Все дороги ведут в Рим. И это факт. Что в прямом, что в переносном смысле.
Хотите понять, почему современные европейские автотрассы проложены так, а не иначе? Просто посмотрите, где проходили основные мощёные дороги Римской империи. И убедитесь, что первые абсолютно совпадают со вторыми. Решили вникнуть в современную юриспруденцию? Извольте начать с римского права. Столкнулись с медицинским термином? Латынь Вам в помощь. Заинтересовались скандинавскими рунами? Так это же просто древнеримский алфавит, только без горизонтальных линий. Ибо варварам приходилось царапать свои символы на дереве и камне, где горизонтальную линию в силу специфики материала выдерживать очень трудно.
В живописи — тоже ни шагу без Рима. Как-никак, европейское изобразительное искусство обязано итальянскому Возрождению. Из этого благодатного корня произрастают все значимые живописные школы Старого света. И не только. Ибо плох тот американский реалист, что не ездил на стажировку в Италию.
Знающие люди могут возразить: мол, проторенессансная флорентийская школа живописи — явление самостоятельное. Мол, стиль её основоположника — богоподобного Джотто — никакого отношения к этому вашему Риму не имеет. И нечего сводить Возрождение к одному этому городу. Отчасти это верно. Вот только портреты кисти флорентийских мастеров XV столетия продолжают свидетельствовать о римском влиянии красноречиво и однозначно.
Угадайте, дорогой читатель, почему художники из Флоренции (вплоть до конца XV века) стремились изображать высокородных героинь своих портретов в основном в профиль? Да потому что именно такими остались в коллективной памяти лики римских императоров, чей гордый профиль их подданные имели удовольствие лицезреть на античных монетах. Быть может, флорентийские живописцы предпочли бы иной подход к созданию образов своих героинь. Кто знает... Но куда деваться, если и спустя столетия после падения империи Вечного города этот «вид сбоку» оставался единственной стопроцентно работающей отсылкой к благородному происхождению человека? А уже никуда. А уже всё...©
Конечно, такой вот своеобразный «римский промышленный стандарт» создавал художникам немало проблем. Обратите внимание, дорогой читатель, какую находчивость приходится проявлять сеньору Алессо Бальдовинетти, чтобы отвлечь наше с Вами внимание от большого и (что уж там, давайте честно) некрасивого носа девушки. Его геометрия уравновешена волнами сложной прически, скрепленными белой лентой и увенчанными гроздью жемчугов. Другая лента, (ради смены ритма и контраста) изображённая чёрной и тонкой, обрамляет ставший очень высоким лоб героини, увлекая внимание зрителя к линии волос. Прочь от носа.
Кстати: эта странная причёска — никакой не авторский вымысел, а дань стилю середины века. Тот самый случай, когда каприз моды «сыграл на руку» замыслам автора.
Внимательный читатель спросит нас: «Зачем художнику понадобились все эти хитрости? Что, нельзя было просто написать нос девушки чуть поменьше? Или хотя бы не подчёркивать его объём этими крошечными то ли мазками, то ли точками, которыми он обозначил блеск украшений, ткани платья и волос?» Увы, нельзя. В любом другом случае это было бы хоть как-то допустимо, а в этом — нельзя и всё тут. Потому что в дело опять вмешался древний римский нарратив.
Сейчас всё объясним. Героиня портрета — молодая девушка в дорогом наряде. Идеально округлые белые жемчужины, сияющие на вершине её причёски — символ непорочности. Так сказать: «нимб на минималках»... При этом в поле зрения нет ничего лишнего. Да и фон композиции — по- иконописному нейтрален. Зато три пальмовых листа, явно отсылающие нас к гербу какого-то благородного клана. Вот только к геральдике дома героини портрета они отношения не имеют.
Всё указанное свидетельствует: перед нами — так называемый «помолвочный» портрет. Эти работы посылали друг-другу (перед организацией добровольно-принудительного бракосочетания) аристократические семьи, решившие укрепить своё социально- политическое положение через выгодный брак. Традиция эта, всё ещё нерушимая во Флоренции XV столетия, восходила ко временам седой римской древности. И ещё много веков такие вот «парадные» портреты девушек с гербом рода будущего мужа на платье будут служить декларацией сторон о готовности к заключению союза. Чем честнее и точнее, но вместе с тем — изящнее и богаче будет облик изображённой на них девы, тем больше шансов на конечный успех всего предприятия...
Раз уж мы с Вами сегодня так часто всуе поминаем древний Рим — давайте уподобимся античному историку Плутарху. И сравнения ради рассмотрим ещё один флорентийский портрет XV века, посвящённый благородной даме, изображённой в профиль. Правда, на этот раз никаких брачных намерений за ним не кроется. Да и вообще: художник Доменико Гирландайо (ученик Алессио Бальдовинетти) привносит в эту схожую с предыдущей работу много личного, расширяя рамки флорентийской классики.
Да, пропорции тела героини по-прежнему идеализированы, а лицо лишено выражения. Вместо него со зрителем говорят пластика и антураж. Руки женщины согнуты в локтях, пальцы сжаты, на заднем плане видны личные вещи. Брошь в форме дракона и алые рубины — явные аллегории на яркую и бурную общественную жизнь. Почему не личную? Потому что молитвенник (и чётки?), присутствующий на полотне, по идее свидетельствует о твёрдом нравственном начале героини портрета... Или же не свидетельствует. Ведь не просто так женщина отвернулась от него и смотрит в другую сторону?
А вот что интереснее всего: справа на полотне мы видим фрагмент эпиграммы поэта Марциала. Подчеркнём: древнеримского поэта. И там же — дата его ухода из жизни. Текст эпиграммы гласит, что искусство по-настоящему прекрасно лишь тогда, когда демонстрирует душу (характер) человека. Теряется в догадках, что скрыто за этим намёком...
Согласитесь, дорогой читатель: портрет композиционно схож с работой Алессо Бальдовинетти, но несёт в себе совершенно иное наполнение. Это уже не живопись на службе коммерции или духовенства, а настоящее авторское высказывание мастера. Не возьмёмся судить о том, что именно хотел сказать Гирландайо. За что порицал свою модель, о чём предупреждал ту, что обладала осанкой, гордым профилем и сложным нравом римской матроны. Контекст ситуации бесследно утерян, и значит каждое наше предположение будет шатким. А мы любим уверенность и факты.
Кстати, о фактах: девушку звали Джованна Торнабуони. Об этом свидетельствует принадлежавший ей медальон работы Никколо Фиорентино, на котором сохранилось имя. Занятно, что лишь благодаря ему мы спустя полтысячелетия точно знаем, кем была изображённая на портрете Гирландайо флорентийская красавица. Медальон с профилем аристократки? Как же это по-римски.
Автор: Лёля Городная. Вы прочли статью — спасибо. Подписаться