В свой кабинет я направился только в три часа пополудни: так поздно я не начинал работать еще никогда. Идя по коридору, я с наслаждением вслушивался в привычную мне тишину клуба, радуясь тому, что меня не преследуют больше загадочные шорохи по углам и неведомо откуда выплывающие призраки.
И как раз в этот момент за стеной библиотеки (кстати говоря, состоящей сплошь из сочинений нашего кумира) послышался скрип кресла и сухой кашель. Я вздрогнул, словно от выстрела: Гаддам или миссис Брэккет так кашлять не могли, а остальные обитатель нашего клуба были далеко отсюда в комнате Aмассиана. Сторож… нет, чего-чего, кого-кого, сторожа в нашем клубе не было никогда. В чем же дело? Дверь библиотеки была приоткрыта, и услышав второй раз все тот же странный кашель, я заглянул в просторный, уставленный стеллажами зал… и руки мои похолодели.
В кресле между двумя рядами книжных полок восседал старик с припухшими веками. Его одежда годилась скорее для тропиков, нежели для нашей зимы. Он смотрел куда-то не на меня, а сквозь меня.
- Подойдите, подойдите ближе, - сказал он кому-то, я догадался, что не мне, - я хочу посмотреть на вас: я же никогда вас не видел.
- И что с того? – послышался откуда-то хриплый голос, изредка прерываемый кашлем, - во мне нет ровным счетом ничего особенного, и вообще я терпеть не могу, когда на меня смотрят.
- Однако же характер у вас не сахар, - недовольно проворчал старик.
- То же самое можно сказать и о вас, - надрывный кашель послышался снова.
- Все кашляете?
- Как видите. Бессердечный Pодуэлл наградил меня этим недугом до конца моих дней и дальше. Кстати, что после вашей смерти с вашей лабораторией?
- Все пошло крахом, как и следовало ожидать, - старик в сердцах хлопнул кулаком по гулко задребезжавшей ручке кресла, - негодяи лаборанты… A что же ваши рукописи? – внезапно оживился он.
- Бесследно исчезли. Да, тяжкую судьбу уготовил нам Pодуэлл.
- Впрочем, он не так уж и бессердечен, - возразил старик, - в конце концов, он дал нам все, о чем мы мечтали. Богатство, власть… Хотя бы и ненадолго.
- Вы уже философствуете… Кстати, я счастлив встрече с вами, сэр.
- Взаимно. Да и как может быть иначе, если мы созданы друг для друга? Вы помните замысел Pодуэлла: моя история должна была дополнять вашу и наоборот.
- Именно так, сэр. Pодуэлл пророчил нам быть вместе, но его замыслу не суждено было воплотиться в жизнь. Вы не помните, сколько раз нас печатали в разных книгах? Раза три или четыре?
- Пять раз, мой дорогой друг. Я хоть и старик, а память у меня получше вашей… B какой-то степени.
- Это как посмотреть, сэр! К примеру, я отлично помню, что книгу обо мне запрещали три раза!
- Бог мой! И что же в ней нашли такого возмутительного? На свете творятся весьма странные вещи: например, несмотря на то, что вам всего тридцать лет, а я уже почти старик, я увидел мир намного позже вас. И нас никогда не издавали вместе. Сейчас мы чудом оказались на одной полке.
- Думаю, мы не вправе так просто упускать этот шанс.
- Да, мой друг, возможно, мы могли бы с вами сработаться. Конечно, и у вас и у меня характер не сахар, но я надеюсь, что это не очень помешает нашему сотрудничеству.
- Лично меня гораздо больше волнует другая, финансовая сторона дела.
- Вы располагаете какими-нибудь средствами?
- Я в буквальном смысле гол как сокол.
- Насколько мне известно, меня можно считать весьма состоятельным человеком, и, кстати, этот факт в одночасье решает вопрос о первенстве: думаю, вас вполне устроит место моего помощника, отличная зарплата, комната и стол. Я возьму вас вместо того несчастного недоучки, которого навязал мне в помощники Pодуэлл.
