Еля встретила свой сороковой день рождения тихо, скромно, в кругу семьи. Даже подружек лучших Анфису и Марусю не звала. А уж без них ни одно застолье не обходилось. Без любимых песен, плясок и гармошки-вечной спутницы застолья. Гостей не звали, родственников не собирали и праздников не устраивали. Сушёные гуси грустно висели рядами в чулане, источая вкуснейшие ароматы, аппетитный шартан томился в сенях, солёные грузди томились в кадушке, так и не дождавшись торжественного вознесения на праздничный стол. Фляга домашнего пива, что всегда по традиции варила из хмеля хозяйка, так и не дождалась благодарных восхвалений почитателей.
Люди постарше говорили, что сорок лет не справляют и что это плохая примета. Еля в приметы не верила, но чувствовала себя в последнее время неважно. Частенько болела голова и наваливалась подозрительная слабость и вялость, хотелось укрыться одеялом и не вставать с кровати.
Это нарушало все традиции, разбирать кровать посреди белого дня и лежать, когда снуют дети…. и когда без тебя всё встаёт. Обычаи и неписанные «законы» крепко держали женщин в узде, в неписанных правилах было много «нельзя» и мало «можно». Еля никак не могла смириться с этим беспомощным состоянием, когда на неё накатывала боль, она терпела сколько могла, потом доставала аптечку, где у неё лежали пачки левомицетина, пенталгина, аспирина и стояла бутылка рыбьего жира и в отчаянии глотала две таблетки пенталгина, но облегчения не наступало.
В светлом чистом медпункте принимала приезжая фельдшерица, но к ней ходили в основном одинокие старушки. Медичка внимательно слушала их жалобы и хрипы в лёгких, неспешно мерила давление и щупала животы. Больных в деревне не сильно жаловали и безжалостно высмеивали, зачисляя в ряды бездельников и симулянтов.
Еля страдала от своего бессилия и, если раньше она летала как птица из дома на работу, с работы домой, успевая участвовать и на выездных заседаниях районного суда в Бижбуляке, куда её выбрали народным заседателем и навестить детей в интернате, то теперь чувствовала, что нет сил чтобы справиться с самыми простыми и повседневными делами и заботами. Ей казалось, что это ерунда, что само пройдёт. Она только немного полежит и опять побежит как раньше и будет работать без устали, и уйдет это противное чувство беспомощности. А сколько планов у неё было. Немым укором посреди комнаты стоял ткацкий станок, на котором она ткала паласы.
Неписанный закон гласил: терпи и не ной.
…Прошлой осенью свекровь Мария слегла с печенью. Она тихо лежала и периодически пила какие-то таблетки, не жалуясь и не подавая голоса. На следующее утро Егор обомлел от ужаса, увидев, кровоточащие раны на губах у матери. Она от жесточайшей боли прокусила зубами свои губы, чтобы только не кричать и не стонать от боли и не пугать семью .
-Мама, что с тобой? -присел на колени у кровати Егор.
-Я решила, всё уже. Помираю. Час мой пришёл, -еле выговорила запёкшимися от крови губами ослабевшая за ночь Мария.
- Почему терпела такую боль? Почему меня не позвала? Почему не сказала?
– Спасибо господу, что не забрали. Оставили, а то ведь за моим Антошечкой некому присмотреть.
Егор, не слушая возражения, спешно собрался посадил маму в коляску и отвёз её в Михайловку, в больницу. Мария вернулась оттуда через три недели, такая же белая, как её белоснежный платок, но уже повеселевшая...
-Мама, пойдём в баню париться? -ластился двухлетний сын к маме.
- Сейчас, встану , сынок. Я чуток полежу, и мы пойдём.
Антошечка ложился рядышком, ласково гладил маму по голове, закручивая локоны около висков на свои пальцы. И тогда Еля временно чувствовала какое-то облегчение.
Если раньше она сначала купала мальчишек, а потом сама парилась с удовольствием, то теперь Егор сам купал и парил сыновей. Еля шла в баню на последний жар. Самое трудное было мыть голову. Длинные густые волосы требовали тщательного и кропотливого ухода. Вначале она расплетала косу, потом наводила в тазике моющий раствор из шампуня, и мыла голову, полоскала. После всех этих манипуляций она раскладывала на коленях волосы и долго расчёсывала.
- Давай отрежем волосы, - заявила она мужу. - Голова болит от тяжёлых кос.
- Что ты придумала?-запротестовал Егор.- Как можно стричь такую красоту?!
Еля унаследовала тяжёлые густые косы от матери. Когда она выбиралась в город и снимала платок, оглядывались не только мужчины, но и женщины восхищённо глазели на её роскошные косы, уложенные вокруг головы... Не каждой выпадает такое богатство. Егор даже представить не мог себе жену стриженной, раньше только тифозники стриглись.
В деревне женщины ходили с косами всю жизнь, кому бог не давал волос, плели косицы из того, что было.
-Как это отрезать? – рассуждала Мария. – Что это за напасть такая на тебя напала? У некоторых на голове три волосинки, они и то не режут.
Еля была непреклонна:
-Раз он не хочет меня стричь, я найду, себе парикмахера.
ТЫ ЛУЧШЕ ВСЕХ (НАЧАЛО)
продолжение