Юли не стало в тридцать три. Малыш прожил ещё сутки.
Мне рассказали не сразу, только через две недели. Родные жалели мою «беременную» психику. Мой малыш жил во мне третий месяц — самый чувствительный период, когда стараются не расстраивать.
У меня нет никакого рационального объяснения, почему именно после её смерти я стала с маниакальной одержимостью собирать по кусочкам её жизнь, коллекционировать воспоминания, факты биографии, фотографии, личные вещи, стихи. Страх и проекция случившегося на себя? Возможно, я боялась умереть также нелепо, страшно, внезапно. Интуитивное желание продолжить её жизнь? Целых два месяца мы вместе были беременные, каждый день обменивались незаметными для других людей, но такими важными для нас, сигналами жизни внутри, мельчайшими признаками коммуникации, планами на будущее. Видимо, я отвоёвывала её право на будущее. А, может быть, необъяснимое, нелогичное, то, чего не должно происходить (красивые и молодые не умирают), тянуло к себе? Как у Симонова в «Живых и мёртвых», не смотря ни на какие запреты смотреть в скважину, в которую был виден враг, а ты через неё виден врагу и гарантированно убит, солдат тянуло к этой чёрной дыре.
Всё-таки я ошибаюсь, называя точкой отсчёта её смерть. Интерес появился раньше. За девять месяцев до ее ухода. Это было в тот день, когда Юля объявила, что она абсолютно счастлива. Я его так и назвала — Юлин счастливый день.
Юля работала косметологом в салоне с наивным названием «Цветана» недалеко от моего дома. Я три года нежила лицо в её невероятно тёплых прикосновениях. К Юле я ходила «на массаж». Кавычки оправданы. В реальности мне не нужен был как таковой массаж. Но этот час стал моей личной медитативной практикой, когда можно полностью раствориться в руках, которые, скорее всего, предназначались ангелу, а достались Юле. Она включала Relax-FM, накрывала меня тёплым одеялом и, мурлыкая что-то негромко, совершала магический ритуал возвращения меня к себе. Не преувеличу, если скажу, что в эти моменты я снова оказывалась в утробе, где безопасно, уютно и кажется, что все-все будет хорошо. Это важная деталь, позже я узнаю, что многие люди ходили в салон за тем же самым. Всем хотелось в утробу. Всем нужна была Юля и её волшебные руки.
Мы быстро сдружились, но нить своей истории она впервые доверила мне только в тот счастливый день, а потом после каждой следующей встречей клубок становился всё больше.
— Юля, кабинет утопает в цветах, откуда столько?
— Мужчина подарил, — лежа с закрытыми глазами, я услышала улыбку. — Ты знаешь, я от мужа ушла.
— Как? Почему?
— К тому, кто меня безумно любит. Ничего еще не забрала. Это его цветы. И ещё, я, кажется, беременна. Что я несу? Без «кажется» — я беременна.
— Вот это поворот, — промычала я, так как Юля успела перейти к «носогубке».
Я знала, что Юля десять лет живёт с мужем, есть пятнадцатилетний сын от первого брака. Знала, что она целыми днями пропадает в салоне, а муж работает из дома, делает зубные протезы на заказ. Где-то под Воронежем живёт старенькая мама, и две сестры. Вот и все мои скудные знания о Юле до её счастливого дня.
Я даже представить себе не могла, что все три года, пока я медитировала в Юлиных руках, она жила в аду. Строго говоря, ад начался гораздо раньше, до встречи со мной. Первый раз она вышла замуж очень рано, в восемнадцать, за парня из своего родного посёлка. Довольно быстро родился сын. И также быстро стало понятно, что с мужем что-то не так. То, что до свадьбы Юля приняла за небольшие странности, оказалось подтверждённой шизофренией с ежегодными обострениями, диспансеризацией, медикаментозным лечением. Через год после свадьбы муж замахнулся на Юлю, она схватила сына и убежала к маме. На следующий день муж лежал в психиатрической больнице. Развели их быстро и без проволочек.
Вскоре Юля поехала в Москву. Сына оставила с мамой. Весь Юлин багаж — школьный аттестат, маленький чемодан и невероятная, какая-то неземная красота. Девятнадцатилетней я видела Юлю только на фотографиях. Но в тридцать три мало что изменилось. Только пепельно-рыжие волосы стали длиннее, скулы заострились, отчего глаза казались больше, а синева в них глубже. В остальном, всё такая же высокая, стройная, статная, будто не из Воронежского села, а из дворянской эмиграции начала прошлого века.
Юля сняла угол в Подмосковье, закончила курсы визажа, на заработанные деньги пошла учиться на косметолога. Училась много, «год за пять», как она сама вспоминала. За несколько лет полностью «вытравила из себя Воронеж, южный акцент, провинциальный взгляд на мир». Там, в Воронеже осталась только одна ноющая боль, один крючок, за которой Юля бесконечно цеплялась чувством вины. Её сын. Но она его заберёт, обязательно заберёт, когда устроится.
