо меня в черных очках и шапке, совершенно бледный и совсем без лица.
Он прошел мимо, но гостиничный менеджер позвал его обратно — они ещё не успели проверить мини бар, и Майклу надо было подписать счёт.
Мы вдвоем молча ждали, пока менеджер сбегал проверить. Потом он вернулся, выписал счет, Бин подписал не проверив, и ушёл в машину.
А я остался со счетом.
Погода меняется в Норильске очень быстро — когда я шел в гостиницу встретить Бина, то был полный штиль, стояла совершенная тишина и снег падал медленно-медленно.
А когда вышел из гостиницы брутальный шторм рвал и метал всё вокруг. В машине пока мы ехали ничего не было слышно, кроме шквалов ветра и воя печки.
Ехали молча, но близнецы сказали, что мы вряд ли улетим сегодня — буря слишком страшная.
Когда приехали в аэропорт, близнецы побежали в здание для того, чтобы выяснить как быть дальше.
Скоро они вышли вместе с Димой Зайцевым — администратором нашей группы.
Дима через пассажирскую дверь прокричал нам, что вылететь мы не можем, поэтому будем ждать. Погода быстро меняется и может быть появится окно.
Группа будет ждать в гостинице рядом с аэропортом, а мы с Бином в вип-зале в аэропорту.
Мы с Майклом взяли чемоданы и побежали сквозь метель в здание аэропорта, через какую-то боковУю дверь.
Внутри нашли маленький, теплый, темный зал с двумя кожаными диванами. Между ними стоял низкий журнальный столик.
Зайцев пообещал держать нас в курсе, попрощался и исчез.
ПоявИлась тихая официантка, попросила позвонить, когда мы что-то захотим заказать. И тоже ушла.
Сорок восемь часов, пока мы вдвоем с Бином ждали окончание бури, кроме этой официантки, мы больше никого не видели….
_________________________________________________________________