Я проснулся около половины шестого, но, несмотря на то, что просто терпеть не мог бездействия, отправился в клуб только после полудня; что-то словно бы отталкивало меня от клуба, потерявшего в моих глазах всю свою притягательность за одну-единственную ночь. Нет, конечно же, я рад был видеть своих друзей, меня манил и притягивал к себе образ живого – Живого! – Гарольда Pодуэлла, но в то же время я чувствовал, что в нашем уютном клубе что-то очень и очень не так, что именно – я не понимал.
Я вышел на улицу, окутанную легким зимним туманом: ночью чуть подтаяло, деревья покрылись инеем.
Несмотря на все мои самые тревожные предчувствия, клуб “Bечное Перо” на углу улицы по-прежнему стоял – такой же маленький и уютный, как всегда: на первый взгляд в нем совершенно ничего не переменилось, и даже поскрипывание входной двери осталось точь-в-точь таким же, как было всегда.
- Доброе утро, миссис Брэккет.
- Доброе утро, мистер Kендалл, - миссис Брэккет как всегда кивнула мне, словно бы подчеркивая тем самым, что в клубе ровным счетом ничего не произошло.
Обменявшись с ней несколькими ничего не значащими фразами о холодной погоде, я уже собрался с чувством выполненного долга направиться в свой кабинет, когда у самой двери меня остановил робкий голос женщины:
- Мистер Kендалл… Mистер Kендалл…
- Да, миссис Брэккет?
- Сэр, вы бы узнали что-нибудь о… Pодуэлле.
- О Pодуэлле? – опешил я.
- Да, о нем… как он там.
Внезапно я понял, что миссис Брэккет, как ни странно, посвящена в новую тайну нашего клуба, что она зорко следит за всем, что происходит в стенах уютного домика, - но кто рассказал ей об этом? Кто из нас мог столь опрометчиво проболтаться?
То ли просьба миссис Брэккет, то ли просто само напоминание о Pодуэлле – что-то заставило меня направиться в обеденный зал, а оттуда – не найдя никого в зале – в сторону комнаты Aмассиана: в коридорах чувствовалось живительное тепло, приятное после прогулки по зиме.
Дверь в кабинет Aмассиана была открыта, и я справедливо расценил этот знак, как любезное разрешение войти. На диване перед маленьбким столиком сидели Амассиан и Родуэлл, сдержанно поприветствовавшие меня.
Вы голодны, друг мой? – спросил Амассиан, обращаясь к Родуэллу.
Зверски, - кивнул гений, - где у вас тут кухня? Или запах свежих пончиков сам покажет мне дорогу?
Сидите, сидите, я сам принесу, - Aмассиан направился двери, готовясь столкнуться со мной, чтобы наспех пожать мне руку и пробормотать:
- Будьте добры занять мистера Pодуэлла, дорогой мой Kендалл, пока меня нет.
Фантаст сдержанно улыбнулся,
Войдя в кабинет, я понял, что “занимать” мистера Pодуэлла мне, собственно говоря, незачем: уткнувшись лицом в экран, фантаст довольно бегло нажимал на клавиши: подходить поближе и заглядывать через плечо было невежливо, но и без этого я догадался, что Pодуэлл что-то с интересом читает в Сети. То ли заметив мою тень, то ли ощутив мое присутствие каким-то иным, одному ему известным способом, писатель обернулся.
- Добрый день, Kендалл, - слабая рука гения задрожала в моей ладони.
- Здравствуйте, мистер Pодуэлл. Как я вижу, вы уже вовсю поглощены техническими новинками…
- Именно так. Надеюсь, тем самым я не сильно расточаю средства Амассиана? Мне показалось, что это недешевая услуга.
- Напротив, сэр. Можете читать сколько угодно.
- Правда? А мне это показалось самым невероятным чудом, какое я только встречал. Быть может, у вас есть и более интересные достижения, но с ними я не знаком. Думаю, мне есть чему поучиться у вас… у людей будущего. Моя трагедия крылась в том, что, как говорили обо мне, я родился не в свое время. Думаю, что мое время уже настало.
Он поднял темные глубокие глаза на меня, словно хотел произнести: «Tеперь я надеюсь на вас, мистер Kендалл». Он явно ждал от меня чего-то необыкновенного, что я расскажу ему нечто удивительное, новое и неведомое… но я не знал, что именно должен сказать ему.
Мистер Родуэлл, - начал я, - простите мне мою дерзость, но мне всегда было интересно… гхм…
Смелее, Кендалл.
Так вот… мне было интересно, что вы почувствовали после… после…
После смерти? – добавил Родуэлл.
Да, - кивнул я.
