Преподаватель сопромата Миков, сам того не желая, расслаблял нас перед экзаменами. На консультации он почти по всем вопросам говорил: «Ну что тут такого? Р/F, Р/F» (пэ на эф, пэ на эф, т. е. отношение силы к площади даёт напряжение в сечении стержня). А вообще у нас были очень хорошие преподаватели. Они по-отечески относились к нам. Куратором нашей группы был Денисов. Он давал нам много житейских советов. Помню Исмагилова, который заведовал учебным процессом техникума. Преподаватель химии, Софья Гареевна, как-то во время занятия прервала рассказ и спросила у меня – о чём я задумался. Не помню уж о чём я думал. Едва ли о чём-то высоком. Но меня тронуло и запомнилось внимание, которое она проявляла к нам. Интересным были занятия в хоре, который очень активно работал. Мы выступали не только у себя, но и на выезде. Помню директора техникума Ковалёва, которого прислали, как говорили, из Москвы. Правда он запомнился, главным образом, тем, что когда открывал дверь, то вынимал платок из кармана и через платок прикасался к дверной ручке. Это смотрелось очень необычно.
- Из 4-х лет учёбы два были отведены, главным образом, для того, чтобы изучить школьную программу 8, 9 и 10 классов. А ещё два года уходили на изучение специальных дисциплин: сопромату, теории резания, технологии изготовления авиационной техники, допускам и посадкам и др. В последующем стали принимать в техникум после десятилетки, но обучали меньший срок. У нас было много практики: техникум имел большие мастерские, где мы учились слесарному делу, изготавливали молотки, штангенциркули. По зубилу положено бить не глядя. Когда промахивался, разбивал руку в кровь. Потом работали на станках: токарных, фрезерных, строгальных, сверлильных, револьверных. А после этого была практика на "моторном" заводе, в технологических отделах цехов. С удовольствием и интересом ходил по цехам, где можно было смотреть на то, как делались не только реактивные двигатели, но и комбайновые. Иногда выпроваживали из цеха, поскольку там делали военную технику. До сих пор помню эти цеха, запах кузниц, механических и сварочных цехов. Тогда стали переходить от клёпаных конструкций самолётов к сварным. Клёпаные конструкции фюзеляжа самолёта были трудоёмкими и недостаточно прочными. Поэтому в нашу бытность началась подготовка техников-технологов по сварке.
- В техникуме в качестве дипломного проекта мне было задано разработать технологию обработки лопатки турбины реактивного самолёта. Интересно, что в последующем мой двоюродный брат Владимир Кузнецов, много лет работал на "моторном" заводе полировщиком лопаток турбины. Руководителем у меня был преподаватель из авиационного института. Когда я закончил разработку проекта, руководитель предложил мне сходить в институт и познакомиться с аналогичным проектом его студента-выпускника. Я нескромно думал, что нечего особенно смотреть, но пошёл. Когда студент показал мне свои расчёты и чертежи я пришёл в состояние шока. Во-первых, я понял, что между средним техническим и высшим инженерным образованием огромная разница. Во-вторых, я понял, что нельзя заранее делать оценку. Это был для меня урок нравственный, урок необходимой скромности. Помню этот урок всю жизнь.
- На танцы мы ходили в два парка: в парк имени Ивана Якутова и в "Лунный", как мы называли парк имени Луначарского. В "Якутове" крутили пластинки и танцевали Рио-Риту на вытоптанной земле. Пыль образовывала мглу. В "Лунном" играл духовой оркестр. Было более цивильно. И вообще главным развлечением были танцы. Танцевали танго, фокстрот, иногда вальс. За танцы я однажды получил двойку. Как-то "сорвался" с последнего урока "Детали машин" с одной девушкой в театр. После спектакля в театре были танцы. Во время танцев вдруг увидел преподавателя, с урока которого я ушёл. Мы оба сделали вид, что не заметили друг друга. На следующем занятии он меня вызвал и "влепил" мне двойку. Наверное, справедливо.
