– По какой причине они такими стали? Равнодушие ко всем, кто не принадлежит к клану Реннэ. – Синддл ловко вытащил заячью ножку, которая собралась оторваться и исчезнуть среди углей. – Впрочем, даже это не совсем правда. Я думаю, Реннэ сражались между собой так же яростно, как и против Уиллсов. Мне кажется, дело в том, что они без должного уважения относились к таким понятиям, как честь, например. Получалось, что если ты родился Реннэ, то стоишь выше подобных вещей, тебе все можно. Потому что законы и кодексы создаются для низших существ, к коим Реннэ, естественно, не принадлежали. – Синддл протянул ножку Бэйори. – На юге говорят: «Он доверится Реннэ», что означает – либо человек дурак, либо слишком наивен. Разумеется, Уиллсы не лучше, но у них совсем не такая репутация, как у Реннэ.
Нынешний наследник дома Реннэ, Торен Реннэ, хочет мира. Говорят даже, что он готов передать Остров Брани Уиллсам, хотя мне трудно поверить, что его семья допустит такое. Посмотрим, чего сумеет добиться этот Реннэ. Он молод, а идеализм юности, как правило, не переживает среднего возраста.
Ужин был готов, путники сидели, прислонившись спиной к древним камням, и наблюдали за тем, как на темно-синем небе появляются первые звезды. Разговор перескакивал с предмета на предмет, совсем как извилистая река внизу.
– Сегодняшний вечер напомнил мне тот, когда мы встретили Алаана в старой крепости у моста, – проговорил вдруг Бэйори, который почти ничего не ел, в отличие от последних дней.
– «Вы не можете оставить себе то, что захватили». Кажется, так сказал тот воин? – Синддл склонился над костром и принялся снова отрезать куски мяса. – Интересно, что же такое было у Алаана?
– И они это не нашли, иначе не стали бы за нами гоняться, – сказал Финнол. Он выпрямился и смотрел в отверстие в стене, вниз, на обломки, усеивающие дно реки. – Ты говорил, Синддл, что рыцари пели «Кровавое крыло». Что это такое?
– Кровавое крыло – меч, принадлежавший принцу Диидду. Удивительно, что вы про него не слышали. Есть песня, в которой рассказывается его история: длинный список жутких, кровавых деяний. «С боевого коня страшный рыцарь упал. А Кровавое крыло душу в ад его прогнал», Я не могу ее вам спеть, потому что знаю недостаточно хорошо. Впрочем, она ужасно мрачная и абсолютно лишена художественных достоинств. Целые армии подхватывали эту песню, когда шли в сражение.
– И что с ним случилось? С мечом?
– С Кровавым крылом? Я не помню, говорится ли в песне о его судьбе, но ее пели здесь во время нападения Реннэ.
Тэм протянул руку и погладил стену.
– Подходящее место для собирателя преданий, Синддл, – сказал он. – Мне кажется, даже я слышу шепот историй, случившихся здесь.
Финнол фыркнул.
– Может быть, тебе стрит начать слушать реку, Тэм, – последовать примеру Эбера. Вдруг она и твое имя нашепчет?
Синддл проигнорировал заявление Финнола и заговорил, обращаясь к Тэму:
– Здесь поселилась печаль, Тэм, а под ней еще – другая, более глубокая, точно подземная река. Это место стало свидетелем страшной трагедии. Еще до того, как пали Рыцари Обета. Так я думаю.
– Я тоже чувствую печаль, – заявил Бэйори немного вызывающе. – Только объяснить не могу. Но еще сильнее я ощущаю ненависть и горечь, которые не имеют ко мне никакого отношения. И жажду мести… кому, не знаю, но я ее чувствую.
Он покраснел и уставился на свою еду.
Несколько минут все молчали, даже Финнол сдержался и ничего не сказал.
– Вот правда, которая открылась мне, когда я стал собирателем преданий, – проговорил Синддл. – Мы живем, но наш век короток. Потом мы становимся воспоминанием для тех, кто еще жив и нас знал. А затем превращаемся в историю. Она хранится дольше всего, если, конечно, того стоит.
Кто-то пишет свою историю на поле или стене собственного дома, а иные остаются в памяти целой страны. – Синддл посмотрел сквозь отверстие в стене туда, где шло сражение. В одной руке он держал маленький камешек и постукивал им по ладони другой, словно отбивал ритм. – Возможно, наступит день, когда сюда придет собиратель преданий и узнает про трех северян и фаэля, которые плыли на лодке вниз по реке. Интересно, что он о нас подумает? Четыре человека, чьи истории ничем особенным не завершились? Или мы создадим что-нибудь значительное и запишем наши деяния на небесах?
Финнол неожиданно расхохотался:
– Будь у нас долото, мы могли бы внести наши имена в те списки на стене и оказались бы среди Рыцарей Обета. И никто ничего не узнал бы.
Даже Синддл рассмеялся.