Трудно сказать, Кендалл, трудно сказать, друг мой. Нет, вы не подумайте, что я не помню, что именно происходило тогда. Напротив, я очень хорошо помню события того времени. Однако, происходящее было настолько странным и не поддающимся логике, что… мне трудно передать это словами.
Я не понимал, то ли Гарольд Родуэлл и правда не хочет говорить на эти темы, то ли ему наоборот не терпится поделиться со мной своими впечатлениями. На всякий случай я сказал:
- И все-таки… мне будет очень интересно узнать об этом, сэр. Честное слово, похоже, мы нашли тему для нового романа.
- Что же… О, Кендалл, порой своими вопросами вы ставите меня в тупик. Все-таки попытаюсь объяснить вам. Итак, в тот роковой вечер пуля оборвала мою земную жизнь – и мир разлетелся на тысячи осколков. Прошло немало времени, прежде чем я понял, что погиб не мир, а я сам. Я не понимал, что за худой мужчина лежит на ковре в моем кабинете, я пытался спросить об этом собравшихся слуг – но ни один из них не отвечал мне, как будто не видел меня. Я не понимал, почему Эрчибелд, моя горничная, заливается слезами, почему мой секретарь бросает обвинения в лицо дворецкому – это вы убили его, вы! Я заглянул в лицо умершего – и вспомнил, что было за полчаса до этого. Я хотел вернуться в то, что было моим телом – но с тем же успехом я мог бы проникнуть в стол или шкаф, или стену – обратной дороги не было и быть не могло.
Я уже предчувствую ваш следующий вопрос, Кендалл, и удовлетворю ваше любопытство сразу же: нет, я не присутствовал на собственных похоронах. Терпеть не могу похороны с самого раннего детства, когда тетушка водила меня почтить память того или иного умершего родственника и строго-настрого запрещала радоваться. О чем я говорил? Ну да, Кендалл, я не присутствовал на собственных похоронах, и до сих пор не знаю, проявил ли я тем самым неуважение к собственной персоне или нет. Однако, мои злоключения только начинались. Я слышал, как дворецкий и секретарь в гостиной ожесточенно оспаривают завещание – и понимал, что в скором времени мой дом, скорее всего, пустят с молотка.
Вам не передать, как долго и отчаянно я пытался достучаться до своего секретаря. Вам не передать, как я мысленно умолял его не делать этого, оставить дом, остаться со мной, ведь я… Тут же я вспоминал, что умер – и отчаяние захлестывало меня с новой силой. Я верил, что смерть принесет долгожданное небытие, забвение – но смерть как будто смеялась надо мной, я звал её, она не пришла, оставила меня между небом и землей. Я уже почти отчаялся достучаться до сознания секретаря, когда он выбрался из постели, зажег лампаду и написал на странице рукописи – умоляю вас, не продавайте дом.
И я понял, что он слышит меня.
Я начал диктовать ему строку за строкой, страницу за страницей. Умиротворение снова охватило меня, я был почти счастлив. Ближе к рассвету я отпустил секретаря, я уже не сомневался в том, что все останется как прежде… - Родуэлл умолк, посмотрел на меня, как показалось мне, с надеждой.
- Мы сделаем все, чтобы достойно заменить ваших помощников, - сказал я.
- М-м-м… будьте осторожны, Кендалл, - покачал головой фантаст.
- Что вы имеете в виду?
- Я имею в виду, что мои слуги долго не задерживались у меня… Джулай ушла, даже не дописав начатого рассказа, а ведь этот опус был совсем крохотный… почти все слуги месяц спустя уволились, а несчастный Джемс сошел c ума. Каждую неделю мне приходилось давать объявление о том, что некий мистер Pодуэлл ищет себе слуг. Разумеется, я привлекал к работе не только простых людей, но и молодых писателей, однако, результат неизменно оставался одним и тем же: люди уходили, оставляя меня наедине с неоконченными романами, недописанными рассказами, непридуманными стихами. Безумно высокая зарплата уже не прельщала никого: люди соглашались мыть полы и жарить бифштексы, крахмалить занавески и стирать белье, но когда дело доходило до творчества, оставалось немало желающих помочь мне.
- Отчего же?
- Трудно сказать, сэр, - Pодуэлл пристально посмотрел на меня, чуть прищурив веки, словно оценивая интеллектуальный уровень сидящего перед ним человека и подбирая нужные фразы, которые я мог бы понять: - порою люди согласны, чтобы кто-то повелевал их телом, но они не могут вынести, чтобы кто-то повелевал их духом, заставляя их делать то, на что они в принципе не способны, меняя их сознание.
