Я пошла в музыкальную школу в 8 лет. Это считается очень поздно. Обычно детей отдают туда лет в 6, максимум в 7. Мои родители не музыканты, но папа в детстве ходил в музыкалку (правда, я до сих пор не знаю, на каком инструменте он играл, потому что плохого ученика перекидывали с инструмента на инструмент) и у него возникла идея, что я как старшая дочь тоже должна ходить в музыкальную школу. Я с детства хотела быть “великой певицей”, так что идею восприняла с энтузиазмом. Пришла на вступительные прослушивания и спела песню Натали (помните, была такая певица?) “Ветер с моря дул”. Это было очень смело, потому что все дети пели “В лесу родилась ёлочка” или “В траве сидел кузнечик”. На прослушивание я шла с уверенностью, что буду учиться играть на фортепиано. Но меня почему-то зачислили в класс скрипки.
Помню как я впервые пришла в свой класс. Открывается дверь и я вижу пожилого лысого мужчину с очень большими ушами, носом и огромными зубами. Я застыла в дверях от ужаса, а он улыбнулся мне, обнажив в улыбке эти свои зубы и спросил: “Ты меня боишься?”. Я ответила “нет”, но на самом деле я оооочень испугалась. Он показал мне скрипку и это была любовь с первого взгляда.
Стать профессиональным скрипачем вообще сложно. Но у меня дополнительная сложность была в том, что в основном родители детей в музыкальной школе знали как искать педагогов, как покупать инструмент, а у меня родители ничего этого не знали. Если родители не принимают участия в обучении, музыкальная школа превращается в кружок. У тебя вроде бы есть инструмент, но его выдает школа и он, прямо скажем, не очень. А дети, которым инструмент покупают родители, играют уже на хорошей скрипке и учатся сразу чувствовать звук правильно.
Плюс педагог всегда высказывал сомнения, стоит ли мне заниматься на скрипке, ведь я, как говорил он, переросток. В музыкальном мире считается, что нельзя прийти на скрипку в 8 лет. Твои пальцы уже не настолько пластичные. Хотя он каждый урок давал мне ценные указания: как заниматься, какой прекрасный инструмент скрипка и если поступлю, как расставлять приоритеты и многое другое, но ни слова о самом поступлении . Играть на скрипке стало моей мечтой и я не хотела от нее отказываться. И вот 7 класс, выпускной из музыкальной школы. Надо куда-то поступать дальше, а мой педагог молчит. Но мне повезло: именно в час моего урока в соседнем кабинете оказался педагог по скрипке из музыкального колледжа Симферополя (мы жили в Алуште, в Крыму). Он услышал как я играю и зашел: “Тааак, кто это у нас тут так играет? Как фамилия? Чехова? Да, с такой фамилией только на скрипке надо играть. Будем поступать!” И мой педагог Валерий Ефимович растаял. Он так обрадовался! Видимо он просто боялся, что меня никто никуда не захочет брать из-за моего возраста и пытался не давать мне лишних надежд.
В итоге я поступила в музыкальный колледж в Симферополе. Но в процессе экзаменов поняла, что подготовлена хуже всех, в том числе по теории – сольфеджио у меня хромало, и я не знала ни великих скрипачей, ни великих произведений. У меня нет ничего кроме желания играть. Первые полгода я постоянно плакала, потому что слышала как играют другие и сравнивала это с тем как играю я. Сравнение выходило не в мою пользу. Мне тогда было 15 лет и я понимала, что все – время упущено. Я приезжала домой и жаловалась маме, что я не понимаю, что мне делать и зачем вообще учиться дальше, если я играю ТАК плохо. Я понимала, что у меня что-то с руками, но как это исправить – не понимала. Педагоги училища мне помочь не могли. Проплакав пол года, я поняла - слезами горю не поможешь и начала усиленно заниматься. Через некоторое время мама вспоминает фамилию – Соколик. И говорит, что вроде как многие дети ездили к этому педагогу на дополнительные занятия и ее очень хвалят. Я приезжаю к этому педагогу и, когда достаю инструмент, она недоуменно спрашивает: “А ты что, на скрипке играешь? А я педагог по фортепиано”. Я опешила. Но оказалось, что есть еще одна Соколик – Елена Вильямовна, ее родственница и она как раз преподает скрипку. Но сейчас она где-то заграницей, работает в составе дуэта на круизном лайнере. Вернется через несколько месяцев, но не надолго. Мне дали ее номер, и когда Елена Вильямовна вернулась, мы встретились. Началась очень серьезная работа. Елена Вильямовна исправляла мне постановку рук.
