Саша готовила не первую развед-роту, но с этими призывниками как-то сразу все не за ладилось. Слишком разномасая команда?! А разве когда-то было иначе? Впервые Саша не могла включить все презрение. Она не могла сказать, что они не видели жизни. Ну разве скажешь такое о бывшем заключенном?! Если он здесь, значит его выбор осознан. Или о детдомовце?! Но больше всего ее тронули глаза суворовца. Всем ребятам было за 20. Он же, почти школьник. В свои 18, он выглядел гораздо смышлёнее их всех и Саша знала, что если в 18 он здесь, значит осознал, пропустил через себя, всю серьезность ситуации. Ведь и ей было 18.
Этой ночью Александра не спала. Сидела у входа в углу, выбранного для базирования, ангара и, отгородившись от общего монотонного гомона, читала бабушкин дневник. Как всегда, когда день казался ей особенно непонятным. Бабушка рассказывала о своем обучение. О том, как вел себя командир. Саша уже когда-то читала эти строки. Именно по ним, без жалости и понимания, она готовила своих горе-снайперов. Знакомство, получение обмундирования, а потом, непрерывная череда из марш-бросков, рукопашной, изучения оружия и культуры противника. Выслеживание, маскировка, и снова выслеживание. А самое главное стрельба. Не беспорядочное размахивание винтовкой, способное напугать, разве только ворон и не глупая жажда убить как можно больше, а грамотная, тактически обоснованная стрельба. Саша любила, когда в группе попадались люди, которые раньше сталкивались с оружием: курсанты, охотники или, на крайней случай, биатлонисты. Тогда она могла отдохнуть, косвенно, сложив на них, часть ответственности. Новый призыв, в этом плане был особенный. Биатлонист и суворовец! Со стрельбой проблем не будет, оставалось только одно, и Александра это прекрасно понимала, - эгоизм. Эгоизм, который позволял этим желторотикам бросить товарища в беде, удрать, думая только о себе. И вот с этим, Саша действительно боялась столкнуться.
... И снилось ей, что опять летит на Ан-12, как тогда, в первый день своего назначения. Иллюминаторы все разбиты и по салону разносится холодная мокрая дрянь со снегом, набивается в глаза, в уши, за шиворот. Она летит домой... к матери и отцу, будто и не было этих дней...
Выбивая зубами марш, Саша проснулась. Вскоре пришло осознание, что она по прежнему лежит на расстеленной на бетонном полу плащ-палатке в гигантском, продуваемом всеми ветрами ангаре без окон и дверей. Крыша ангара похожа на шахматное поле, сквозь белые клетки которого прямо на лицо сыплется та самая мокрая дрянь, без снега. Горло болит, голова болит, нос не дышит, глаза слезятся... Простудилась чудо-машина.
Кряхтя и превозмогая немочь, залезла в вещмешок. Одним залпом проглотила сразу две таблетки – аспирина и бисептола, – отхлебнула из фляги ледяной водки и, откинувшись на спину, замерла, тяжело дыша... Отдохнув немного, закурила и принялась обозревать вверенные ей войска.
Новоиспечённые вояки в муках пробуждались, ворча и громыхая под сводами стылого ангара сердитым матом. Не привыкшие, бедолаги. Те, кто прибыли ранее и уже успели освоятся, быстро развели костер и сварили в большом ведре суп из сухпая.
Позавтракав, Александра отправилась на поиски диспетчера: узнать, как там у них насчет обещанного «борта» на Гудермеса. Диспетчер отыскался без труда, однако выяснилось, что «борта» пока не предвидится. Может быть, вечером, а может, и через неделю... «Куда вы, собственно, так торопитесь, барышня?» Это презрительное "барышня", которое она проглатывала не первый год было тем единственным, что осталось ей от той Саши из прошлого.
Усмехнувшись, она отправилась «домой» в ангар. Подходя, увидела, что ее бойцы, включая пятерых новоиспеченных разгружают огромный вертолет с «грузом-200».
Саша представления не имела, кто придумал красивую сказку о «цинковых гробах», однако то печальное, омерзительно-печальное зрелище, которое представляли убитые, стало хорошим продолжением шоковой терапии, которую она устроила вчера. Убитые были завернуты в шинели, плащ-палатки, одеяла и просто куски брезента. Многие изуродованы ужасно, а некоторые – как будто уснули. Это были первые увиденные ими трупы, и Саша знала, по своему опыту знала, что их сейчас пробирал легкий мандраж.
Контрактники же были абсолютно спокойны, укладывали тела в КамАЗ и спорили, полетят они на этом вертолете или на другом, который стоял на соседнем пятачке и из которого вылезали какие-то русские бабушки и дедушки – беженцы. Беженцы... Последним вылез худющий солдатик, явно один из недавних новобранцев, в грязной шинели и с рукой на перевязи. Он глядел вокруг безумными глазами и, кажется, не верил своему спасению. И второй, тоже из новобранцев, но холодно-спокойный, с перевязанной головой и, торчавшими сквозь бинты, рыжими, чуть обожженными космами. Ох и не любила Александра, этих "спокойных" счастливчиков. Натянув маску презрения, она направилась к вертолету, когда увидела, как один из ее гавриков несется к вертолету ей на перерез...
- кадет?!
- товаришь капитан, разрешите обратиться,- суворовец резко затормозил и теперь кричал ей, не дожидаясь, когда она подойдет.
- обращайтесь, Петлицин.
- разрешите оказать первую помощь прибывшим?!
- причина?
- один из них-мой названный брат, товаришь по суворовскому...
- не сметь приближаться к прибывшим!,- и уже обращаясь к сержанту
- Стронгов, осмотрите всех прибывших, подготовьте к транспортировки, они отправятся завтра же, а этих... -и она указала на двух вояк,- этим обеспечьте особый карантин, пока я с ними не поговорю лично...