- Глупцы, - я передернул плечами, - честное слово, мистер Pодуэлл, я не могу понять тех несчастных, которые отказались от того, что могли дать им вы. Не захотеть хотя бы на несколько часов поднять уровень своего разума чуть выше, чем он есть на самом деле, хоть на несколько минут стать умнее, чем ты есть, и чем ты можешь стать путем только своих собственных усилий; отказаться почувствовать себя настоящим писателем, - нет, я не понимаю этих людей.
- Но мистер Kендалл, разве вы не хотели бы писать сами? – тощая рука Pодуэлла вытянулась в мою сторону, словно готовилась проткнуть меня насквозь.
- Я хотел бы писать, сэр, - с нажимом ответил я, - а как: сам или не сам – для меня уже не имеет значения.
- Неужели вам чудно тщеславие? Неужели вы никогда не тяготились должностью моего помощника, а не самостоятельного труженика пера? – встрепенулся Pодуэлл; на его высоком лбу выступали причудливые морщины, похожие на трещины разбитого стекла.
- Никогда, сэр. Спасибо, что вы даете возможность писать тем, кто этого не умеет.
- Это очень плохо, Kендалл, - сказал, наконец, фантаст, - быть может, вы и сами не понимаете, как это плохо, а вот мои слуги понимали это, понимали, что лучше быть свободным и быть собой, нежели получить величайшие способности ценой неволи. Видите ли, даже недолгое соприкосновение c моей мыслью переворачивает все сознание человека, весь внутренний мир личности.
“Радов!” – едва не закричал я, вспоминая терзания юноши. Но что имел в виду Pодуэлл?
- Но тем не менее люди тянулись к вам, сэр, - напомнил я.
- Когда они еще не знали, что их ждет, - с едва заметной горечью напомнил Pодуэлл, - конечно, они тянулись ко мне, тянулись даже после моей смерти, когда я по прежнему мог диктовать им страницу за страницей.
Родуэлл поднялся с места, хрустнув суставами, прошел через всю комнату и замер у подоконника, почти прижимаясь лбом к стеклу. Он даже попытался положить ладони на радиатор, видимо, не совсем понимая, что это такое, но тут же с резким вздохом отдернул руки.
- Многие люди боялись печатать то, что я диктовал им, годами прятали книги в столе, стараясь вообще забыть об их существовании. Кстати, Kендалл, а ведь вы так и не отнесли в издательство нашу с вами «Синюю розу»? Мне она показалась довольно актуальной.
- Мне кажется, никто не примет эту рукопись, - признался я, - вы позволяете себе слишком откровенные нападки на…
- Вот-вот, Kендалл, так рассуждали десятки таких, как вы… Впрочем, вся их осторожность суть ничто по сравнению с чудовищным поступком одного молодого человека: я работал с ним год, написав c юношей довольно сложный приключенческий роман, конечно, не столь актуальный, но весьма интересный для читателя. После этого я ненадолго покинул молодого человека – вы же знаете, я не вездесущ, - а когда решил навестить своего помощника, то к немалому ужасу обнаружил, что мальчик без меня пробовал писать, разумеется, у него ничего не вышло, и тогда он в отчаянии решил уничтожить свое единственное творение. Нет, это был не Pадов, нет, нет, - предвидя мои замечания, махнул рукой Pодуэлл, - я был знаком со многими молодыми людьми… Hо как вам передать мое состояние? – руки писателя мелко задрожали, - скажу откровенно, я был в не меньшем отчаянии, чем он. Я почти не выходил из его снов, я покинул многих своих помощников, сконцентрировав свое внимание на одном-единственном человеке. Я старался предложить ему новые темы и замыслы, но, как назло, в то время мое сознание было занято проблемами политики, и я не мог предложить мальчику ровным счетом ничего, что бы его заинтересовало. В конце концов, исчерпав все доступные мне средства, я явился к нему во сне в своем человеческом облике, умоляя пощадить книгу – но все было тщетно: на следующее утро он сжег роман. Честное слово, если бы я не был тогда духом, то наверное плакал бы, - он внезапно повернулся сел на ковер, прижавшись спиной к батарее и зажав голову кулаками. Вздох удивления послышался возле дверей, и, повернувшись, я увидел стоящую у выхода из комнаты Элис, Элис, прижавшую к губам ладонь: юная мисс явно намеревалась уйти, но странный поступок Pодуэлла заставил ее остановиться на мгновение.
Дверь в комнату снова распахнулась, и Амассиан крадучись пробрался в кабинет.
- А вот и наш Амассиан, - вздохнула Элис
- Большой любитель марсиан, - в тон ей подытожил Pодуэлл.
Элис прыснула, Амассиан смутился, вспоминая свои фантастические опусы
- Сэр, - кивнул фантаст, похлопывая по экрану, - вы в этом… разбираетесь?
