Отличная статья 2019 года, которая просто и доходчиво объясняет какую роль в истории отдельно взятого региона США (Новая Англия) сыграла популяция бобров, уничтоженная в 17 веке.
С тех самых пор, как первые европейские колонисты ступили на каменистые берега будущей Новой Англии, они начали изменять ее экосистему. Леса вырубались под пашни, на дрова и строительство, волки и пумы отступали под натиском охотников за наградами, а лабиринты грунтовых дорог разили ландшафт на отдельные куски. Одним из самых разрушительных преобразований и одновременно самым незаметным стало уничтожение Castor canadensis, североамериканского бобра.
На протяжении тысячелетий бобры занимали видное место в рационе и культуре первых коренных жителей Коннектикута. Мясом бобров питались, а накидками из бобровых шкур укрывались индейцы из таких племен, как пекот и тункcи. Бобры, великие строители плотин, изменяли речную экосистему, создавая обширные пруды и заливные луга, которые служили кормовой базой и место обитания для множество видов диких животных, таких как черепахи, водоплавающие птицы, олени и лоси.
Срубая деревья, бобры позволяли солнечному свету проникать сквозь густые кроны первобытного леса, стимулируя рост черники и других питательных растений. Важность и глубина влияния бобра на традиции и верования индейцев была закреплен в нескольких устных преданиях. Например, согласно легенде племени покумтук, описанной в книге Ребекки Браун « Там, где начинается Великая река» (Dartmouth College Press, 2009), долина Коннектикута когда-то была огромным озером, запруженным Кци Амискв. Великим Бобром.
Появление европейцев исказило традиционное отношение индейцев к бобрам - от родства и источника пропитания до средства наживы. Отцом-основателем бобрового промысла в Коннектикуте стал Адриан Блок, голландский мореплаватель, который в 1611 году стал первым европейцем, вошедшим в воды пролива Лонг-Айленд и реку Коннектикут. Блок торговал с туземцами в обмен на бобра и другого пушного зверя. Его отчеты и многократная прибыль в конечном итоге убедили голландцев основать торговый пост недалеко от современного Хартфорда.
Англичане, французы и шведы также создали свои собственные торговые фактории, и вскоре туземные каноэ повезли десятки тысяч шкур по северо-восточным водным путям к океану, откуда их переправляли на европейские рынки. К началу 19-го века в Коннектикуте из изначальной популяции бобров, по некоторым оценкам до полумиллиона особей, не осталось ни одного животного, впрочем, как и во всей Новой Англии.
Хищнический промысел не только изменил историю (как пример такого изменения - "бобровые войны"), но и преобразовал ландшафт северо-востока Северной Америки. Бобровые плотины, лишенные хозяев, разрушались, при этом осушая пруды и водно-болотные угодья. Бесчисленные виды животных, от лесных уток до ручьевой форели, потеряли критически важную среду обитания.
Разрушение дикой природы обернулось выгодой для колонистов. После бобровых плотин осталась одна из лучших почв, которую могли обрабатывать фермеры Новой Англии. Плоская, безлесная поверхность из мешанины "листьев, коры, гнилой древесины и другого перегноя", как выразился историк Джереми Белкнап в "Истории Нью-Гэмпшира" (Брэдфорд и Рид, 1813 г.). "Весь участок бывшего дна пруда порос дикой травой, которая достигала высоты плеча взрослого человека... Без этих природных лугов многие поселения были бы невозможны".
Чтобы понять, как резко изменился ландшафт в отсутствие бобров, достаточно рассмотреть исследования Йохана Варекампа и Эллен Томас. Варекамп - геохимик из Уэслианского университета, а его жена Эллен Томас - микропалеонтолог из близлежащего Йельского университета.
В 1990-х годах они организовали серию исследовательских экспедиций в проливе Лонг-Айленд-Саунд для изучения морского дна. Для этого они использовали донный зонд для забора цилиндрических кернов, состоящих из последовательных слоев осадочных пород, откладывавшихся на протяжении многих веков и раскрывающих геологическую историю Новой Англии.
Когда Варекамп и Томас проанализировали состав взятых образцов, они обнаружили, что диатомовые водоросли - водоросли с панцирем из диоксида кремния - продемонстрировали бурный рост около 1800 года. Это было логично, рост населения колоний и увеличение поголовья домашнего скота загрязняли водные пути своими отходами и вызвали цветение водорослей.
Однако, ученые к своему удивлению обнаружили еще более ранний всплеск роста диатомовых водорослей - в конце 17 века. Изучая историю в поисках подходящего объяснения, Варекамп вспомнил о бобрах. По его мнению, когда исчез этот ценный грызун, произошло эпическое обрушение бесхозных плотин. Это привело к тому, что богатый питательными веществами прудовый ил попал в море и произошел всплеск роста водорослей, который он и его супруга назвали "бобровым пиком".
Другими словами, бобры когда-то настолько густо заселяли Северо-Восток Америки, что их истребление до сих пор записано на самом морском дне.
P.S. Сейчас в Коннектикуте насчитывается от 5000 до 8000 особей диких бобров, результат программы по восстановлению популяции, которая была начата в начале 20 века. Хотя бобры по прежнему считаются вредителями (вырубка леса и подтопление территории), исследование 2015 года показало, что микроорганизмы, которые живут в бобровых запрудах, могут расщеплять почти половину группы нитратов из сельских водосборов южной Новой Англии, защищая, таким образом, более крупные реки от загрязнения.