Примерно 15 октября 1831 года Пушкин пишет П.А.Вяземскому: «Сейчас еду из Царского Села в Петербург». Первоначально супруги поселились на Вознесенском проспекте, но через несколько дней сняли квартиру на Галерной улице в доме г-жи O.K.Брискорн.
Поэта в столице ждут, о нём говорят. К примеру, графиня С.А.Бобринская пишет мужу 10 октября: «Я тебе говорила, что мадам Хитрово с дочерью Долли оказали мне честь, пригласив на литературный вечер. Был разговор только о Пушкине, о литературе и о новых произведениях».
С.П.Шевырёв жаловался С.А. Соболевскому: «Он [Пушкин] обещался мне отвечать на послания, но, видишь, пьян своею женою». Однако поэт много работает.
«5 окт. 1831. С.С.». Эта пометка стоит под переписанным набело Письмом Онегина к Татьяне, завершившим многолетнюю работу над романом. В это же время Пушкин пишет полемические статьи, задумывается над новыми произведениями…
В это же время он обращается к А.Х.Бенкендорфу: «Осмеливаюсь беспокоить Ваше высокопревосходительство покорнейшею просьбою о дозволении издать особою книгою стихотворения мои, напечатанные уже в течение трех последних лет. В 1829 году Ваше высокопревосходительство изволили мне сообщить, что государю императору угодно было впредь положиться на меня в издании моих сочинений. Высочайшая доверенность налагает на меня обязанность быть к самому себе строжайшим цензором, и после того было бы для меня нескромностию вновь подвергать мои сочинения собственному рассмотрению его императорского величества. Но позвольте мне надеяться, что Ваше высокопревосходительство, по всегдашней ко мне благосклонности, удостоите меня предварительного разрешения». За изысканно вежливыми и продуманными фразами, по-моему, ясно прослеживается стремление избежать царской цензуры. Увы! Пушкина, что называется, «ставят на место». На сохранившемся письме есть помета, сделанная управляющим III Отделением А.Н.Мордвиновым: «Что ему писано на счёт трагедии, а на счёт прочих хотя Госуд. и уверен, но прошу присылать ко мне» (так кто же цензор?). И Бенкендорф отвечает: «На письмо Ваше ко мне имею честь Вас уведомить, что никакого не может быть препятствия к изданию особою книгою тех стихотворений Ваших, которые уже были единожды напечатаны… Вместе с сим, считаю не излишним заметить Вам, что сколь ни удостоверен государь император в чистоте Ваших намерений и правил, но со всем тем однако же мне не известно, чтобы Его Величество разрешил Вам все Ваши сочинения печатать под одною Вашею только ответственностию. Упоминаемое в письме Вашем сообщение моё к Вам 1829-го года относилось к одной лишь трагедии Вашей под названием Годунов, а потому Вам надлежит по-прежнему испрашивать всякий раз высочайшее Его Величества соизволение на напечатание Ваших сочинений и есть ли Вам угодно будет делать сие чрез посредство моё, то я готов всегда Вам в сем случае содействовать».
24 октября тиражом 1200 экземпляров выходят в свет «Повести покойного Ивана Петровича Белкина, поданные А.П.». Я уже писала, что приняли их неоднозначно. Сам же Пушкин оценивал своё произведение высоко. Рассказывает лицеист П.И.Миллер: «Вскоре по выходе “Повестей Белкина“ я на минуту зашёл к Александру Сергеевичу, они лежали у него на столе. Я и не знал, что они вышли, а ещё менее подозревал, что автор их — он сам.
“Какие это повести? И кто этот Белкин?“ спросил я, заглядывая в книгу.
“Кто бы он там ни был, а писать повести надо вот этак: просто, коротко и ясно“.
Далее я не хотел расспрашивать».
Начинающий литератор И.В.Росковшенко, встретивший Пушкина в книжной лавке Смирдина, представляется поэту и, по его словам, «здесь же… узнал у него, что повести, которые изданы под именем “Повести Белкина"... написаны им».
А газета «Русский Инвалид», сообщая о выходе из печати повестей, добавляет: «Прочтя оную, каждый истинно образованный человек легко узнает того Протея-Писателя, который один служит доказательством, что Русская Литература не только может, но уже имеет свою самобытность, свою жизнь, свой характер. Про сего-то Писателя каждый Русский не обинуясь сказать может: он — колокол во славу Россиян!»
…Ты сам свой высший суд;
Всех строже оценить умеешь ты свой труд.
Ты им доволен ли, взыскательный художник?
Доволен? Так пускай толпа его бранит
И плюет на алтарь, где твой огонь горит,
И в детской резвости колеблет твой треножник.
