Избу с потайной комнатой для подслушивания Василий Модестович повелел освободить и держать прибранной наготове. Инышку же перевели в другой терем окна которого выходили на двор темницы. Каждый день он видел как стрельцы куда-то уводят Ядвигу...Только б не пытали, да железом не жгли!...Просил казак. И в груди у него горячим валуном ворочалось неведомое до ныне чувство...Ну какая ты лазутчица вражья! Ты баба несчастная. Они разберутся, пани! Вот увидишь, все будет ладно!...Он и мысли не мог допустить о том, что такая красавица, такая небесная может быть врагом московского государя и всего мира православного, как о том брешут караульные стрельцы. Инышка не понимал для чего его так долго держат в Можайске, когда ратные руки сейчас, ой как в Песковатом нужны. Несколько раз он просил казаков, чтобы отвели его к воеводе, но те только подшучивали, но караул держали крепко и не давали казаку ступить шага лишнего.
На пятый день в сенях зашумело. Дверь распахнулась и вошел тысяцкий. Треснулся затылком о притолоку. Матернулся чуть слышно. За ним вошел, нет вкатился будто круглый на коротких ножках Василь Модестович.
- Вот что, казак. Гонец ты справный. Поедешь под Смоленск к воеводе Шеину. Письмо повезешь. - Скряба сел на лавку прямо возле входа.
- Погоди, Иван Прокопич, я же не у тебя на службе, а у атамана Степан Тимофеича. Мне обратно вертаться надобно.
- Ты на службе у Руси Православной. Усек? А в бумаге, которую ты вез сказано атаманом Кобелевым, что могу я тобой распоряжаться сколь угодно по своему усмотрению.
- Неужто у тебя своих гонцов нема? - Инышка чуть не плакал.
- Есть у меня свои гонцы. Но ротмистр тебя видел и возница его тебя наверняка запомнил.
- Чего опять на кого-то заблужденья навести нужно?
- А ты понятливый. Но не хотел я, чтобы ты это сообразил.
- А чего тут соображать! Всяко у такого знатного тысяцкого гонцов полон огород. Зачем-то я нужен. А зачем еще, как не для того, чтобы неприятелю сведенья иного толка подсунуть.
Скряба с Рукавицей переглянулись.
- Бойкий ты на ум, как я погляжу! - Рукавица почесал лоб.
- Да и побойчее есть! - Инышка покраснел от волнения, - А меня б вы лучше до дому отпустили. Неужто без меня нельзя обманные сведенья подсунуть?
- Ты еще ничего толком не услышал, а свое, знай, мелешь да печешь! - Скряба повысил голос. Но уже спокойнее добавил:
- Что так, то так! Нужен ты нам Иныш, со двора кыш, уж прости, брат.
- Дело, парень, государевой важности! - Рукавица снова почесал лоб.
...Хоть бы помыл башку свою! Всё чешет и чешет! Все мозги уже повычесал!..Инышка еле сдерживался. Ему вовсе не хотелось куда-то мчаться, выполняя государевы задания. И домой ему не хотелось. Пуще неволи хотел он остаться в Можайске. Так сильна была жажда по Ядвиге.
- А как там Карача? - и к татарину у казака стало зреть чувство симпатии.
- Лежит в жару. В себя еще не приходил! - Теперь уже Скряба почесал свой лоб.
...Да что по вам одна вша что ли скачет!?...Казак твердо посмотрел в лицо тысяцкому.
- Ну коли другого выхода не имеется, то говори уж, Иван Прокопич, все начистоту.
- Да с такими, как ты, и впрямь лучше без обиняков. А то свое, не дай Бог, чего удумаешь. Да воротить начнешь. Тут и вовсе не разгребемся.
- Свое-то у меня никак не заржавеет.
- Вижу-вижу. Гонцов своих я уже отправил к государю. Сам понимаешь, с таким делом тянуть нельзя. Думаю, услышит меня Михайло Федорович и вертаться до Москвы начнет.
- А тогда чего ж..?
- А то ж. Ты не перебивал бы, мукомол, ядре нать, понимаешь... - Рукавица сдвинул брови.
- Не перебьешь, так не вразумишь как след!
- Ладно, Василь Модестович, ты тоже не кипятись! - тысяцкий шумно выдохнул, - Шляхетские разъезды уже вовсю за спиной нашего войска шныряют. Ждут татарского подкрепления. Чтобы подвести как надо для удара.
- Так, Иван Прокопич.. - Рукавица сделал знак воеводе.
- А ну да...Пенек старый. Чуть не забыл. Мы вот тут подумали с Василь Модестовичем, что надо бы послу государеву имя приличисвуещее данной ситуации иметь.