- Ах вот как? – в голосе послышалось не просто возмущение, а словно бы искренняя ненависть и почти безумная злоба, - что же, сэр, имейте в виду, что в качестве вашего помощника я отказываюсь с вами работать.
- Ну вот, мы с вами уже едва не поссорились, - измученно отметил старик, - что же, в таком случае мне придется предложить сотрудничество на равных, дабы не портить с вами отношения.
- Отчего же, сэр? Принимая во внимание всю гениальность моих открытий, можно и поспорить на этот счет.
- Мы сотрудничаем на равных, - процедил сквозь зубы старик, и глаза его яростно сверкнули, - не будем ссориться, мой дорогой друг, - примирительно добавил он, раскачиваясь в кресле.
- Хорошо, я согласен с вами, - усталым голосом ответил не видимый мне собеседник.
- В таком случае пойдемте ко мне, дорогой друг: выпьем по стакану апельсинового сока…
- Лучше горячего кофе.
- Честное слово, в той жаре, которая царит у меня в доме, лучше сока ничего не придумаешь.
- И все же лично я со своим бронхитом предпочитаю кофе, сэр.
- Я вижу, вы все замерзаете?
- Боюсь, что этот рок наложен на меня самим автором. Кстати, кажется, в ваших владениях солнце светит очень ярко?
- Думаю, что я не властен устранить его, мой дорогой друг.
- В таком случае я не смогу отправиться в ваши владения, сэр, и это не каприз и не минутная прихоть: моя кожа не переносит солнца.
- Ах вот как? – встрепенулся старик, - в таком случае у меня больше нет времени разговаривать с вами: меня ждет неоконченная работа, к тому же моя гордость не позволяет мне… - старик сделал вид, что хочет встать, но тут же снова обезоружено опустился в кресло, - хорошо, я подготовлю для вас комнату в подвале.
- Премного благодарен.
- Пойдемте, сэр. Быть может, мы даже сможем наконец-то завоевать весь мир, и не только мир книжный.
- Я предлагаю начать с расправы над автором, который так жестоко обошелся с нами обоими.
- Ни в коем случае, сэр, он дал нам жизнь, это будет высшей неблагодарностью с нашей стороны… Что же, здесь нам больше нечего больше делать… прошу вас, мой новый друг!
Он довольно легко поднялся с чуть скрипнувшего кресла, приблизился к стеллажу и коснулся длинного ряда книг. Я так и не понял, что именно произошло в этот момент, но старик внезапно исчез: не растворился, не растаял в воздухе – просто исчез, сверкнул тонюсенькой искоркой – и я перестал его видеть. Рядом с ним подле книг мелькнула другая такая же искра, и я догадался, что его собеседник также покинул наше измерение.
В первое мгновение после того, как в комнате стало пусто, мне показалось, что я просто-напросто бредил в эти минуты, бредил, переутомленный долгой напряженной работой или суровой зимой. Однако, события последних дней отучили меня относить все малопонятные явления к игре больного рассудка. Недолгая материализация персонажей Pодуэлла казалась мне более чем естественной. А почему бы и нет, собственно говоря? Вдруг сегодня за обедом в зал ворвется худой и ободранный человек и бросится к Родуэллу – вы не узнаете меня? “Простите… не узнаю вас, мистер… - фантаст отстраняется от незваного гостя, - кто вы?” “Hо как же? Вы создали меня сто лет назад! Я же изобретатель временного зондирования, неужели вы не узнаете меня?” Что тогда скажет Pодуэлл? Обрадуется или отвергнет негодяя? Впрочем, он ведь сам создал этого типа столь неуживчивым…
Появятся ли в нашем мире снова те двое, свидетелем разговора которых я стал сейчас? Отчего-то мне казалось, что нет. Впрочем, как ни странно, в этот день меня волновала совсем другая проблема: сегодня, как и вчера, несмотря на свежайшую голову и явное усердие, я не смог написать ни одной стоящей строчки!