И в эти же дни состоялось первое появление Натали в высшем обществе Петербурга – на большом вечере у Фикельмонов. Я уже приводила дневниковую запись Долли Фикельмон, но позволю себе повториться: «Госпожа Пушкина, жена поэта, здесь впервые явилась в свете; она очень красива, и во всем её облике есть что-то поэтическое — её стан великолепен, черты лица правильны, рот изящен и взгляд, хотя и неопределённый, красив; в её лице есть что-то кроткое и утончённое; я ещё не знаю, как она разговаривает, — ведь среди 150 человек вовсе не разговаривают, — но муж говорит, что она умна. Что до него, то он перестаёт быть поэтом в ее присутствии; мне показалось, что он вчера испытывал все мелкие ощущения, всё возбуждение и волнение, какие чувствует муж, желающий, чтобы его жена имела успех в свете».
Примерно через две недели она добавит: «Поэтическая красота госпожи Пушкиной проникает до самого моего сердца. Есть что-то воздушное и трогательное во всем её облике — эта женщина не будет счастлива, я в том уверена! Она носит на челе печать страдания. Сейчас ей всё улыбается, она совершенно счастлива, и жизнь открывается перед ней блестящая и радостная, а между тем голова её склоняется, и весь её облик как будто говорит: ”Я страдаю”. Но и какую же трудную предстоит ей нести судьбу — быть женою поэта, и такого поэта, как Пушкин!» (эта запись сделана после бала у графа В.П.Кочубея).
Про трудную судьбу и страдания напророчествовала, конечно, Дарья Фёдоровна! Правда, потом, через год, она язвительно напишет о Натали, что «невозможно быть прекраснее, ни иметь более поэтическую внешность, а между тем у неё немного ума и даже, кажется, мало воображения», хотя и признает: «Это — образ, перед которым можно оставаться часами, как перед совершеннейшим созданием Творца». Где истина?..
О.С.Павлищева, рассказывая мужу об успехах невестки в свете, приведёт «общее мнение, что она красивее всех». А вот что писал о ней генерал А.П.Ермолов: «Гончаровой-Пушкиной не может женщина быть прелестнее. Здесь многие находят её несравненно лучше красавицы Завадовской». В одном из писем современников мы можем прочесть, что при своем появлении в свете Н.Н.Пушкина «была... отменно хорошо принята, она понравилась всем и своим обращением, и своей наружностью, в которой находят что-то трогательное».
Впрочем, может быть, страдальческий облик Натали объясняется и её беременностью, которую она, видимо, переносила довольно тяжело. А приближается и первая разлука с Пушкиным, который собирается ехать в Москву. Ещё 22 октября он писал П.В.Нащокину: «Не приехать ли мне самому в Москву? а мне что-то очень хочется с тобою поболтать, да я бы сам кой-какие дела обработал, например бриллианты жены моей, которые стараюсь спасти от банкрутства тёщи моей и от лап Семена Фёдоровича. Дедушка свинья; он выдаёт свою третью наложницу замуж с 10 000 приданого, а не может заплатить мне моих 12 000 — и ничего своей внучке не даёт. Наталья Николаевна брюхата — в мае родит. Всё это очень изменит мой образ жизни; и обо всём надобно подумать».
Здесь перечислены заботы поэта… 24 ноября он напишет Бенкендорфу: «Неотложные дела требуют моего присутствия в Москве, и я, не будучи ещё окончательно зачислен на службу, принуждён отлучиться на две-три недели, не имея иного разрешения, как от одного лишь квартального. Считаю своим долгом поставить о том в известность ваше превосходительство».
З декабря Пушкин, получив 28-дневный отпуск, выехал из Петербурга в Москву в дилижансе. И в эти же дни состоялось его назначение: 4-го вынесено Постановление об определении Пушкина на службу в Коллегию Министерства иностранных дел с дозволением искать в её архивах материалы для истории Петра Великого - «Пушкина считать в ведомстве Коллегии, привести его на верность службы к присяге и взять надлежащую подписку о непринадлежности к тайным обществам»; 9-го в Первом департаменте Сената заведено «Дело по Высочайшему повелению о принятии в службу отставного коллежского секретаря Александра Пушкина тем же чином и об определении его в ведомство сей коллегии. 1831 года декабря 9 дня». В Коллегии иностранных дел по Указу царя от 6 декабря определено: «Пушкину объявить о пожаловании ему Титулярного Советника с приведением к присяге и взыскав с него следующие за повышение деньги, записать оные в приход и т.д.».
В Москву Пушкин приезжает 6 декабря. И, конечно же, следует рапорт полицеймейстера Миллера (правда, с ошибкой) - «находящийся под секретным надзором» Пушкин прибыл из С.-Петербурга 13 декабря и остановился Пречистенской части I квартала в доме гг. Ильинских. Предписанный за ним надзор учреждён».
Если статья понравилась, голосуйте и подписывайтесь на мой канал.
«Путеводитель» по всем моим публикациям о Пушкине вы можете найти здесь
Навигатор по всему каналу здесь
