Она не была красавицей. Не вполне серая мышка, но такая - вроде даже и симпатичная, но незаметная какая-то. Да, почти серая мышка.
Но не на сцене. Если кто-то посмотрел бы на нее со стороны и удивился, что такую взяли в знаменитое театральное училище и, главное, она умудрилась его закончить, то сначала решил бы, что да, всё верно, актрисы на роли "кушать подано" нужны. Да и типажи разные тоже. Но если этому "кому-то", стороннему наблюдателю, найдись таковой, пришлось побывать на спектакле, где она играла, то он был бы поражен преображению. Серость обыкновенная в жизни, на сцене она превращалась в фантастическую женщину, способную сыграть что угодно и затмить даже самых ярких красавиц. Зрители аплодировали всегда стоя и заваливали ее охапками цветов на всех спектаклях.
Все было прекрасно в течение нескольких лет после того, как ее приняли в театр после окончания училища. Поклонники у нее были, были даже предложения руки и сердца. Но ей, похоже, ничего не было нужно, кроме служения Мельпомене. Про нее уже стали поговаривать, что она замужем за искусством, хотя она была еще молода.
Всё изменилось, когда появился новый художественный руководитель, он же - известный актер. Вся труппа была в напряжении - какие грядут перемены? Красавец худрук, впрочем, не торопился, и перемены настигали актерский состав постепенно. Появились новые приглашенные актеры, кто-то был уволен, кто-то свергнут с пьедестала - пусть и не на самую грешную землю, но пониже, пониже, чем привычное и вроде бы заслуженное место в местной театральной иерархии.
Но она, она играла по-прежнему некоторые ведущие и заметные роли. В том числе и в новых спектаклях. Ее он признал безо всяких "но". Огромный талант.
Она, как и прежде, спокойно выносила завистливое отношение некоторых коллег, вспыхнувшее теперь, в новых обстоятельствах, еще более ярким ядовито-зеленым огнем. И ведь не скажешь, что худрук отдавал ей предпочтение по личным мотивам: такого мужчину, конечно, не могла привлечь обыкновенная замухрышка.
Однако не прошло и года, как в труппе с изумлением стали замечать, что все-таки, похоже, привлекла. Худрук смотрел на эту серость с обожанием. Ну ладно бы на репетициях и самих спектаклях, где она блистала и выглядела даже и привлекательной (впрочем, грим тоже делал своё дело). Но и в жизни! Просто в жизни, где она не играла никакой роли, не изображала из себя приму и светскую львицу, не особо красилась (а стоило бы!), и в результате выглядела собой - немного симпатичной, но все же довольно блёклой девицей. Вроде бы даже начинающей увядать.
Но их видели вместе в ресторане! В одном. В другом. На выставке. На концерте. И даже на премьере в другом театре! Ну это - точно предел. Это уже очень, нет, ОЧЕНЬ серьезно. Худрук, личность заметная и известная, показывал театральному миру свою женщину! Своим показывал!
Она преобразилась. Глаза ее сияли, она была почти красива. Впрочем, нет. Она была красива. Ее неброская красота теперь стала видна и в жизни, а не только на сцене. Объявление о свадьбе было воспринято почти без удивления. Он влюбился. Влюбился в нее - сначала как в актрису, потом как в женщину. Он, известный бабник, лакомый кусочек, завидный и, казалось бы, вечный холостяк.
Злые языки говорили, что этот брак ненадолго. Или ей придется терпеть многочисленные измены, такой не угомонится никогда, разве только, если совсем уж сильно посыпется песок. Но до этого времени еще ой как далеко. Впрочем, что с нее взять, разумеется, будет терпеть. Именно такая жена и нужна завзятому ловеласу, у которого все же проснулось желание завести семейный очаг. Мудро.
В его верность не верил никто.
И как в воду глядели. О первом же его романе после женитьбы стало известно, когда прошло чуть более года семейной жизни. Роман был с актрисой и благо, что не из их театра. О них писали даже в желтой прессе, но его это не останавливало. Он летал на крыльях. Влюблен и счастлив. Конечно, нельзя сказать, что он афишировал свою связь, вовсе нет, на полные тонкого ехидства вопросы журналистов отвечал с возмущением и только отрицательно, и даже грозился подать иск на одну известную газету, которая давно стала отчасти желтой. Но читаемой в городах и весях. Очень читаемой.
Впрочем, никакого иска не было. Потому что в толстенькой газете была изложена такая неудобная, некрасивая, сплетнеобразная, но правда. Хотя и мерзковато. В конце концов, это личная жизнь, пусть даже и известного человека. Но ведь личная! О которой очень хотелось знать подписчикам и постоянным читателям, коих было, мягко говоря, тьма-тьмущая.
Впрочем, с кем не бывает. Поговорили-забыли, переключились на новую сплетню, благо число таковых растет день ото дня.
