"А между нами снег" 66 / 65 / 1
Отбывать должны были через два дня.
Самый главный в караване араб долго допытывался у бабы Груни о том, куда едут, к кому и в каком количестве.
— Внучка моя едет к мужу, да мальчонка с ней. Они тихие, хлопот не будет. Нам иначе никак не добраться, морозы скоро, а тут оставаться накладно. Не дай Бог война, внучка мужа так и не увидит.
Баба Груня вытащила из грудного кармана мешочек. Отсчитала несколько монет, сняла с себя серьги.
— Возьми, милок, тебе пригодится.
Араб поморщился, небрежно отвёл руку старухи от себя и показал на небо.
— Аллах всё видит, Аллах Мустафу любит. Иначе сидел бы я в пустыне и колючки жевал. Я по-доброму разрешил тебе, без денег. Захотите, гостями моими будете. Аллах всё видит и мне зачтёт. Приходи через два дня, не опаздывай, я не люблю этого.
Араб говорил на очень чистом русском. Другие арабы не понимали русскую речь, Лиля и баба Груня тоже не понимали их. С самого начала пути Лиля сидела в повозке и озиралась по сторонам. Ещё в детстве отец предостерегал её:
— Попадёшься на пути у арабов, беги. Они люди хитрые. Совести у них нет, инстинкты дикие.
Лиля боялась ехать с ними, но баба Груня была так спокойна, что Лиля согласилась. Больше даже от безысходности согласилась.
— Лиля, — говорила баба Груня, — других уговорить сложно, дорого берут. А тут даром. Нам с ними по пути, места много и люди порядочные.
Мустафа долго-долго пристально смотрел на Лилю. Баба Груня хотела было накинуть на неё шаль, да араб откинул эту шаль со злостью и продолжил изучать Лилю.
Лиля прижимала к себе Ивана, потом араб затребовал документы.
— По-ли-на… — произнёс он по слогам. — По-ли-на… А мужа-то как звать?
Лиля замешкалась. Имя мужа почему-то не запомнила, баба Груня вмешалась тотчас.
— Епифан он…
Лиля закивала, араб так и смотрел подозрительно.
— Ну-ну, — произнёс он с ухмылкой и обратился к бабе Груне. — А она немая что ли? Сама ответить не может?
— Так стесняется, негоже так на женщину-то смотреть, засмущалась она.
Араб опять ухмыльнулся и перевёл разговор на другую тему:
— Ты внучку совсем не кормишь, иди, возьми еду, побольше баранины, там на всех хватит. Ешьте, пейте. Я для гостей ничего не жалею. Аллах всё видит, Аллах Мустафе помогает.
На одной из стоянок Лиля заметила парня европейской внешности. Он на ломаном арабском что-то объяснял арабу. А потом она услышала, как этот же парень ругается по-французски и, набравшись смелости, подошла к нему.
Лиля заговорила на любимом языке, европеец был очень удивлён.
Лиля говорила так быстро, так радостно, словно хотела наговориться. Европеец, он представился Полем, отвечал с такой же радостью. Они были так увлечены разговорами о Париже, что не заметили, как рядом с ними оказался Мустафа. Он долго-долго стоял за спиной у Лили, а потом сквозь зубы произнёс по-русски:
— К мужу, значит, едешь…
В самом начале пути Мустафа обещал бабе Груне довезти их до Москвы. Она на это и надеялась. Только на третий день поняла, что едут они в другую сторону. Лиле пока ничего не говорила. На сердце стало очень неспокойно. А потом подошёл Мустафа, схватил бабу Груню за плечи, у него в руках был нож.
— Неверных Мустафа не любит, лжецов тоже. Говори правду, иначе вам всем смерть.
Баба Груня бросилась в ноги Мустафе, тот носком сапога откинул её в сторону. Встал рядом на колени и скомандовал:
— Говори!
Лиля была далеко, она в самом начале каравана беседовала со своим знакомым французом. Сын тоже был с ней.
Когда Лиля вернулась в повозку, бабы Груни там не было.
Она забеспокоилась, но спросить было не у кого, никто её не понимал. Стало страшно и беспокойно. Темнело. Бабу Груню на руках принёс в повозку араб. Он при Лиле развязал старухе руки. Она умерла, не приходя в себя ближе к утру.
Лиля рвала на себе волосы. Она кричала громко, но арабы проходили мимо и никто не обращал на неё внимания.
К обеду подошёл Мустафа. Он кивнул в сторону бабы Груни и произнёс:
— Следующей будешь ты, если правду не расскажешь.
Он забрался в повозку, поднял покрывало, долго смотрел на старуху, потом крикнул что-то на своём языке. Тотчас два араба схватили тело бабы Груни и унесли его. Лиля даже не попрощалась.
Она дрожала от страха. Плакала. Прижимала к себе сына.
Мустафа молчал, ждал, пока Лиля не начнёт говорить. Но она так и рыдала в сыновью макушку. И тогда начал говорить Мустафа:
— Я узнал тебя, ты дочь Ивана Покровского. Ты могла и не запомнить меня, маленькая была, но у меня память хорошая. Я с первого взгляда тебя узнал. От кого ты бежишь, Лиля?
Лиля резко приутихла. Её стало трясти еще сильнее.
— Зачем же с бабушкой так, — прошептала она. — Она ни в чём не виновата.
— Она сама попросила, — сказал Мустафа. — Сказала, что правду не скажет, и попросила избавить её от мук. Аллах не любит, когда люди мучаются. Я помог ей. Рассказывай, Лиля, куда бежишь и от кого. Твой брат очень подставил меня. Это плохо. Я не люблю, когда меняют планы.
Я пошёл на сделку только ради того, что твой отец помог мне когда-то. Он подарил мне дитя, а я собственными руками вырастил из этого дитя себе жену. Она, как ни странно, похожа на тебя.
Лиля не понимала Мустафу, она плохо соображала. Когда араб говорил про свою жену, да ещё и похожую на неё, Лилю, в голове всё смешалось ещё больше.
— Где отец? — повторил Мустафа. — У него забрали всё, а должен ему помочь. Я готов остановить караван и спасти его. Не бойся, я тебя не трону. Но лишь в том случае, если ты скажешь правду. Мне терять нечего. Мои скакуны найдут своего хозяина, а твой брат лишится всего. Он сам виноват. Глупец… Завтра я приду к тебе, и ты всё расскажешь. Помни, у тебя есть сын.
Лиля опять заплакала, прижала к себе Ивана. Сидела так до вечера, не отпускала его, а потом до утра не сомкнула глаз. Отказывалась от еды. Сыну есть тоже не разрешала. Он всхлипывал от голода, вырывался из рук. Ему всё-таки удалось схватить кусок мяса с подноса. Иван ел жадно, запихивал мясо в рот, думал, что мать заберёт.
А Лиля так боялась теперь за себя и сына, думала, что её отравят, избавятся так же, как от бабы Груни.
Наутро Мустафа пригласил Лилю в свой шатёр. Впереди было три дня стоянки. Шатёр начали возводить со вчерашнего вечера, и утром он доставал почти до самого неба.
У входа в шатёр у Лили забрали ребёнка. Он плакал, вырывался из рук грубого араба.
Мустафа сказал, что после разговора сына вернёт.
Внутри шатра всё было устлано коврами: и стены, и земляной пол.
Мустафа сидел на низком кресле. Рядом с ним в клетке билась птичка. Лиля заметила её, и почувствовала себя этой птицей.
Продолжение тут
Другие мои рассказы по главам здесь