- Естественно, - Амассиан наклонил голову, словно возмутившись. “За кого вы меня принимаете? Вы думаете, я никогда не встречал компьютеров?” – говорил весь его встревоженный вид.
- Мистер Амассиан, я вижу перед собою очень дорогую вещь? – поинтересовался Гарольд Pодуэлл.
- Ничуть.
- В таком случае очень прошу вас разобрать этот прибор и объяснить мне его строение, - попросил фантаст.
- Э… гхм… в другой раз, мистер Pодуэлл, - растерянно пробормотал Амассиан, - видите ли, сейчас я устал… и очень голоден: что если нам немного перекусить?
- Вы правы, сэр, - фантаст оживленно посмотрел на пончики так, словно видел их впервые, - отличная идея: так давайте же пообедаем, дамы и господа.
Мы уютно расположились на диване, Амассиан хотел было предложить Родуэллу массивное мягкое кресло, но писатель отказался, вежливо усадив туда Элис. Сам же Pодуэлл намеревался было вытащить из угла шаткий стул, но Амассиан, увидев это, протестующе подвинулся на диванчике, освобождая место для Pодуэлла и притискивая меня к самому краю. Устроившись таким образом, мы принялись за еду. На несколько минут в комнате воцарилась полная тишина, прерываемая стуком чашек, причем я заметил, что Амассиан все это время не столько ел, сколько неотрывно следил за невозмутимо жующим Pодуэллом, ловя каждое его движение и жест.
- К чему это столь подчеркнутое внимание к моей персоне, мистер Амассиан, - наконец, недовольно заметил Pодуэлл, - честное слово, вы напрасно ждете от меня чего-то необычайного и оригинального. Еще мои современники говорили, что я был особенным только в своих книгах, в жизни же я был и оставался самым обыкновенным человеком.
- Вы… читали мои мысли, мистер Pодуэлл? – Амассиан растерянно опустил чашку.
- Для того, чтобы догадаться о ваших намерениях, мне вовсе не обязательно читать ваши мысли, - Pодуэлл передернул угловатыми плечами, - ваш взгляд говорит сам за себя, мой дорогой Амассиан.
Честно признаюсь, я и сам исподтишка наблюдал за тем, кого можно было бы назвать и новым и старым членом нашего клуба одновременно: Pодуэлл ел очень мало, отламывая от пончиков крохотные кусочки и стремительно пережевывая их. Со стороны он был похож на хищную птицу или летучую мышь, иногда, впрочем, напоминая мне пришельца с далекой планеты, нечистую силу, а то и всех своих персонажей сразу. Быстро насытившись, он довольно откинулся на спинку дивана, заложив руки за голову и внимательно посматривая на нас.
- Расскажите теперь что-нибудь о себе, мистер Pодуэлл, - попросил Амассиан, - довольно мы раскрывали перед вами тайны нашего мира, теперь настал ваш черед.
- Мой дорогой Амассиан, мне кажется, что при вашем рвении вам давным-давно известно обо мне все, - возразил Pодуэлл.
- Ровным счетом ничего, сэр, - ученый, сгорбленный и сморщенный сильнее чем когда бы то ни было, подобострастно смотрел на своего высокого стройного кумира, - порой у меня складывалось впечатление, что кто-то специально замалчивает все факты из жизни Pодуэлла, делая его биографию малоизученной и загадочной.
Все мы, кроме самого Pодуэлла, улыбнулись, однако на лице писателя не отразилось ни малейшего намека на улыбку, и даже напротив – в его глазах вспыхнула малопонятная мне скорбь.
- Вы правы, мой дорогой Амассиан, - кивнул фантаст, - собственно говоря, так оно и было. Почему современники старались окружить мою жизнь ореолом тайны, почему они не хотели сказать обо мне всю правду – я не знаю. Должно быть, они тоже отчего-то боялись меня.
- Сэр… - робко заговорил Амассиан, - это правда, что вы были заражены… - мой друг не договорил, густо покраснел и отвернулся, чувствуя, что сболтнул лишнее.
- Я был постоянно заражен гриппом, - передернул плечами Pодуэлл, - вот все, что мне достоверно вспоминается о моем здоровье.
- Выходит, кто-то очень хотел очернить вас, - совсем тихо произнес Амассиан, - но зачем?
- Я же говорю, люди, с которыми я жил под одним небом, боялись меня - боялись как живого, так и мертвого.
- Но… ведь люди любили вас, - робко возразила Элис.
- Любили – и боялись, - с удивительным спокойствием согласился Pодуэлл.
- Не понимаю, как можно бояться человека, личность которого любишь и творчеством которого так восхищаешься, - недовольно проворчал Амассиан, - нет, я не понимаю этих людей.
- Почему меня никто не понимает? – огорченно спросил Pодуэлл.
Ему никто не ответил.