«Мне снова казалось, что на каждом этапе жизни мы не должны соответствовать тому, как наша жизнь написана для нас, особенно теми, кто менее изобретателен, чем мы».
Читая последнюю часть прекрасных продолжающихся мемуаров Деборы Леви, «Недвижимость», я продолжал думать, как обычно бывает, когда читаю Леви (около двух десятков других авторов имеют аналогичный эффект; Джефф Дайер, Никола Баркер, Алан Беннетт, Мюриэль Искра среди них), что в значительной степени я не возражаю против того, что Леви хочет обсудить или рассмотреть, и что то, для чего я на самом деле здесь, заставляет меня перелистывать страницы, а не инцидент, повествовательные проблемы или даже факт. что меня искренне интересует жизнь такого увлекательного человека, как бы искусно она ни была устроена, но тем голосом, который нашел автор, она может говорить о своей жизни и своем месте в ней.
Но почему голос Леви звучит убедительно?
Во-первых, как и все великие авторские голоса, он блестяще синтезирован. Он органично сочетает философский интерьер с универсальным. Поэтому, когда Леви ссылается на Симону де Бовуар, или Жоржа Перека, или Леди Гагу, или кого бы то ни было, кого она хочет использовать в качестве усиливающего элемента в любом из своих приятных риффов поп-культуры, она делает это явно небрежно, одновременно участвуя в своего рода прозаическая интерлюдия (покупка обуви или стульев; посадка в поезд; приготовление еды), которая одновременно разрушает серьезность культурной референции, одновременно усиливая личный акт, объединяя их таким образом, чтобы точно улавливать сознательные мысли `` в реальном времени '' (Али Смит делает нечто очень похожее). Это сложный стиль, который визуализирует (или спасает) выброшенные вещи, наделяя их таким же статусом, как и все остальное.
Итак, пока мы слушаем, как Леви говорит о ее разрушающейся квартире, ее идеальном доме (который существует в ее сознании и, следовательно, существует по-настоящему - она хочет защитить ментальные пространства и мечты, прежде всего, от мужчин), ее дочери отправляются в университета или консьержа в ее новой квартире в Париже, и ждем, пока она в следующий раз вставит какой-нибудь давний отрывок или афоризм, который может подойти к конкретному моменту, - мы наслаждаемся надуманной элегантностью непринужденного рассказчика, чего мы совершенно не могли понять. любым другим способом, но не на странице.
Уловка, подразумеваемая при наложении чужих слов на ее собственные, исчезает, поскольку это безупречно уместно, не вызывает особого уважения к вкладам мудрых посторонних и потому, что она достаточно смелая, чтобы считать себя равной себе, и в результате получается прекрасно работающее чувство человека, связанного с землей и эфирный вынуждена иметь дело со всевозможными вещами, которые она часто предпочла бы не делать, но также оживляла их хорошо развернутым сопоставлением и отказываясь принимать практически все принятые системы ценностей. Все это делает поездки на пишущих машинках и такси частью единого гобелена.