- Так у меня вроде есть имя! - Инышка аж привстал.
- С вашими именами казацкими курам на смех да псу на слезу. Как с таким именем перед государем предстанешь? А ну как он тя спросит: как звать величать, добрый молодец? Че ответишь. Иныш со двора кыш.
- Э-э, дядя, будь поаккуратнее. Не я ко выбирал и не ты. За нас выбрали, вот те пусть и меняют!
- Значит, не хошь государю служить и польску пани сопровождать? Скряба прищурился.
- Оно, конечно... Ну ежли вот дело государево. Я так Тимофей Степанычу и передам. - Инышка покраснел до самой маковки.
- Тимофей Степаныч только рад будет, что у его казака имя православное появилось. В общем, как ты там говоришь, Василь? - тысяцкий посмотрел на Рукавицу.
- Самое родственное по близости звучания выходит: Иннокентий.
- Ух, ты! - Инышка раскрыл рот.
- Иннокентий — баское имя! - тысяцкий подмигнул казаку, - Отца-то как звать?
- Отца-то с матерью давно татары порешили. Меня дядька Пахом с теткой Дуней растили.
- А про отца не помнишь значит?
- Звали Полужник. Потому как оловом расплавленным предметы разные поливал. Лужил словом.
- Вот и хорошо. А растил дядька Пахом, говоришь?
- Так самое.
- Тогда сам Бог тебе велел быть Полужниковым Иннокентием Пахомовичем. А! Что скажешь казак удалой, гонец государев? - Скряба хлопнул себя по колену.
- Ух, ты!
- Вот и ухай теперича еще лет сто! - Рукавица обнажил в улыбки кривые, желтые зубы.
- Ну а теперь к делу! - Тысяцкий снова хлопнул ладонью по колену, - Как я уже говорил сегодня, шляхетсякие разъезды в тылах московского войска шныряют. Они-то нам, парень, и нужны. Тебе предстоит путь не легкий и дело щекотливое. Надобно, чтобы ты передал полякам одну весть.
- Я? Как же ж? - Инышка, теперь уже Полужников, выпучил глаза.
- Поедешь к ним под видом человека, решившего перейти на ихнюю сторону. Для надежности, чтобы они тебе поверили, дадим тебе Ядвигу.
- А передать что?
- Надо, очень надо, чтобы они тебе поверили. Дескать, бежал с Руси, ради любимой, которую освободил из застенка. Нечаянно прознал, что астраханские и казанские татары, присягнувшие на верность московскому государю, готовят поход на Речь Посполитую с юга. И хотят ударить по Киеву.
- Ты прости меня, дурня, Иван Прокопич, но я должен знать: зачем такое хитроумие? - у Инышки аж лицо перекосилось от такой сложности.
- Объясню. Поляки хотят пойти в ответное наступление. Поджидают для этого татар.
- Это я уяснил.
- Молодец. Смоленск, чует мое сердце, мы нынче не вернем. А чтобы не потерять все войско в придачу с царем и Москвой, нужно, чтобы поляки в наступление не переходили, а перебросили часть сил к Киеву. Ихний королевич Владислав шибко на московский трон хочет! Усекаешь?
- Усекаю.
- Для этого нужно, чтобы они тебе поверили. Вот как я мыслю. Мы тут небольшой народный бунт разыграем. Подожжем чего-нибудь. Стрельцы забегают муравьями. Ты в это время прокрадешься в темницу к пани и освободишь ее. Предложишь ей бежать. Для пущей верности по дороге пришибешь посла, который якобы везет мое письмо к государю. В письме том будет написано, что де держись, царь-батюшка. Наши силы идут на Киев. Понял? - Скряба сам вспотел, втолковывая парню стратегическую задачу.
- Понял? А как гонца-то пришибить?
- Смотри не покалечь мне его! Сделаешь вид, что выстрелил в него, а сам мимо. Он в тот момент нож коню под ухо. Крови много будет. Сделай вид , что его рубишь. Из-за пазухи у него письмо с моей печатью возьмешь. Ядвига все это будет видеть и в польском штабе за тебя вступиться. И еще обязательно нужно сказать будет, мол, Карача живой-здоровый. Только ранен был. И сейчас готовиться к походу на Речь Посполитую.
- Выходит предал Карача своих. Но там его могут знать и не поверить.
- С тобой будет пани. К тому времени она тебе верить во всем начнет. И подтвердит. Ну, понятно? - тысяцкого уже мутило не то от жары, не то от морального перенапряжения.
- Понятно, Иван Прокопич!