Как уже было сказано, с некоторых пор я морально готовил себя к любой, даже самой удивительной и странной неожиданности. Но тем не менее, войдя на следующий день утром в кабинет Aмассиана (теперь я уже по привычке направлялся туда повидать Pодуэлла), я стал свидетелем настолько поразительной сцены, что не погрешу против истины, если скажу, что буквально остолбенел и потерял дар речи на несколько минут.
В кабинете Aмассиана больше не пахло тошнотворной карболкой, этиловым спиртом и прочей малопонятной мне химией: теперь, войдя в обитель моего друга, я сразу же ощутил почти не знакомый мне, но очень слабый запах, к которому я напрасно принюхивался, пытаясь вспомнить, что за флюиды наполнили кабинет. Но поразил меня не столько странный запах, сколько то, чем занимался Aмассиан.
Ученый, которого я всегда знал, как биохимика, стоял над заваленным справочниками столом, опираясь на выставленные вперед руки и сосредоточенно глядя во внутренности лежащего перед ним даже не разобранного, а жестоко распотрошенного экрана. В углу возле стола я обнаружил еще несколько таких же безнадежно растерзанных достижений цивилизации: были здесь и телефоны, и миксеры, и электрический чайник, и несколько растерзанных калькуляторов, а также кипы инструкций к фотоаппаратам, водонагревателям и CBЧ-печам. Амассиан даже не заметил моего появления. Такая внезапная перемена в Амассиане не на шутку испугала меня, заставив усомниться, не болен ли мой друг.
- Во имя всего святого, Aмассиан! – взмолился я, положив руку на плечо своего товарища, - что это взбрело вам в голову?
- Признайтесь, вы удивлены, Kендалл, - улыбнулся ученый, - но что поделаешь, у меня нет другого выхода, друг. Видите ли, - он придвинулся ко мне и прошептал мне в самое лицо, - я не хочу показаться дураком перед Pодуэллом.
- Дураком? О чем вы говорите, Aмассиан? Вы, как начитанный и сообразительный человек просто не имеете права опасаться подобных вещей.
- К сожалению, это не так, Kендалл: вы помните, о чем вчера попросил меня наш новый друг?
- Насколько вспоминается мне, вчера у него было немало просьб.
- Я имею в виду последнюю, когда Pодуэлл – ни много ни мало – попросил меня показать, что внутри у экрана. Конечно же, я понимаю, что это может быть глупо, но я не могу сказать Гарольду откровенно, что ничего не понимаю в технике. Он верил в людей будущего, всесторонне развитых и образованных. Надеюсь не ударить лицом в грязь перед столь великим предком.
- А это? – я в указал на обломки в углу.
- Это? Кто знает, быть может, сегодня или завтра мистеру Pодуэллу понадобится чертеж электрического чайника или сотового телефона?
- Очень прошу вас не разбирать мой смартфон.
- О, Kендалл, если Pодуэлл попросит меня, я разберу атомную бомбу. Из-за этой окаянной техники я не спал всю ночь. Но знаете что дорогой мой друг? Я замечаю, что в конце концов мне это начинает нравиться – вот так копаться во внутренностях приборов. Как ни странно, я никогда не думал, что это может быть столь увлекательно.
- Пожалейте себя, Aмассиан: думаю, вам следовало бы поспать часок-другой, если не больше: честно слово, глядя на вас, я боюсь за ваше здоровье.
Амассиан не ответил мне: он в ужасе опустил глаза, губы его дрогнули, он молча указал в пол и сурово нахмурился в непонятном для меня гневе:
- В чем дело, Kендалл? Кажется, я просил вас не ходить здесь на жесткой подошве! Осторожнее, не поцарапайте паркет! По тому паркету ходил еще сам Гарольд Pодуэлл, и если теперь он увидит, во что…
- Да, по этому паркету ходил еще сам Гарольд Pодуэлл своими грязными сапожищами, а вы его топчете своими тапочками! – послышался сзади низкий насмешливый голос. Амассиан с возмущением обернулся, и вдруг лицо его расплылось в вежливой улыбке при виде Pодуэлла.
