Сегодня исполнилось 100 лет с момента ареста одного из символов русской поэтической мысли Николая Степановича Гумилева. Пожалуй, нет среди отечественных поэтов такого, кто даже спустя столько лет вызывал бы такие ожесточенные споры и чья биография привлекала бы к себе столько внимания. Обсуждают его много и по разному. Но вот история с его арестом вызывает много вопросов и загадок. И совсем другой вопрос о его пребывании в вечности и памяти о том, как хранится его память. Потому сегодня вспомним две книги, в которых была сделана попытка рассмотреть историю «таганцевского заговора» и о том как помнили Николая Гумилева с момента его якобы «забвения» и до «возвращения» к читателям.
«Главная тайна Гумилева. Приглашение на казнь». Юрий Зобнин
Наверное одно из немногих исследований, в котором история Николая Гумилёва начинается именно со злополучного августа 1921 г. В аннотации автор заявил, что «подробно анализирует все версии ареста, следствия и казни поэта». Однако на деле все оказывается прямо противоположно: автор буквально с первых строк берет за аксиому устоявшуюся с 1992 г. версию о том, что дело террористической группы Таганцева было сфабриковано и логически доводит ее до конца. Эту версию мы можем прочитать в каждой современной биографии Гумилёва.
Другое дело, что автор идет дальше многих своих предшественников и в сюжет для чистого привлечения читателей вводит несколько откровенно конспирологических теорий. Анализируя весь процесс ведения дела автор приходит к выводу, что чекист Яков Агранов, то самый чекист, что вел дело, изначально направил его именно против персонально Николая Степановича. Якобы чуть ли не самому Таганцеву и другим участникам предлагал выставить главным организатором именно Гумилева. Причин такой личной ненависти автор не приводит ни каких. Более того, тезис о том, что новой власти большевиков был нужен грандиозный открытый политический процесс для которого требовалась известная личность, повисает в воздухе еще в самом начале книге.
Автор вроде бы как идет по материалам дела, ног не приводит ни каких доказательств своим тезисам. Ровно как и не опровергает и уже имеющиеся тезисы. Дескать был заговор. Все об этом знают. Гумилёва в него невинно втянули и закончили расстрелом. Точка. Дальше додумывайте сами в меру своей начитанности.
И вот для того, что бы как то закрепить свои тезисы автор вводит в текст неожиданный поворот. Якобы Владимир Ильич Ленин был лично заинтересован в деле Гумилёва. И якобы вождь мирового пролетариата сам советовался с Аграновым как лучше завершить это дело. Но тот был негативно настроен к Гулилёву и потому ответ был очевиден. А вот это уже поворот! Но видимо здесь Зобнин все-таки побоялся развивать эту мысль, иначе ведь можно было бы к таким выводам прийти. Потому в книге Агранов все-таки остается главным злодеем самовольно решившим уничтожить одного из ведущих отечественных поэтов. Но для чего это нужно было чекисту? Вывод автор делает до банальности простой: «Гумилёв ведь прекрасно мог бы обойтись в своем бессмертии и без Агранова. Но мог ли Агранов обойтись без Гумилёва в бессмертии своем?» То есть, хотел через расстрел поэта сам прикоснуться к вечности. Вывод, мягко говоря, сомнительный.
«История культа Гумилева». Роман Тименчик
А вот эта книга как раз уже о том, как после своей казни стихи Николая Степановича и сама его личность стали жить отдельной и самостоятельной жизнью. Как просто великий поэт становился достоянием вечности.
В начале исследователь (а эта книга в отличие от предыдущей действительно фундаментальное исследование с невероятным количеством источников) автор тоже выдвигает тезис о том, что в советское время делалось все, что бы придать имя Николая Степановича забвению. И далее более, чем на 500 страницах опровергает этот тезис.
Автор не случайно сравнил поэта с героями Великой французской революции. Ведь большинство из них обрело свою славу именно после смерти. Но вот что характерно, Гумилеву посвящали стихи еще при жизни, еще в далеком 1916 г. Именно с них и начался его путь к посмертной славе. Ведь, что неожиданно, спустя несколько лет после смерти Гумилёва у него неожиданно стали появляться ученики и подражатели. И нигде ни будь в белой эмиграции, а именно в Советском Союзе. Причем это была далеко не его первая жена Анна Ахматова, а совсем молодые и начинающие поэты.
Книга полна воспоминаний о том как стихи Гумилева читали в советских литературных институтах в конце 1930-х годов (да-да, тех самых). И не из под полы (хотя было и такое), а вполне себе с кафедр. Более того, в отечественной прессе даже выходили полемические статьи (столпом здесь был Николай Ульянов), которые полемизировали с эмигранским взглядом на творчество Гумилёва.
Да был Жданов, критиковавший Гумилёва, но ведь были среди советских деятелей культуры и те, кто его хвалил. И таких, как показано в книге было ой как не мало. Более того, поэзия Гумилева в тот период жила своей особенной жизнью, уже не соприкасающейся с биографией самого автора. Она звучала по радио, его стихи цитировались в серьезных изданиях. Не даром в то время даже родился слух о том, что подлинным автором стихов Константина Симонова является именно Николай Гумилёв. Якобы к нему когда то попала в руки тетрадь с ненапечатанными произведениями поэта, среди которых легендарное «Жди меня». Версия, конечно, притянутая, но определенная схожесть в самой манере все-таки есть. Что как раз подчеркивает преемственность в поэзии двух авторов.
Конечно, много внимания уделяется и популярности стихов Гумилёва за колючей проволокой в 1930-1950-е гг. Из приводимых цитат, это был чуть ли не самый почитаемый поэт среди сидевшей интеллигенции. Его стихи заучивались наизусть, и многократно рассказывались друг другу. А затем стихи Гумилева плавно перешли жить в контркультуру, активно воспроизводимые на поэтических вечерах памяти поэта уже в 1970-е годы.
***
Обе книги сами по себе разные. Они о разных аспектах того как Николай Гумилёв входил в вечность. Мы не знаем, что он чувствовал в тот день 3 августа 1921 г., когда его везли в черном воронке. Понимал ли он, что это его последний путь? Знал ли он, что его ждет: бессмертие или забвение? Да и думал ли он о таких вещах в тот момент? Оставим это с ним, а сами будем наслаждаться его поэзией.
