...ошибка какая-то...
Нет, никакой ошибки, он тоже идет по улице и удивляется, почему все деревья оплетены лианами, ему это непривычно, жутко, дико. И как это может быть жутко и дико, если он прожил здесь всю жизнь, а это значит только одно, что он...
...некогда рассуждать, некогда, некогда, бросаюсь за ним, он еще пугается, он еще бежит от меня, еще улавливаю обрывки его перепуганных мыслей, что я хочу, не ровен час, его ограбить, или что похуже, и бежать от меня, бежать, пока не поздно...
Срываюсь на крик:
- Я тоже удивляюсь... лианам!
Прохожие оборачиваются, смотрят на меня, как на психа, бочком-бочком отступают в стороны, кто-то ускоряет шаг. Но только не этот, бегущий впереди – он замирает, на секунду, чтобы поспешить ко мне, пожимает руку, крепко, до хруста. Здесь нужно что-то говорить, понять бы еще, что говорить, ничего не приходит на ум, кроме...
- Лианы, - говорю я, - лианы... удивительно...
- Лианы, - повторяет он, - удивительно... лианы...
Иногда удается поймать на лианы, иногда хватаюсь за изумление, что вот дерево покрылось плодами, а вот дерево рядом цветет, а вот еще одно дерево поодаль желтеет, а вон облетело, и этого не может быть, потому что всему должно быть свое время. Еще иногда хорошо ловятся на мысли, что пора бы уже быть осени, или даже не так, - а где осень? – и тут же торопливо спохватываются, а-а-а, а нигде, да-да-да, конечно же. Еще хорошо ловятся люди на волны, когда смотрят в океан и пугаются, да как же там плавают, да холодно же... Еще есть... много есть еще способов, всех не упомнишь, просто схватишься за какое-то удивление, непонимание, скажешь себе – вот оно...
.
...нет, это не я, это не со мной, это не я смотрю с высоты небес на континент, вернее, уже не на континент, на то, что осталось от континента, последние холмики, последние шпили, тающие в пучине океана. Это не со мной, это не с нами, это не с нашим континентом, это не Параборея уходит в глубину моря, это что-то другое, сон какой-то, наваждение, что угодно, только не явь. Ладно, явь, говорю я себе пару дней спустя, теперь осталось ждать, когда это кончится, - завтра, послезавтра, через неделю, вода схлынет, тайфун уйдет, обнажая улицы и площади, оставляя умерших рыб, обломки кораблей, когда-то поглощенных океаном, а может (а вдруг? А вдруг?) несметные сокровища, груды золота, россыпи драгоценных камней...
Завтра, говорю я себе завтра.
Завтра, говорю я себе через неделю.
Завтра, говорю я себе через год.
Завтра...
Завтра уж точно...
.
...ищу живых из Парабореи, кто есть, отзовитесь...
...а что, там кто-то в живых остался?
Можем только мертвых предложить.
Сейчас в бан отправишься, умник хренов, у людей горе...
Да у каких людей, там не осталось никого...
Ну, вот же, человек говорит, что он...
Врет, как дышит...
ПОЛЬЗОВАТЕЛЬ ЗАБАНЕН. МЫ СОЖАЛЕЕМ, ЧТО ВАМ ПРИШЛОСЬ СТОЛКНУТЬСЯ...
.
- А вы не похожи... на оттуда...
Наконец, говорю то, что вертелось на языке давным-давно – что он не похож на «оттуда», как они все не похожи на «оттуда», их восемнадцать, собрались в гостиной, гостиная у сменя что надо, как и весь дом, здесь так не строят, я бы сказал – здесь никак не строят, только это еще хуже, чем никак...
Нас восемнадцать.
Мы собрались – чтобы удивляться лианам, и теплому морю, и белому, сыпучему, которое песок, а не снег, и всем временам года, втиснутым в одно, только зима где-то затерялась бесследно, от неё осталось только имя, которое почему-то присвоили ранней осени, что снова сменяется летом.
Нас восемнадцать.
Не выдерживаю – после каких-то неумелых, неуклюжих тостов, после неловких разговоров о чем-то ни о чем, после воспоминаний, которых мало, ничтожно мало, хочется еще и еще, - не выдерживаю, говорю:
- А вы не похожи... на оттуда...
- А я не оттуда, - говорит нескладный юнец таким извиняющимся тоном, будто вот-вот упадет на колени, не меньше.
- А... а как же...
- Воспоминания... – кивает старушка в углу.
- Что... воспоминания?
- Ну, вы понимаете... – блондинка закидывает в кресло ноги, которые кажутся бесконечными, - память...
- Не память, говорил же вам, не память, - подхватывает сухонький старичок в углу.
