ОСТАВИТЬ СВОЙ КОММЕНТАРИЙ
Многа букафф, ниасилил.
Похоже, мой друг, вы плохо знакомы с правилами грамматики.
Хочешь бан?
Не понимаю вас, мой неизвестный друг: хотел бы получить более конструктивную критику на мое творение.
Ф топку!
.
Родуэлл недоуменно посмотрел на меня – я понял, что мне трудно будет объяснить ему происходящее на экране. На мое счастье Родуэлл выключил телефон и убрал его подальше в кейс – похоже, он ни на шутку боялся исходящего от телефона излучения, после чего оглядел собравшихся в коридоре.
- Знаете, Kендалл, удивительная девушка эта Элис, - обратился ко мне фантаст, - я пытался списать с нее образ моей Cкуфь, этой загадочной души. Недавно я пытался заговорить с ней, узнать её поближе. Я объяснил, что завершаю свой роман про Cкуфь, мне нужно списать с кого-то её образ. Каково же было мое удивление, когда Элис призналась мне, что во всем старается быть похожей на мою Скуфь, копирует её мимику, жесты, её слова и даже мысли! Наивное дитя, Kендалл, наивное дитя!
Я хотел ответить ему, что не считаю так, но в этот момент дверь в кабинете редактора распахнулась, и в коридор буквально выпал Гаддам, разрывая и комкая в руках толстую рукопись. Он шел быстро, резко выбрасывая колени и вскидывая квадратный подбородок: вся его фигура выражала сильный гнев. Пока я раздумывал, стоит ли мне подходить к настолько рассерженному другу, Гаддам первым заметил меня: нахмуренные черты его лица разгладились, он сухо улыбнулся и пожал мне руку, сильно сжимая ладонь.
- Добрый день, Kендалл.
- Здравствуйте. Честное слово, Гаддам, я не ожидал увидеть вас здесь сегодня: какой сюрприз…
- Я заходил в редакцию. Добрый день, мистер Pодуэлл, должен сказать, что я ухожу из вашего клуба.
Костлявая рука Pодуэлла, только что энергично трясшая ладонь. Гаддама, застыла в воздухе.
- Разумеется, это ваше право, сэр, однако, позвольте мне узнать причину такого решения, если это, конечно, возможно.
- Я охотно объясню вам ее, сэр: только что редактор с позором прогнал меня, сказав, что новый роман совершенно никуда не годится. Знаете, почему?
- Но откуда мне это знать, я же не читал ваш роман.
- Более того, вы даже не писали его.
- Простите, я не понимаю вас, сэр.
- А мне кажется, вы все прекрасно понимаете. Мистер Pодуэлл, я писал этот роман сам, совсем сам! Я писал его без вашей помощи совершенно один, и у меня, конечно же, ничего не получилось. За последние два месяца вы не продиктовали мне ни строчки, мистер Pодуэлл.
- Я надеюсь, вы сможете писать сами, Гаддам
- Я никогда не смогу этого, сэр, потому что я всего-навсего офисный клерк, пришедший в ваш клуб, чтобы стать писателем.
- Вот вы и станете им, Гаддам, когда научитесь писать самостоятельно.
- Я прошу, чтобы вы диктовали мне, мистер Pодуэлл.
- Я не могу позволить себе этого: я не хочу больше менять сознание других людей.
- В таком случае я вынужден покинуть ваш клуб.
- Я не смею удерживать вас, сэр, хотя мне очень жаль расставаться с вами.
Они обменялись долгим, но холодным рукопожатием, во время которого я заметил, что рука Гаддама была тверда, как лед, а рука Pодуэлла чуть подрагивала. Во всей фигуре Гаддама было столько решимости и силы, что когда он прошествовал к двери, я и сам едва не последовал за ним.
- Ну и ну, - изумленно произнес я.
Родуэлл ничего не ответил, глядя, как из соседней двери выходит Элис с кипой бумаг.
- Честное слово, Элис, глядя на вас, я уже готов был подумать, что вы работаете здесь секретаршей, - шутливо заметил я, поклонившись ей.
- Собственно говоря, так оно и есть, мистер Kендалл, - кивнула мне Элис, - я забыла сообщить, Kендалл, что ухожу из клуба.
- Вот как? А кто же в таком случае будет оживлять музыкой наши обеды? Кто же будет незримо присутствовать с нами, вдохновляя нас? С кого же я буду списывать свою Cкуфь? – Pодуэлл разочарованно нахмурился и поджал губы.
- Только не с меня, - холодно отозвалась Элис. Я посмотрел ей в глаза и ужаснулся: это был взгляд отвергнутой женщины, которая разлюбила.
- Но отчего же, миссис Белл? Или вы боитесь меня?
- Да, сэр, и не только я одна, - тихо прошептала девушка.
- Я не сомневался в этом, - глухо ответил Pодуэлл, чуть приглаживая усы.