- В другой раз в театр на дневной спектакль мы с сестрой пошли в субботу. Давали "Корневильские колокола". В нашем представлении было самое лучшее – забраться повыше, на галёрку. О том, что лучше было бы сесть в партер, у нас и понятия не было. Ну может это и хорошо. Те, кто был в партере, видел, как плыла лодка и артисты пели арию. А мы сверху увидели, как лодку тащили за верёвку рабочие сцены. В последующем, в 1956–1858 гг., когда я занимался в БДТ у Ефима Захаровича Копеляна (в последующем – народный артист СССР), узнал много больше о тайнах театра. Но уфимский опыт посещения театра помню всю жизнь. И помню, как там пели "Смотрите здесь, смотрите там, всё нравится ли это вам".
- Город Уфа довольно старый. Когда началась война, осенью 1941 года из Рыбинска был эвакуирован моторный завод. Его разместили в районе деревни Черниковка. Позднее, а особенно когда после начала разработки нефти в районе "Второго Баку" и строительства заводов по нефтепереработке, возник город Черниковск. Они соединялись железной дорогой Уфа-Челябинск, автомобильной дорогой и, в последующем, трамвайной линией. Раньше одноколейная трамвайная линия проходила по картофельным полям. Много лет картошка была на Руси основным продуктом пропитания. Мы её сажали на Цыганской поляне, на пятом разъезде, в Юматове, там, где предприятиям давали землю, а предприятия распределяли её пропорционально числу едоков сотками.
- На переездах встречные трамваи расходились. Так и говорили: "У меня картошка посажена на пятом (четвёртом…) разъезде". Где-то в районе второго-третьего разъезда, где сейчас Дворец спорта, был аэродром, куда я ещё в 1960 году прилетал на похороны матери. Она погибла, закрыв собой от пули алкаша свою дочь, тоже мать двух детей.
- Рядом с пожарной командой, что в начале нынешнего проспекта Октября, была длиннющая деревянная постройка. В ней была канатная фабрика. С этого места и возник проспект Октября со всем тем, что к нему примыкает. И город Уфа стал единым, в последующем – миллионником. А моторный завод, на котором я много месяцев провёл, будучи на практике, стал градообразующим для Черниковска, который потом слился с Уфой.
- В Алкино я был ещё не раз, но совсем не по картофельному делу. В начале 60-х годов было принято решение о строительстве в Алкино важного специального объекта государственного значения. Я приезжал из Москвы с полномочиями оформить землеотвод на территории, прилегающей к станции Алкино. Оформление проводилось в Правительстве Башкирии, которое тогда размещалось на улице Пушкина. Взаимодействовал я с Министром коммунального хозяйства. Подготовленные документы подписал у Председателя Правительства Башкирии. После этого началась подготовка строительной базы. В последующем решение о характере объекта изменилось, был построен другой объект, но начало было положено при моём непосредственном участии.
- Весной Белая разливалась. Тогда не было Павловского водохранилища. Зрелище было величественное. С обрыва, где сейчас стоит памятник Салавату Юлаеву, открывалась картина полностью затопленной Цыганской поляны. Там были частные дома огородников. Из-под воды торчали только крыши. Жители перебирались наверх, на чердак. Мимо них медленно проплывали белые льдины. Жители не уезжали с этой поляны, хотя каждый год приходилось восстанавливать дом. Но рядом с ними были лагуны, в которых после половодья оставалась вода. Огородники распахивали свои огороды и высаживали овощи, в основном, помидоры. Уже ранним летом они в корзинах и вёдрах с коромыслом несли урожай на базар. Видимо хватало выручки от продажи помидор и на ежегодный ремонт дома и на жизнь. Я каждое лето приезжал домой к матери, и она меня угощала простым, но фирменным блюдом – порезанными вкуснейшими помидорами с луком и подсолнечным маслом. Помидоры были не хуже астраханских. А может, так казалось. Позже приезжал в Уфу, когда плотину поставили, Цыганская поляна заросла кустарником и никаких помидор.
