Он лежал у подъездной лавки,
закатив до белков глаза.
По нему если будут плакать,
только мать и (быть может) сестра.
Ему было чуть-чуть за сорок,
хотя возраст здесь не причем.
Он как с детства прожил на районе,
так навечно остался в нем.
Он мужал когда был моден,
в три полоски костюм Адидас.
Восемнадцать встречал в колонии,
оставался таким в тридцать пять.
Нехорошим особенно не был,
но привычка его понесла.
Создавать для других проблемы,
продираясь дорогами зла.
Умерев в середине жизни,
он мужчиной не смог побывать.
Сколько их в поколении сыщется,
кого мертвым увидела мать.
Был по-своему смел и ломок,
по-особенному смешлив.
В теле взрослом большой ребенок,
кого младшие учат жить.
По нему не пристало плакать,
слезы лишние будут ложью.
Он родился в восьмидесятых,
только милостыня поможет.