- Я ведь любила вас, мистер Pодуэлл, вы не замечали этого, а я любила вас! – последние слова Элис почти выкрикнула.
- Любили? Нет, дорогая моя мисс Белл, вы любили не меня, Элис, вы глубоко заблуждаетесь. Вы любили созданный вами призрачный фантастический образ идеального, совершенного человека, которого на самом деле не было, и нет. Поэтому неудивительно, что вы пришли в ужас, получив однажды вместо сказочного романтика - человека из плоти и крови, который с аппетитом пожирает ванильные пончики, спит до полудня, и оставляет кофейные следы на скатерти.
- Хватит! – крикнула Элис, выставив вперед руки, - довольно!
- Теперь вы пошли по стопам Гаддама, который тоже ушел из клуба, - подытожил Pодуэлл.
- Гаддама? - Элис испуганно поднесла ладони к губам, - и где же он?
- Ушел отсюда пять минут назад, - пожал плечами Pодуэлл, прекрасно понимая, к чему клонит Элис.
Девушка даже не дослушала его, кинулась прочь из коридора на лестницу, на заснеженную улицу и дальше, в сторону проспекта, где ни о чем не подозревающий Гаддам ждал флаер. Нам с Pодуэллом было видно из окна, как Элис подбежала к несостоявшемуся писателю, схватила его за руку, быстро-быстро говоря что-то и, наконец, уткнулась лицом ему в грудь, будучи не в силах сдерживать душившие ее рыдания. Тонкие губы Гаддама слабо шевелились, видимо, он тоже что-то говорил девушке, одной рукой чуть поглаживая её, пока не появился флаер. Последнее, что мы видели, были Гаддам и Элис, исчезающие в недрах крылатой машины с шашечками.
- Ну и ну, - произнес на этот раз Pодуэлл, - пойдемте, Kендалл, редактор ждет нас.
Вслед за Pодуэллом я переступил порог комнаты, где когда-то впервые встретился с Гаддамом, тогда еще известным писателем.
- Добрый день, мистер Pэдлоу, добрый день, - сухой неприветливый тон редактора насторожил меня: на обычно веселого и приветливого человека это было не похоже, - добрый день, мистер Kендалл. Мистер Pэдлоу, к сожалению, я вынужден сообщить вам, что не могу издать ни одного из ни одного из принесенных вами романов, не могу издать ни один.
Родуэлл прищелкнул языком и посмотрел на меня, словно бы говоря: «Однако, сюрпризы продолжаются, мистер Kендалл!»
- Не буду спорить с вами, но позвольте по крайней мере узнать причину такого решения, - осведомился Pодуэлл.
- Видите ли, мистер Pэдлоу, я не знаю, как вам сказать это, мистер Pэдлоу… - смутился редактор.
- Быть может, вы находите мои романы слишком старомодными? – предположил фантаст.
- Что вы, сэр, они вполне современны!
- Быть может, затронутые мною темы не актуальны?
- Что вы, сэр, напротив, они суперактуальны! Но, видите ли, цензура, мистер Pодуэлл, цензура…
- Мои романы нецензурны? – резко спросил Pодуэлл.
Редактор покраснел и смутился окончательно.
- Ваши идеи стары, как мир…
- Пора бы осуществить их, - заметил Pодуэлл.
Кроме того…
- А… быть может, у вас получится сделать ваши произведения… чуть-чуть помягче?
- Что же… - убитым голосом ответил Pодуэлл, - постараюсь написать что-нибудь попроще.
.
(…это было в прошлый раз, а в этот раз…)
.
- Мистер Рэдлоу, у меня плохие новости, весьма плохие новости, мистер Рэдлоу.
- Что же случилось? Мои новые тексты не подходят вам?
- Нет, отчего же, то, что вы принесли, как всегда вне конкуренции. Однако, принять мы их не можем.
- Я опять слишком перегнул палку?
- Нет, на этот раз вы достаточно осторожны. Но дело в том, что наше издательство временно перестает издавать книги.
- Первый раз слышу про издательство, которое не издает книги.
- К сожалению, это так.
- Чем же тогда занимается ваше издательство?
- Печатаем календари, буклеты, журналы.
- В чем же причина такого решения?
- Видите ли… люди больше не читают. За последние два месяца продажи упали более чем вчетверо.
- Не читают? Чем же они в таком случае занимаются?
:)))))
Родуэлл растерянно уставился на меня. Первый раз я видел в его глазах недоумение. Не изумление новым миром, большим и непонятным – а настоящее недоумение, растерянность, опустошенность.
- И правда… мистер Кендалл, что в таком случае делают люди? Как они коротают время, если не за чтением книг?
Я хотел ответить ему – и понимал, что мне нечего ему ответить. То, что было так очевидно ддля меня, жителя двадцать первого века, невозможно было объяснить происходящее.