Через пару лет после переезда встретила его, своего второго мужа. Он оказался тираном. Все десять лет морально измывался над Юлей. Мог полуголую выставить на балкон в мороз, не разрешать пользоваться душем, забирал всю зарплату. Иногда бил. Сам при этом зарабатывал совсем мало, пил, не выходил из дома, гордился тем, что вышел в мировые лидеры Pokémon Go. Всего этого до счастливого дня не знал никто из Юлиных знакомых, настолько спокойной, живой и умиротворённой она выглядела. Этот внешний покой не был глупостью или неспособностью видеть реальность. Это была какая-то самурайская стойкость и смирение. Юле нужно было где-то жить. Ей хотелось перевезти сына. И она его перевезла, в том числе в надежде на то, что присутствие подростка будет как-то тормозить мужа. План иногда даже работал.
Весь год после приезда сына Юля не отдавала мужу всю зарплату. Откладывала понемногу и прятала прямо в ящике с косметикой на работе. Собиралась устроить сына в колледж.
Как-то в салон пришёл он, мужчина, которого Юля полюбила или ей казалось, что полюбила. Так никто никогда не ухаживал. Никто никогда не рисовал таких заманчивых картин их совместного будущего. Он мотался между двумя странами, снимал квартиру в Москве и имел дом в Ереване. Там жила бывшая жена и двое детей.
Роман закрутился стремительно. Уже через месяц Юля была готова к побегу. У неё было немного денег, любимый мужчина и новая жизнь внутри. Смеясь взахлёб, она рассказывала, как убегала в дождь под громкие проклятия пьяного мужа. Просто пришла домой с работы, схватила сына за руку, вытолкала за дверь, и там, уже в дверях, сказала мужу: «Я ухожу». Не дав ему возможности ударить, выскользнула в подъезд, нащупала сына в темноте, быстро спустилась с ним во двор, запрыгнула в машину к новому мужчине. Слышала, как муж кричал с балкона, что убьёт и её, и его, и сына, ни за что не даст развод и порвёт паспорт. Юле было всё равно. Она была счастлива.
Через неделю после побега любимый мужчина уехал в Армению. Звали дела. И Юля осталась со старшим сыном, ещё одним «обязательно сыном» внутри себя, под присмотром армянского помощника. Он помог забрать некоторые вещи и паспорт из прежнего Юлиного пристанища. Развод состоялся сразу. Помощник быстро убедил бывшего мужа не препятствовать.
Юля начала ждать. После стольких лет нелюбви ожидание было не в тягость. Впереди было ещё так много счастья. Свадьба, поиск новой большой квартиры, поездка в Армению, знакомство с родителями, рождение сына и много, очень много любви.
Он вернулся из Армении за месяц до родов. Тогда же и расписались. Ожидался мальчик, как и загадывали. Юля дождалась. До последнего ходила на работу, хоть и не на полный день. Ей хотелось бесконечно делиться своим счастьем, так его было много. Мне тогда казалось, что всё счастье от большого до маленького, какое только есть в разных уголках планеты, сконцентрировалось в этом один последнем месяце до Юлиных родов, в Юлином огромном животе. Она светилась, стала ещё красивее и ярче. В последний рабочий день я, конечно же, пришла за своей медитацией. Со мной был восьмилетний сын, он подарил Юле лебедя из модульного оригами. Помню, она осторожно убрала его в сумку и сказала, что этот лебедь принесёт ей ещё море счастья, «за тридцать три года ведь она заслужила», и что она будет его хранить, а в своё время подарит новому малышу.
Официальная причина смерти в документах — острая сердечная недостаточность. По иронии судьбы именно в последнюю встречу мы обсуждали с Юлей, что они никогда раньше не обращалась к врачам, всю беременность её можно было запускать в космос, и она не знает, что такое обезболивание. Даже зубы ни разу не лечила. Юле сделали эпидуральную анестезию в полдень. Она прислала сообщение, что готова и ждёт. Согласно записям реаниматолога, через полчаса остановилось сердце. Его запустили. Оно остановилось ещё два раза. В третий раз запустить не смогли. Ребенок застрял в родовых путях. Его извлекли, но последствия асфиксии были уже несовместимы с надеждой на то, что он будет нормальным. Через день стало понятно, что эти последствия несовместимы и с жизнью.
Юлю и долгожданного мальчика похоронили в одном гробу. Хоронили в родной деревне. Никто не проводил расследования. Юлины коллеги, родственники, друзья словно оцепенели от горя и не спорили с судьбой. Просто была Юля, был у неё один месяц счастья, и не стало Юли. Как будто много счастья наказуемо. Кажется, кроме меня вопрос «как это произошло?» никого не волновал. Мужу пришлось увезти меня из России, чтобы «не играла в детектива на сносях». Юлиного сына-подростка отправили жить к отцу, опекуном оформили мать отца в связи с его недееспособностью. Колледж отменился, и мальчик пошёл в десятый класс. Он до сих пор живёт у отца, работает автослесарем. Любимый мужчина Юли после сорокового дня уехал в Армению. Больше я о нём ничего не знаю. На поминках шушукались, что жена в Армении у него совсем не бывшая, и что никто из его родственников о существовании Юли не знал.
Эта история мне далась тяжело, возможно она здесь для того, чтобы я могла, наконец принять случившееся, я заранее благодарна за комментарии без осуждения Юли.
Если вам понравилась история, подписывайтесь на мой канал. Здесь я пишу о детях, о травле, публикую лайфхаки и истории из жизни.
Книгу "Травля: со взрослыми согласовано. 40 реальных историй школьной травли" можно заказать тут.