В 1978-1979 годах на Литовской киностудии была предпринята дерзкая попытка экранизировать детективные рассказы английского писателя Честертона. Главным положительным героем выходил католический священник отец Браун - по заказу Гостелерадио СССР. Не правда ли, есть здесь какой-то фокус?
1 часть. Отец Браун и ослиная голова
Александр СЕДОВ (с)
А начиналась экранизация так…
Всё смешалось в Британской империи в начале ХХ века.
Летит в пропасть чёрный автомобиль, делает в воздухе эффектное сальто-мортале, вспыхивает огнём и разламывается на куски…
Тело выпавшего водителя на речном откосе обнаруживают двое – молодой журналист по имени Гарольд Марч и рыболов-любитель Хорн Фишер. Лучшее до чего они додумываются – позвать к умирающему священника. Секунду назад груда металла была машиной влиятельного олигарха. Англия не будет прежней…
Место автокатастрофы навещает его преподобие отец Браун. На фоне песка священник кажется размашистой чернильной кляксой. С головы до пят – в чёрном, в шляпе с большими загнутыми полями, шагает, помахивая зонтиком. Точь-в-точь картинка со страниц честертоновских рассказов. Если бы не одно «но». Изменена каноническая внешность героя. Вместо малорослого католического священника, неприметного в толпе, перед зрителями – корпулентный бородатый детина, смахивающий на кузнеца с соседнего хутора, зачем-то переодетый в сутану. Не станет этакий силач-бородач лепетать перед воришкой: «Я слаб в коленках…»
Тут же брошена тень на его гуманизм. Вызванный к умирающему отец Браун даже не думает посылать за врачом. Немного не по себе оттого, с какой беспечностью он запрыгивает на телегу и, побалтывая ножками, сопровождает обречённую жертву в замок. С этого момента закрадывается подозрение, что нам преподнесут Честертона с примесью Кафки.
В зависимости от убеждений, вы можете подверстать фильм «Лицо на мишени» (1979) под одну из интерпретаций:
Если вы ценитель лёгкого чтива и приключенческого кино, то, скорее всего, расцените эту ленту как замысловатый детектив на фоне типично европейских красот – усадебного парка и старинного замка. Джентльмены в цилиндрах и смокингах – прилагаются. Тем более что советский кинематограф подобные картины уже выпускал. Например, «Смерть под парусом» (1976) по роману Ч. П. Сноу.
Поборник левых взглядов узрит в «Лице на мишени» антибуржуазный пафос, направленный против олигархии и плутократии. Не английский король, не глава его правительства и не парламент вершат политику государства и решают быть ли войне, а собравшийся в замке тайный клуб рыболовов (читай – масонов), в котором премьер-министр отнюдь не главный человек – цепенеет от одной мысли о собранном на него компромате. Такого рода картины-разоблачения не раз появлялись на советских студиях. Например, телефильм «Вся королевская рать» (1971) по роману Роберта Уоррена.
Кинокритики на фильм не обратили внимания ни до, ни после. Не думаю, что желая замолчать крамольную ленту – фильм благополучно вышел (хотя и не по первой общесоюзной программе). А заговор молчания длится по сей день, и редкие упоминания «Лица на мишени» встречаются только на киносайтах – в фильмографиях снимавшихся там актёров. Причина забвения кажется мне банальной, но и без парадоксов не обошлось. Экранизация Честертона угодила в раздел «фильмов про Запад, снятых в Прибалтике» – не самая достойная, на взгляд киноведов, категория. Заведомо вторичное произведение, имитация под чужое. В Перестройку подобного типа кино станет любимой мишенью для прогрессивной общественности. Никакие запоздалые намёки на то, тот или иной режиссёр вкладывал в картину двойной смысл, а то и антисоветчину, не спасут этот своеобразный киножанр.