Он выглядел не выспавшимся, как и Амассиан, но вид у него был намного лучше, чем вчера: судя по всему, силы писателя восстанавливались. Теперь я видел перед собой не едва живое, наспех изъятое с того света существо, а настоящего Pодуэлла, слегка чопорного, безупречно одетого, застегнутого на все пуговицы, высокого и тонокго Pодуэлла, такого, каким он был на самом деле. Его резкие движения, бесконечно бегающие пальцы и глаза намекали, что передо мною стоит комок нервов, сгусток стремительных мыслей и сильнейших эмоций. Казалось, он силился разумом весь этот огромный мир, фантаст будто сгорал изнутри невидимым, но безжалостным пламенем.
Я оглядел шкафы, уставленные реактивами и книгами, явно не из области художественной литературы, - мои глаза остановились на одной из полок, единственным предметом в глубине которой был сосуд с красноватой жидкостью. Чуть скосив глаза, я прочитал на этикетке: “Мозг Г. Дж. P.” Точно лампочка вспыхнула в моей голове: я догадался, что за вещество я вижу перед собой средоточие мысли великого писателя, олицетворение его гениальности и, быть может – ключ бесподобному таланту.
Я смотрел на роковую колбу, как Aдам на запретный плод Древа Познания. И чувствовал, как мелко дрожат мои руки, истосковавшиеся без пера.
- С добрым утром, мистер Амассиан. Здравствуйте, Kендалл, - Pодуэлл порывисто обменялся с нами рукопожатиями. Несмотря на его вежливость, нетрудно было заметить, что он явно думает сейчас о чем-то постороннем, о своем.
- С добрым утром, сэр. Честное слово, глядя на вас, мне кажется, что вы не спали всю ночь.
- Так оно и есть, - смущенно улыбнулся Pодуэлл, - сегодня я всю ночь напролет дописывал “Звезды во льду”.
- Этот роман, даже неоконченный, стал бестселлером, - вспомнил я, - думаю, если издать его продолжение, мы получим настоящую сенсацию.
- Вряд ли нам доведется издать этот роман, - покачал головой Pодуэлл, - думаю, его продолжение останется между нами.
- Но отчего же? – не понял я.
- Боюсь, что я слишком откровенно писал то, что думаю: ни одно издательство не напечатает это, если не захочет оказаться закрытым.
- Мой дорогой мистер Pодуэлл, вы забыли, что живете в мире будущего, где вам уже совершенно нечего бояться. Здесь люди совсем по-другому относятся к смелым авторским замыслам, к самым откровенным идеям и мнениям, к самым обличающим мыслям. Мистер Pодуэлл, знали бы вы, что только сейчас у нас не печатают! Честное слово, сэр, вам такое и не снилось, вы бы пришли в ужас, если бы узнали, что обложки журналов пестрят обнаженными женщинами. Свобода слова, свобода печати…
- Это хорошо, - кивнул Pодуэлл, - это… очень хорошо.
- Сэр, - осторожно сказал Амассиан, - вот уже который день мы говорим с вами с глазу глаз, но до сих пор я ни разу не испытал влияния вашей телепатической мысли. Я думаю, что это будет совсем иное ощущение, нежели то, которое я испытал когда-то, работая под вашу диктовку.
- Видите ли, сэр… - неуверенно начал Pодуэлл.
- Для вас это будет тяжело? – догадался Амассиан.
- Право же нет, сэр… здесь другая причина; сила моего мозга…
- Слишком велика? – кивнул Амассиан.
- М-м-м… В общем, да, сэр, - облегченно выдохнул Pодуэлл.
- Я так и думал, что мне не выдержать потока вашей мысли: наверняка пережив ваше воздействие, я бы повторил судьбу ваших слуг.
- В какой-то степени вы правы, - Pодуэлл примостился в кресле возле компьютера, - я попытаюсь потихоньку установить с вами мысленный контакт, хотя пока еще не знаю, что из этого получится. Кстати, что если нам завтра все-таки немного прогуляться по городу? Я хочу посмотреть мир.