- Об уфимской тогдашней медицине. Когда я проходил призывную комиссию, то врачи обнаружили у меня два "дефектика": неполадки с щитовидной железой и так называемый эписклерит правого глаза. Что касается зрения, то я до сих пор читаю газеты без очков. А вот про "щитовидку" в последующем, в течение 40 лет службы в армии, когда я ежегодно проходил диспансеризацию – никто из врачей не обращал на это внимания. И только в 1991 году выяснилось, что на щитовидке есть "узлы" и нужно делать операцию. Мне удалили полторы дольки. С тех пор я компенсирую их отсутствие медикаментозно и регулярно вспоминаю добрым словом уфимских врачей, которые на призывной комиссии у парнишки обнаружили неладное и заставили меня пить молоко с йодом – ужасную гадость. Почему же военные врачи 40 лет ничего не замечали? Может быть, удалось бы обойтись без операции. Вот вам и провинция!
- После окончания учебного заведения всегда бывает выпускной вечер. У меня два выпуска сложились по-разному. Выпускной вечер в техникуме проходил тогда, когда мы с Димой Кравченко уехали в Ленинград для поступления в Академию имени А.Ф. Можайского. Зато судьба вознаградила меня выпуском в Академии. Когда весной 1958 года приближался выпуск, у нас возникла идея пригласить на выпуск кого-то из руководителей государства к себе в Питер. У нас был один выпускник, дядя которого работал в Кремле. Мы его снарядили в поездку с пригласительным письмом. Ему дядя устроил приём и мы стали ждать решения. Но в Кремле всегда работали люди, думающие системно. Они решили наоборот – нас, выпускников Академии, пригласить в Москву. Правда, пригласили не всех, поехал только каждый третий. Я был в их числе. Нас приняло всё Политбюро во главе с Н.С. Хрущёвым, руководство Министерства обороны. Были выпускники всех академий. Тогда этих нелепых, не свойственных российской системе военного образования, университетов и институтов не было. Были академии и училища, что было традиционно для российской армии и флота. Это был один из первых приёмов выпускников, которые стали традиционными. О нём писали все газеты.
- Прошло много лет, но я помню ребят, с которыми мы учились в УАТ – Уфимском авиационном техникуме. Прежде всего это Виктор Путятинский, поработавший после техникума на заводе, потом окончивший Пушкинское военно-морское училище. Служил на флоте, потом – в ракетных войсках, стал преподавателем, начальником кафедры. Стал – доктором технических наук профессором (ныне он покинул нас). Дмитрий Кравченко, служил на границе в Азербайджане, уволился и окончил институт, работал начальником цеха на сороковом заводе (тоже нет его). Мухамадеев Фарит.
- Демонстрации в то время искренне воспринимались как праздники. Все приходили без всяких списков и прочего. Однажды, через несколько лет в год окончания ЛКВВИА им. А.Ф. Можайского (1958 г.), т. е. через 6 лет после окончания техникума, приехал в Уфу к матери в майские праздники. Пошёл на демонстрацию, нашёл колонну УАТ, встретил Силантьева, который был у нас руководителем отделения ХОМР (холодная обработка металлов резанием), а у нас читал допуски и посадки. Я к нему кинулся как к родному. А он меня не узнал. Я ему напоминал всякие эпизоды, но он за 6 лет, видимо, всё забыл. Как я был огорчён, до сих пор помню, хотя прошло много лет. Видимо, я был очень незаметным, не самым лучшим, хотя окончил техникум с отличием. Но, видимо, был и не самым плохим, с кем мучаются и потом долго помнят.
- Девичья фамилия моей матери – Кузнецова. Но ей нравилась фамилия Островский. Видимо, потому, что отец читал ей пьесы А. Островского, где были такие близкие ей герои и героини как Бесприданница. Ей они были понятны, близки. Поэтому, когда отец после службы в Монголии в 1941–1945 гг. и увольнении нас оставил, и подошло моё время получать паспорт, она обсуждала со мной смену фамилии. Но я, несмотря на мою сугубо отрицательную оценку поступка отца, решил оставить свою фамилию – Викулов. В итоге свою мать Екатерину Игнатьевну, похороненную в Уфе, считаю святой женщиной, а отца не простил.
ПРЕДЫДУЩИЕ ЧАСТИ
Автор: С.Ф. ВИКУЛОВ
Издание "Истоки" приглашает Вас на наш сайт, где есть много интересных и разнообразных публикаций!