Не сказать, что эта экранизация новелл Честертона завоевала бешенную любовь зрителей. Кто-то счёл картину скучной, игру актёров неестественной, интриги надуманными. Есть нечто специфическое в прибалтийских фильмах про заграничную жизнь, да ещё в стиле ретро. Нравы капиталистов разоблачаются с ленцой. Государственные мужи провинциальны, как в домашнем театре. Аристократам не хватает лощёности, министрам – величавой поступи империи, газонам – идеальной подстриженности. Будто разыгрывают перед нами сценки из преданий про буржуазную Литву времён честертоновских рассказов – благо, что эпоха одна.
Словом, фильм – на любителя. Однако меня как любителя рассказов Честертона это, напротив, радует. В фильме есть главные зёрна честертоновской фантазии – юмор, эксцентрика и буффонада, щедро посеянные в сценарии, в актёрской игре, в выборе натуры, в сценографии и реквизите. Сергей Эйзенштейн, ценивший в рассказах о патере Брауне эксцентрическое начало, остался бы доволен – если не фильмом в целом, то хотя бы «пробой пера», опытом в области эстетики. На этом фоне английский сериал «Отец Браун» 1974 года кажется чересчур постным – как предсказуемый английский ланч, а другой английский сериал «Отец Браун» 2013 года – слишком причёсанным под манеру Агаты Кристи.
В сравнении с британской версией 1974 года в фильме Грикявичюса невооружённым глазом заметен постановочный размах, хотя по советским меркам, бюджет для телефильма стандартный. Во всём видна склонность режиссёра к эффектной подаче и артистическим изыскам.
Жизнь отцу Брауну на Литовской киностудии усложнили изрядно. Смешали несколько рассказов Честертона – не только из разных сборников, но из двух литературных циклов. Священник Браун столкнулся со своим заочным коллегой и конкурентом Хорном Фишером, «человеком, который знал слишком много». Буквально нос к носу. Такого в рассказах не случалось. Как если бы распутывать одно дело взялись Эркюль Пуаро и мисс Марпл. Не ясно кто из них главный. А дело нарисовалось не одно, тут целый запутанный клубок. Честертону подобный эксперимент в голову не пришёл.
Сценарист Римантас Шавялис завязал в хитроумный узел сюжеты шести новелл, да так ловко, что пока заканчивается преступление из одного рассказа («Лицо на мишени»), параллельно свершается второе («Странные шаги») и одновременно замышляется третье («Причуда рыболова») способом из четвёртого рассказа («Чудо «Полумесяца»). В этот момент герои делают передышку и отправляются в пятое приключение («Летучие звёзды»). А шестой интригой («Сапфировый крест») поставлена финальная точка – с неизбежным моралите отца Брауна. Получился двухсерийный честертоновский карнавал, в котором одни персонажи меняют маски, а другие пытаются эти маски сорвать. Громоздятся нелепые ситуации, в которые по очереди попадают каждый. И каждый в чём-нибудь замешен. Происходящее смахивает на кафкианский абсурд – в лёгкой полушутовской форме.
Не успели министры и лорды попрощаться с жертвой, как уже лихо отплясывают на чьём-то дне рождения, и в вихре веселья с дядюшками и племянниками, ворами и убийцами кружится отец Браун. Sancta simplicitas! Святая простота. Ни о чём не подозревает. Как дитя радуется он маскараду, нахлобучив на себя ослиную голову из папье-маше. Обычные для классического детектива понятия «случай» и «дело» утрачивают формальные границы. Стирается, как сказали бы юристы, ясность коллизии. Настоящего полисмена легко принять за фальшивого, джентльмена за лакея, священника за гардеробщика. Преступление – за игру или причуду.