Она ходила серая. Буквально. На сцене играла не то, чтобы плохо, но как-то не так ярко, как прежде. Вся ее неброская красота стала совсем незаметной и даже в спектаклях она перестала выглядеть эффектно. Завистницы с довольными физиономиями шушукались по углам, и не только, кололи ее ехидными взглядами и вроде бы случайными словечками.
Дома она устраивала сцены, вовсе не такие замечательные, как в театре, и всегда заканчивающиеся одним и тем же - ором любимого мужа, что она спятила от ревности, верит идиотской желтой прессе, и чтобы она перестала изматывать его своими подозрениями. О нем всегда будут писать - такая он заметная личность, а репортеришкам тоже хочется хлеба с маслом и с икоркой, так что ей следует привыкнуть - так будет всегда. Его имя будут связывать то с одной красавицей, то с другой, и умной жене не следует обращать на это внимание, а жить, как жила. Она - его жена, и этим всё сказано.
После ора он хлопал дверью, появлялся или поздно ночью с запахом женских духов, или не появлялся вовсе. Иногда несколько дней. Скандалы продолжались. Однажды он даже ударил ее, совсем не сильно, но она онемела.
А еще через пару недель уехал на известный кинофестиваль. Где вездесущие папарацци засняли-таки его с той самой дивой, о романе с которой не говорил только ленивый. На пляже. Приватном, но умудрились-таки заснять. На балконе гостиничного номера. Темно, но при хорошей обработке фотографии можно догадаться. В автомобиле. Дама прикрылась, отогнув широкие поля шляпы, но все поняли, кто это.
Домой он приехал счастливый и отдохнувший, полный планов.
Разразился очередной скандал. Она схватила что-то из кухонной утвари и сказала, чтобы больше не смел ее трогать, она не потерпит даже малейшего удара. И если это так, если правда, что он изменяет, то - развод?
Он кричал, что она законченная истеричка и пусть угомонится - разводиться он вообще не собирается, а хочет жить нормально. Развод будет, да, если она не прекратит свои ревнивые скандалы. Если угомонится - они будут вместе, всегда.
Но она должна навечно забыть о ревности. Вот тогда он подумает и о ребенке. И еще. Он - такой заметный мужчина, известный человек, ему не чужды страсти, а состояние влюбленности - нормально для творческого человека.
"Ты ведь изменяешь мне", - говорила она, срываясь.
"Это не имеет значения, - злобно утверждал он. - Я - твой муж и такой, какой есть. Тебе нужно привыкнуть, вот и все!"
Она выронила из рук кухонный молоточек и бессильно опустилась на стул.
- Но я так люблю тебя, - кажется, она даже не замечала слез, они просто стекали по лицу. - Я не смогу без тебя. Ты - моя жизнь...
- Ну и прекрасно, - ответил он, взял одну из салфеток и вытер ей лицо. - Видишь, как чудно. Мы любим друг друга, у нас семья, все будет хорошо.
- Но ты мне изменяешь... - она подняла на него глаза, на что-то надеясь, может быть, хотя бы на очередное враньё?
- Это бывает и, возможно, будет, - пожал он плечами. - Всё это не имеет такого колоссального смысла, который ты пытаешься придать каким-то интрижкам. Это всё... - он цинично усмехнулся, - творческий процесс. В конце концов, я вообще не голубой, и тебя, моя милая, это только должно радовать.
Он закрылся в кабинете до вечера. Потом уехал. Она была вроде бы спокойна.
Приехал в третьем часу ночи, вновь благоухая женскими духами.
Она зарезала его той же ночью.
В заключении написала книгу "Моя жизнь на подмостках и под ними", книга имела огромный успех. Срок ей дали не такой большой - адвокат, сделавший на этой сенсации не столько деньги, сколько утвердивший свою известность, доказал "состояние аффекта", а позже с помощью "прогрессивной женской общественности" добился более раннего ее освобождения. Впрочем, интервью различным изданиям и ток-шоу сделали его не только еще более знаменитым, но и более обеспеченным.
После освобождения ее не брали ни в один из театров. Зато прекрасно брали сначала на эпизодические, а вскоре и на роли второго плана в сериалах. А ещё некоторое время спустя - и в фильмах. И даже на главную роль в одном фильме, не претендующем ни на что, но давшем неплохой кассовый сбор. Она родила ребенка непонятно от кого, через пару-тройку лет вышла замуж за одного из поклонников, родила еще одного ребенка.
Ее участие в фильмах сулило успех, который основывался главным образом на таланте, но и на скандальной славе тоже. Ее небольшие романы о женских несчастных судьбах раскупались влет. Она стала обеспеченной, вполне довольной жизнью женщиной, обожаемой мужем. В одной из бульварных газетенок (или даже не в одной) писали, что она им помыкает, но муж ее боготворит. Кажется, завела какой-то бизнес, то ли ресторанный, то ли туристический. Прекрасно выглядит и ни о чем не жалеет. Почти.