Не понимаю, смотрю на них, не понимаю, кто из нас сошел с ума, или я, или они, или мы все...
.
- ...так воспоминаний же не осталось, - спрашивает тогда еще не блондинка, рыжая.
- Верно говорите, не осталось... – сухонький продавец кивает так, что у него чуть не отваливается голова, - только я вам могу предложить кое-что получше всяких воспоминаний...
- Континент, что ли? – еще не блондинка фыркает, - Параборею? Или вещи какие-то оттуда?
- Лучше, сударыня... я могу предложить вам восприятия...
- Да я как бы за воспомина...
- ...э, нет, не торопитесь вот так вот отмахиваться... Вы бы хоть попробовали... Ну что вы на меня так смотрите, ничего я вам дурного не подсуну, не тот я человек, чтобы волю вашу подчинить или память вашу вычистить...
Еще не блондинка пробует, - осторожно, нехотя, готовая отдернуться в любой момент – настороженно оглядывается, на цыпочках, на цыпочках выходит из магазинчика, звякает колокольчиком, сухонький продавец и ахнуть не успевает, вот черт, теперь это, значит, так делается, а можно попробовать – и фьюить за дверь...
И все-таки что-то подсказывает ему, что она вернется, еще не сию минуту, и даже не через час, а где-нибудь через полдня, вбежит, ошалелая, растерянная, с трудом держась на ногах, будет искать кресло, в которое можно упасть, не найдет, сделает какой-то неловкий жест, как будто хочет сесть на воздух, спотыкается о пустоту:
- Ну, ничего себе... классно так... ну вообще... я еще думала, вообще с ума сошла, смотрю на лианы, удивляюсь, откуда они вообще взялись...
- Так вы...
- Что? А-а-а, да-да... беру, беру, обязательно... Сколько стоит?
.
- Восприятия, - говорит уже блондинка, - восприятия...
Еще не верю себе, что вот так все рухнуло, в одночасье, они все, все, кого я собирал – по крупицам, по человеку, по воспоминанию, по всему городу – и все оказалось не то, не то, не то, обманка, иллюзия, насмешка, что угодно, только не то, ради чего собирал их всех, всех в большом доме... Еще не верю себе, что кроме меня самого никого не осталось...
- Воспоминания... они все погибли, понимаете? – бормочет сухонький старичок в углу, - знаете, сколько их было, сколько я доставал со дна океана, с Парабореи, забрасывал сети, удочки...
- Страшно было? – спрашивает уже блондинка.
- Еще бы... маленькая лодочка в холодных морях... воспоминания... живые... горячие... воспоминания людей, которых уже нет... и что вы думаете? Они все погибли, я не довез ни одного...
- Не прижились в нашем климате?
- Да нет, тут другое... такое впечатление... что их кто-то убил, все убил, понимаете?
- Да кому это надо, воспоминания убивать... вы еще скажите, что кто-то специально континент потопил...
- Вот вы смеетесь, а ведь противостояние континентов нешуточное было... есть и такие версии, что не сам он под воду ушел, не сам...
...нас восемнадцать.
Нет, не так.
Их восемнадцать.
Еще пытаюсь сделать хорошую мину при плохой игре, еще разношу разлитую по бокалам осень – не здешнюю, желто-сентябрьскую, которую называют зимой, а настоящую, багряно-октябрьскую, с сыростью облетевшего чернолесья и холодком туманов, предвестников далекого снега.
Поднимаюсь на балкон над гостиной, настраиваю ментоскоп, - кольца, дуги, шарики мечутся под моими пальцами, изогнутые стекла ищут мимолетные отголоски Парабореи, чтобы стереть их дотла, и...
...не находят.
Не находят.
Чер-р-р-рт...
- Не получится, - говорит нескладный юнец, смотрит на меня, посмеивается.
- Не получится, - кивает уже блондинка.
Ментоскоп видит воспоминания... но не восприятие... – бормочет старушка, как будто для самой себя.
Понимаю, что проиграл – да не просто проиграл, а своими руками восстановил то, что уничтожал так долго и кропотливо, потому что вот она, Параборея, здесь, у меня в доме, вернее, в доме, который я так упорно считал своим, Параборея – расцветает, распускается махровым цветом, укрывает комнаты снегами, обволакивает потолок морозными колючими звездами, рассыпается по лестницам багроволистным октябрем, врастает в колонны облетевшими черными деревьями, живет, как ни в чем не бывало... понимаю, что мне не одолеть Параборею, эти на юге могут забрать свои деньги обратно, вернее, уже не могут, я на них себе дом построил, вернее, уже не себе, а как оказалось – Парабо...