Режиссёр Альмантас Грикявичюс не на шутку увлечён игрой в честертоновщину – как увлечётся игрой в свифтовщину режиссёр Марк Захаров года через три. То там, то сям кажет нам язык: подбрасывает цитату, намёк на какой-нибудь из рассказов. Притом, что отсебятины в диалогах на церковную десятину – подавляющее большинство реплик написано Честертоном. Сюжеты из разных новелл на удивление ловко «вошли в пазы», соединились в единое повествование, предвосхитив сценарный опыт ленфильмовских «Холмса» и «Флоризеля». С лёгкостью заимствуются слова из одного сюжета и перекладываются в соседний – словно из правого кармана в левый, – автор, ведь, тот же.
Такой подход не стал открытием литовских кинематографистов.
С похожей бесцеремонностью режиссёр Никита Михалков и сценарист Александр Адабашьян, к примеру, срастили между собой пьесу и несколько рассказов Чехова – и получился фильм «Неоконченная пьеса для механического пианино». Несмотря на режиссёрский волюнтаризм, на свободу обращения с материалом, две трети реплик остались за Антоном Павловичем. Мир чеховских героев предстал на экране смело перемонтированным, однако, на удивление литературоведов, органичным прозе Чехова. В духе разыгранного актёрского этюда, с элементом импровизации. Напомню, что картина Михалкова вышла в прокат в 1977 году – накануне запуска в производство литовского фильма по Честертону.
Назовём этот подход принципом литературно-драматической композиции. Многие советские режиссёры брали его на вооружение. В титрах нередко значилось, что фильм снят «по мотивам».
В 1974 году английские продюсеры обошлись без экспериментов. На тринадцать рассказов Честертона они сняли тринадцать серий, по сюжету на выпуск. Так на английском телевидении поступали до и так поступали после – с рассказами и повестями писателей-детективщиков, своих и заграничных, старинных и современных, от Конан Дойла и Агаты Кристи до Жоржа Сименона и Колина Декстера и далее.
Даже с учётом модного сериала «Шерлок» (2010-2017), где переделано и модернизировано всё, а от Конан Дойла остались рожки да ножки, подход создателей фильма «Лицо на мишени» выглядит чем-то трудно сопоставимым с британской традицией экранизаций. То же самое можно сказать и о ленфильмовских «Холмсе» и «Флоризеле». Посмотрев, к примеру, советского «Холмса», английские зрители часто удивляются тому, как режиссёру Масленникову удалось добиться не сочетаемого – соединить в одной серии разные новеллы, сохранив при этом верность книге.
Действительно, как? И почему? Почему этот, условно говоря, «формат» не случился на английском телевидении? А на советском – произошёл. Причём не в качестве редкого исключения, а одним из магистральных направлений. В том числе в работе с произведениями английских классиков.
Попробую ответить на этот вопрос коротко, выдвинув рабочую гипотезу, которая, само собой, не претендует на окончательность и абсолютную правоту. Секрет, на мой взгляд, кроется в удачном синтезе четырёх муз – литературы, театра, кинематографа и телевидения. Переток художественных идей со сцены на теле- и киноэкран в 1970-е годы у нас осуществлялся свободней, чем в британском случае, и был мощней. На советского режиссёра не давил сериальный формат. Авторское право было милосердней – особенно в отношении зарубежной литературы. И к иностранному детективу режиссёр мог отнестись как к искусству.
/ Продолжение - читать 2 часть/
другие мои статьи и переводы: Об английском сериале "Отец Браун" 1974 г. / Британское ТВ 1980-х: цифры и тенденции / Василий Ливанов, он же Шерлок Холмс / Инспектор Морс - чужой среди своих / Монк после Коломбо: сыщики со странностями / 40 лет фильму "Шерлок Холмс и доктор Ватсон" (интервью со мной) / Выдуманная Англия - наше английское кино / Принц Флоризель против Шерлока Холмса / "Десять негритят" - их взгляд на наше кино / "Убийство на улице Морг" - неправильная экранизация Эдгара По / Американский писатель о советском фильме "Десять негритят" / Американский критик о фильме "Десять негритят" / Фильм "Тайна Чёрных дроздов" - от хвалы до поругания / и др.