Я жила в Алуште с родителями и ежедневно ездила 45 км до Симферополя в муз.училище, а потом еще 35 км до Ялты – к ней. Я моталась так каждый день, иногда через день. Преимущественно на попутках. Так было быстрее и удобнее, чем на троллейбусе. У меня было всего два месяца до её отъезда, за которые она должна была исправить постановку. Руки должны располагаться на скрипке определенным образом, быть свободными и с лёгкостью подчиняться музыканту, каждый палец, локоть, плечо должны выполнять свою функцию. У меня же пальцы располагались как попало. Все это шло с детства, педагог в музыкалке просто не уделял этому должного внимания. Елена Вильямовна исправляла мне постановку: она буквально играла на скрипке моими руками, чтобы пальцы привыкали правильно работать. Это было мучительно. Я постоянно смотрела на часы и ждала, когда же закончится урок. У меня начали сильно болеть руки. А Елена Вильямовна советовала мне не ходить некоторое время на специальность к педагогу в училище, чтобы это не мешало нашему процессу. Да и педагог мог бы заметить изменения. А в музыкальном мире не принято учиться у одного педагога и ходить на дополнительные занятия к другому (тем не менее все постоянно “ходят налево”).
В результате через два месяца на экзамене я сыграла очень круто. Комиссия была в шоке: я где-то пропадала и тут вдруг вернулась и сыграла намного сильнее своего обычного уровня. Вырасти так за два месяца просто нереально. Через полгода я снова смогла позаниматься с Еленой Вильямовной и она сказала, что мне нужно переводиться в другое училище, найти такого педагога, который будет продолжать ее работу и поставит уже окончательно мне руки (этот процесс занимает несколько лет). Мы стали думать куда – Киев, Харьков? У меня было российское гражданство и моя мама предложила Елене Вильямовне: “А может в Москву?”
Русская скрипичная школа, в частности Московская скрипичная школа считается одной из самых лучших. Давид Ойстрах, Леонид Коган, Виктор Третьяков и многие другие – это великие музыканты, жившие и творившие в Москве, известные во всем мире. Москва была для меня чем-то недосягаемым и вот мы с мамой едем в училище им. Гнесиных на прослушивание! Прослушивание прошло хорошо, меня пригласили на экзамен. Но когда подошло время экзамена, у меня случилась истерика. Я не верила, что смогу поступить (“я никто, у меня неправильно стоят руки, я не могу играть на скрипке”) и … решила не ехать на экзамен. Родители сказали: “Окей, это твое решение”. Не стали настаивать. А может быть и надо было. На экзамен в Гнесинку я не поехала, но вспомнила, что один из педагогов Гнесинки рассказала мне про музыкальный колледж имени Скрябина в подмосковной Электростали. Электросталь – это было уже не так страшно, как Москва. И я решила поступать туда.
Я перевелась с потерей курса из Симферопольского училища в Подмосковье и попала к очень классному педагогу Аристарховой Лидии Александровне, которая на протяжении всего обучения относилась ко мне хорошо, не гнобила меня. В музыкальном мире очень распространена абьюзивная педагогика – показать, кто здесь главный, унизить. Выплывешь – хорошо, значит сможешь играть. Лидия Александровна никогда не вела себя так. Наоборот, она стала раскрывать мой талант, начала меня хвалить. Для любого музыканта очень важно участвовать в конкурсах, но посылают на конкурсы не любого. Если ты провалишься – педагог тебя не простит, ведь ты же его опозорил. Я очень хотела на конкурс, но никогда не просила, чтобы меня отправили. Мне было важно, чтобы это было решение педагога, чтобы именно он меня выбрал для этого.
И вот мой первый конкурс – 10-е Дельфийские игры. Это как Олимпиада только для музыкантов. Конечно же я провалилась. Лидия Александровна расстроена. Концертмейстер вообще потеряла в меня веру. Но через какое-то время должен был состояться еще один конкурс под Курском. И мой педагог дала мне второй шанс. Я поехала и выступила очень достойно – заняла второе место. С тех пор я участвовала в конкурсах постоянно и почувствовала веру в себя.
После окончания колледжа я решила поступать в Московскую консерваторию. Пришла на консультацию к тамошнему профессору Иванову. Он спросил фамилию педагога, у кого я учусь: “Аристархова? А кто это?”. И все – дальше он отвернулся и слушал меня в полуха, сидя ко мне спиной. В консерваторию я не поступила. Тогда я решила поехать поступать в консерваторию Нижнего Новгорода.
Педагог в Нижнем оказался типичным музыкальным абьюзером: “Девочка, давай к станку!” Станком она называла скрипку. У меня начался внутренний конфликт: вроде бы она говорит правильные вещи, но она меня гнобит. Я приняла решение перевестись от нее к другому педагогу. Это был скандал! Если в музыкальном мире ты уходишь от педагога – тебя предают анафеме. Когда я играла на экзамене, педагог, от которого я ушла, демонстративно встала и сказала: “Не могу больше ЭТО слушать!” и покинула аудиторию.
