Весной 1835-го в печать одна за другой вышли две больших книги Андерсена (до этого он перебивался стихами и пьесами, но их чаще высмеивали, чем хвалили): роман «Импровизатор» и «Сказки, рассказанные детям». Роман читали, обсуждали, расхватывали. Сказки сочли пустячком.
«Огниво» ругали за безнравственность.
«Принцессу на горошине» - за пресность.
«Цветы маленькой Иды» - за неясную мораль.
И только один человек – тоже Ханс Кристиан, но Эрстед, физик и друг Андерсена – уговаривал: «Вот увидите, «Импровизатор» прославит вас, а сказки сделают ваше имя бессмертным!»
В конце того же 1835-го Андерсен выпускает второй сборник, а его даже не обсуждают. Автор в отчаянии (он был очень чувствительным, трепетным человеком – об этом уже рассказала в основной статье).
1837 год. Третья попытка. И последняя, как уточняет Андерсен в предисловии к новому изданию: если сказки опять не получат отклика – он сдаётся. И как же мудро поступили датчане, когда все-таки начали раскупать те маленькие книжечки с «Русалочкой» и «Новым платьем короля»! Даже в Королевском театре Копенгагена их наконец-то заметили: один из актёров прочитал со сцены историю о голом монархе.
А дальше вы знаете: новые сказки и постановки, путешествия, дружба с Диккенсом и Гейне, посиделки с Дюма, Гюго и Бальзаком, гонорары и переводы, памятники, салюты, поклоны на улицах, литературные премии и даже один астероид, названный в его честь.
Единственное, что Андерсену во всем этом не нравилось, - слава именно детского писателя. Он даже забраковал эскиз скульптора, который изобразил его в окружении маленьких читателей.
Сказки для Андерсена скорее стали формой публицистики. Рядом с философскими историями из жизни вещей, зверей и растений – художественный вымысел на остросоциальные темы.
Вот «Девочка со спичками» погибает от холода в канун самого теплого домашнего праздника – Нового года.
Несчастная женщина («История одной матери») гонится за Смертью, чтобы отнять у неё единственного ребёнка.
Прачка часами простаивает в ледяной осенней реке, согреваясь водкой: заболевает, не долечивается (кто будет сына кормить?) и падает замертво. Люди отмахиваются: «Пропащая».
И тут же, бок о бок с ними, невзрачная «Тень», которая добивается денег и власти пустой болтовней и лощёными нарядами.
Спокойно и жутко. Андерсена понимали и в академиях, и на полях, и в обувных лавках. Понимали и дети и взрослые. Он вырос на народных преданиях и суевериях и чувствовал, что чем проще язык, яснее и нагляднее образы, тем больше в них силы и убедительности.
«Так не пишут», - возмущались издатели. «Да, но так говорят!» - упирался никому еще не известный Ханс Кристиан. Его сказки были революцией. Пока в них не верили высокомерные литературные верхи, они захлестнули мир снизу.
А у гадкого утёнка выросли большие белые крылья.