- Ду ю спик инглиш?
- ...
- Парле ву франсе?
- ...
- Ни ху шуо шоджем ма?
Он снова молчит, он не отвечает, и что-то мне подсказывает – не ответит. Отчаянно припоминаю хоть что-нибудь на языке жестов – понимаю, что не вспомню ровным счетом ничего, потому что не знаю. Да это и не имеет значения, потому что он тоже не знает ни слова, ни жеста, все так же улыбается, протягивает мне деньги, много денег, понять бы еще, что мне за эди деньги делать.
- Не желаете ли осмотреть город? – спрашиваю, показывая широким жестом на лабиринты улиц и нагромождения домов, чтобы было понятнее.
Он отрицательно мотает головой, ну хоть что-то он может...
Показываю на крендель пекарни, не желаете ли перекусить...
Снова отрицательный жест.
Я теряюсь, я не понимаю, какого черта ему от меня надо, убить что ли, кого-то, ну это увольте, не по моей части. Ну что ты мне язык показываешь, вернее, отсутствие языка, вижу, что у тебя его нет... или... или... ну, конечно же...
Спохватываюсь, осененный внезапной догадкой:
- А вы... вы язык ищете? Да?
Он не понимает, что я говорю – наскоро догадываюсь показать ему язык, тут же холодею, за такие выходки можно и схлопотать... Нет, не схлопатываю, он тут же снова радостно показывает мне язык, вернее, его отсутствие, протягивает деньги.
Да-да, пойдемте, пойдемте... отведу вас на базар...
Веду своего нового зна... нет, никакого не знакомого, я его не знаю, веду на базар, кажется, он побаивается идти на базар, в галдеж продавцов, наперебой расхваливающих товар,- но он все-таки идет за мной, хоть и настороженно оглядывается. Торговцы выкладывают на прилавки свежепойманные языки, гибкие, извивающиеся, вот, попробуйте итальянский, осторожнее, он живой и верткий, того и гляди выскользнет и убежит, а если что потверже, то вот, немецкий, например, осторожнее, а то укусит, или вот, английский, с ним тоже осторожнее, вы что, запутались, ну вот, я же предупреждал, сложный он...
Выжидающе смотрю на своего гостя – он снова и снова отрицательно мотает головой, перебирая языки. Хочется воскликнуть – да вы даже их не посмотрели как следует – и это будет неправдой, он тщательно рассматривает каждый язык, пробует на слух, на запах, на вкус, словно бы общается с ними, как будто можно общаться с языками без языка, - и с сожалением откладывает на прилавок, нет, не то...
- Мы можем посмотреть в соседнем городке, - говорю сам не знаю, зачем. Он не понимает меня, но воодушевленно кивает, снова сует мне деньги – вижу, что он готов пойти за мной на край света и отдать мне все сокровища мира, лишь бы я нашел для него...
Лишь бы нашел...
И, черт возьми, я не знаю, что искать...
Садимся в машину, я выворачиваю руль к дороге, ведущей по лесу, который кажется бесконечным. По ходу вспоминаю языки, языки, языки, перебираю наугад – марати, каммуанг, оун – мой попутчик снова прислушивается, снова отбраковывает – по каким-то неведомым причинам...
Машина глохнет на полдороги, путается в каком-то редчайшем языке – мысленно проклинаю своего попутчика и себя заодно, что согласился ему помогать. Мне первый раз становится не по себе – вернее, мне с самого начала было не по себе, только теперь это чувство нахлынуло со всей силой, едва ли не до страха. Кто он, черт его дери, откуда он такой взялся вообще, как может быть человек без языка, ведь были же у него какие-то родители, кто-то же его воспитывал, учил по слогам ма-ма, па-па, не-бо, зем-ля... да не старЕц, а стАрец... и так обидно становится, когда вот так вот маме что-нибудь рассказываешь, а давай обрывать, дергать, это не так, это не то, нет такого слова, а что ты обижаешься сразу, а как не обижаться, когда так важно рассказать что-то маме, а она вместо того, чтобы слушать...
...так вот, да, кто-то же его учил, быть того не может, чтобы никто, откуда он тогда взялся вообще...
- Э-э-э... придется через лес пройти... недалеко тут... – жестом показываю на лес, мой спутник воодушевленно кивает, радуется. Уже начинаю настораживаться, может, он и правда из леса, и вместо человеческих слов слышал шорохи трав и трели птиц... Нет, не похоже, ступает боязно, осторожно, оглядывается, вопросительно смотрит на меня, а куда идти, а что делать...
Идем по неровным ступеням в гору, в гору, я выжидаю, когда ступени круто изогнутся и поведут вниз, а потом опять вверх, а потом вправо, переходя в почти ровную узкую тропу, за которой откроется мост. Показываю жестами, - потому что говорить смысла нет – на проступающие в скале аметисты, на причудливые поросли лиан, на орхидеи, раскинувшиеся на ветках, на...
Вы... вы что?
Не успеваю окликнуть его, он бросается к выступу скалы с неровными письменами, прижимает ладони...
Остановитесь! – срываюсь на крик, - это мертвый язык! Мертвый!
Пытаюсь отдернуть его руку, поздно, поздно, уже прирос к камню, уже жадно впитывает каждый знак, каждый символ языка, на котором никто никогда не говорил. Что поделать, есть такие языки, дикие, необузданные, выросшие в темных лесах, языки, не знающие человеческих уст...
Вы... вы что сделали... на этом языке не говорит никто... никто...
- От... кин... зяк ловис... кидик шорсыв...
Не понимаю ни слова, сказанного его хриплым голосом, - но моего попутчика это, похоже, не смущает, он прямо-таки светится счастьем, торжествующе поднимает руки к небу, выкрикивает непонятные слова...
...по пути к городку пытаюсь выведать у него хоть что-нибудь, что солнце – это лосэт, а небо – это сачметьен, а земля – стант, а хлеб...
Нехотя выведываю, как будет – мертвый, неживой.
Реж.
Резкое, режущее слово – реж...
- Ваш язык – реж... Откинзяк – реж...
Не верю себе, когда он отвечает на своем причудливом языке:
- Я знаю.
Выведываю, как будет – нарочно, долго не могу объяснить это слово, наконец, беру два камушка, один роняю как бы нечаянно, второй прицельно бросаю на землю.
Вы это – показываю на второй камушек.
Кивок.
Показываю на него, делаю вид, что что-то ищу в зарослях, показываю в ту сторону, где остался камень.
Снова кивок.
До городка доходим в неловком молчании, я показываю, что вот городок, вот там и базарчик есть, только он, похоже, уже не нужен, потому что... потому что...
Он снова сует мне деньги, много денег, говорит что-то, - теперь я знаю, как на его языке будет спасибо. И как на его языке будет дирижабль – когда он идет к аэровокзалу, прощально машет мне рукой, они вместе – человек без языка и язык без человека, а я все еще стараюсь понять, что это было...