И я решила вернуться в Москву и поступать в академию Маймонида на Новокузнецкой. Это уже был какой-то акт отчаяния, я уже не очень верила в свои силы . Но сдала экзамены и меня приняли на второй курс. Это заставило меня поверить в себя – взяли, значит я хорошо играю! Но на первом же уроке мой педагог, с виду милейшая женщина, говорит: “Нет, ну я даже не знаю... Где ты училась вообще?”. Я понимаю, что все ужасно. И спрашиваю, что же мне делать, если все так плохо. “Бросить скрипку,” – отвечает она. Я в подавленном состоянии иду в деканат, чтобы уже забирать документы. Но потом думаю: “Стоп! Какой-то педагог, которого я первый раз вижу говорит мне, что я плохо играю. И что, я из-за этого брошу дело, которому посвятила столько лет?!”. Я решила дать себе еще один шанс. Учеба была сложной: каждый урок преподаватель меня разносила в пух и прах и говорила как ей не повезло с ее студентами. Но постепенно, пообщавшись с другими студентами, я поняла, что она ведет себя так не только со мной, но и с остальными. Только тут до меня дошло осознание системы музыкального образования: каждый преподаватель пытается утопить тебя. Если ты бросишь скрипку, значит ты слабое звено и не надо было тебе вообще сюда приходить.
Я не знаю, мотивирует ли кого-то такая абьюзивная педагогика. Меня точно нет. Но я понимаю, куда она уходит своими корнями. Во времена СССР советские музыканты на конкурсах должны были занимать только первые места. Если ты не привозишь первую премию – твоего педагога могут уволить и тебе больше не видать большой сцены. Был такой скрипач Виктор Пекайзен. Его преподаватель, готовя его к музыкальному конкурсу, надевал на него бушлат, чтобы тот потел: “А вдруг на сцене будет жарко? Ты должен уметь играть в любых условиях – только так ты сможешь получить первую премию!”. Мой педагог училась в Московской консерватории у великой скрипачки Ирины Бочковой и рассказывала, как ходила на занятия на подкашивающихся ногах – она боялась своего преподавателя до трясучки. И видимо такой подход к преподаванию сохраняется из поколения в поколение. Да, моя педагог добивается прекрасных результатов у своих учеников, но морально они уничтожены. После каждого музыкального выступления своих студентов она выходила на сцену и спрашивала у слушателей, кто им понравился больше всех. Нередко публика называла мое имя. И у меня складывалось ощущение, что после этого она гнобила меня в разы сильней. При этом за глаза она меня очень хвалила, как передавали мне мои одногруппники. Но мне она ни разу не сказала доброго слова, всегда говорила, что я ужасно играю. Так что каждый концерт для меня был стрессом. И я играла хуже, чем могла бы. После окончания учебы в Академии мы с ней просто перестали общаться. Мне очень обидно: у всех студентов есть свои педагоги, которые их вырастили, к которым они приходят после окончания учебы, поздравляют их с праздниками. Мне же поздравлять некого. Я как будто сирота.
Самые топовые места для скрипача в России – это Большой театр, Российский национальный оркестр, Большой симфонический оркестр и Мариинский театр. У меня же была цель: просто сесть в оркестр. Любой. Понять, какие вообще здесь зарплаты и условия. Конечно же я пробовалась и в Большой театр, но там столкнулась с дискриминацией по половому признаку, что совершенно неприемлемо в современном обществе. Но у нас - это норма. Мне было сказано, что им нужны мальчики! Девочки-скрипачки могут уйти в декрет, а театру это не нужно. Взяли в тот раз семерых парней… В итоге я устроилась работать в оркестр “Радио Орфей”.
В России хорошая зарплата скрипача в оркестре от 80 до, примерно, 100 тысяч рублей. И это потолок. А в "Орфее" - стыдно озвучивать даже! Тогда я поставила себе новую цель – уехать за границу. Стала записывать видео как я играю и отправлять их в разные оркестры – в Новую Зеландию, во Вьетнам, в Эмираты и пр. И вот мне пришло приглашение на испытательный срок в один оркестр в Болгарии. Дело было в 2020 году как раз перед пандемией. Мне предложили испытательный, и я сразу же бросила все свои работы (одним "Орфеем" сыт не будешь). Благо, испытательный срок прошел отлично, поработала я там лишь два месяца и мне предложили постоянную работу! Конечно согласилась. Там я наконец почувствовала себя на своем месте. Поработала в первых скрипках и помощником концертмейстера (это просто предел мечтаний). Но испытательный срок я проходила по туристической визе, а мне нужна была рабочая. Документы я не успела сделать - случилась пандемия и весь мир закрылся. Мне пришлось вернуться домой. И я застряла в России. Сейчас границы наконец открылись и я нахожусь в процессе сбора документов. Год с небольшим оркестр ждал меня и прислал мне новый договор.
Оглядываясь назад, к сожалению, осознаю, что музыкальное образование в России не учит зарабатывать и продавать себя. Мы даже партии, которые в первую очередь спрашивают на прослушивании в оркестре, не учим. Это очень большой минус. Студентов нужно лучше готовить к будущему.
Но я верю, что любой человек, который увлечен каким-то делом, может найти своё место. Главное – верить в себя.
