Братишка прислал телеграмму, что прилетает на каникулы в начале второй декады сентября и указал дату и рейс. Мы, естественно, обрадовались. Я Вовке, товарищу по техникуму сказал об этом, и он захотел с нами поехать на аэродром встречать. Так мы вчетвером и ехали ночным Ереваном трамваем. Сидели с Вовкой на кожаном, мягком сиденье трамвая, глядели в окно.
Говорили конечно о самолётах и авиации. Авиация – это Вовкин конёк. Он на авиации помешан и на аэродром поехал с нами больше для того, чтобы побыть ближе к милым сердцу самолётам. Он даже в школьные годы учился в ДОСААФе теории полётов на планерах, старательно записывал лекции по аэродинамике со всякими там формулами Бернулли.
Мне он показывал эту тетрадку, которую бережно хранил, как свидетельство своей причастности к авиации. Когда подошло время практических занятий на аэродроме с прыжками на парашюте – мать Вовки категорически запретила ему прыгать и летать к большому его разочарованию.
Но в душу ему авиация запала глубоко и серьёзно. Вовчик много читал о авиации, покупал очень уважаемый им журнал «Крылья Родины» и менее чтимый им журнал «Авиация и космонавтика». Зачитывался художественной литературой о лётчиках, была у него любимая книга – «Небо», знал все марки самолётов. Клеил модели самолётов – они стояли везде где только можно в квартире. Заглядывался завороженно, с тоской в глазах на лётчиков с их синей формой, шевронами и фуражкой мичманкой.
Служил в армии в танковых войсках, но и оттуда смог привезти книжечку с опознавательными знаками самолётов. Я её тоже с интересом у него дома рассматривал. С белой завистью смотрел на друзей, поступивших в Киевский институт инженеров гражданской авиации (КИИГА). Попытался сам поступить в этот институт и год готовился у репетитора. Сдал вступительные экзамены , но проучиться смог только один семестр – отчислили Вовку за неуспеваемостью. Да, мы с ним были не семи пядей во лбу - плохими математиками.
Продолжаем ехать в ночи к агентству аэрофлота, за окном видна пёстрая неоновая реклама и больше ни зги не видно, такая тьма. И тут, в переулках улиц в центре города, среди тёмных домов засветился портал какого-то заведения, то ли ресторана, то ли кинотеатра и там толпилась оживлённая молодёжь. – Злачное место…, сказал мне задумчиво Вовка, глядя на этот освещённый портал. Я тоже повернул голову в эту сторону и оба завистливо проводили тот портал глазами, ибо нам тогда интересны были с Вовкой злачные места, и опять стали смотреть в ночной, проплывающий мимо Ереван. Злачных мест взору нашему больше не попадалось.
Сошли с трамвая у театральной площади и, пройдя пешочком до Плани-глуха и ещё немного до агентства Аэрофлота с яркими рекламами. Побродили немного у каскада (есть такой фонтан в Ереване - стекающий с горки каскадом) и мимо памятника архитектору Таманяну, который и создал архитектуру самого города Еревана. А место это назвал народ Плани-глух (Голова плана), потому, что оно и было зародышем нового города – головой плана города.
Подошёл наконец автобус «Москва», который отвозил пассажиров к аэропорту «Паракар» или «Западный» его так иногда называли, а также из аэропорта к агентству своеобразным челноком.
Теперь мы ехали автобусом по городу, направляясь в сторону Эчмиадзинского шоссе. Вовчик сказал, что дед его соседа, нашего общего знакомого, владел этим шоссе до революции. Надо отметить, что шоссе этим владел предок чуть ли не каждого пятого ереванца. Многие и мне этим хвастались. Ну а дед Вовкиного соседа и вправду мог владеть, так как носил к фамилии приставку Мелик, что определяет князя по-армянски; приставка к армянским фамилиям Тэр – поповичи, а с окончанием унц, или енц бывает у интеллигентов, купцов и мещан.
Мы тем временем «проплывали» мимо какого-то безлюдного парка, который в сумеречное время казался красивым и таинственным. Мо моим подсчётам было это где-то у района Конд а может и подальше где. Проносились автобусом мимо террасы с аллеями, каменными лестницами с резными балясинами парапетов с каменными вазами и цветущими розами в них. Просто какой-то маленький Рим.
Пронесли мы мимо быстро, но приметил, сожалея, что столько времени в Ереване живём, а в такой прелести не были. Может ночью в сумерках он мне таким прелестным показался? Вообще-то, я всегда был неравнодушен к пустынным паркам, мне они часто в детстве снились в красочных снах, может оттого, что я днём с бабушкой и вечером с родителями чаще всего проводили время в нашем парке недалеко от дома. Жаль, не снятся мне боле прекрасные и дивные красочные сны – тёплые октябрьские и летние леса и парки.
Автобус вылетел после развилки на трассу и помчались мы резвей к нашей цели. Но не долго мы мчались, отнюдь. До аэропорта оставалась пара километров, как автобусу перегородила дорогу кавалькада разномастных автомобилей от Шевроле до горбатых Запорожцев, полностью перекрыв дорогу. Это свадебный кортеж с людьми, припозднившихся в гостях у невесты – ехали в дом к жениху, в деревню, заметную справа тусклыми огоньками.
Эти люди, будучи в восторге от свадьбы, выскочили прямо на трассу из машин, были все крепко пьяны, - пели, орали, стреляли из ракетниц, не замечая ничего вокруг. Им как токующим глухарям переклинило все чувства, кроме любви и восторга, они глухи были всем уговорам водителей авто. Они под зурну и дбол танцевали прямо на шоссе, не пропуская другие машины, которых уже собралось на трассе изрядно.
Наш водитель автобуса орал на них, чтобы убрали свои машины, в сердцах обзывал их за тупость гомэшами (кастрированными ослами), теряя терпение, обзывал их тупой деревенщиной, апаранцами (Апаран – район к востоку от горы Арагац, народ, проживающий там - был мерилом глупости в Армении, в Росси тоже, иногда говорят: -Ты что, с Урала?) и матерок проскакивал даже у водителя.
Помните, что говорил приказчик шляпного магазина, по совместительству национальный гвардеец, которого играл Зиновий Герд в водевиле «Соломенная шляпка»? – Ох, эти мне деревенские свадьбы…
Наконец, успокоившись, кавалькада машин с людьми свернула направо, освободив дорогу, остановившись у одного из домишек местечка – огласив округу воплями, игрой зурны и выстрелами ракетниц с утроенной силой. Разгул в деревне только начался и не знаю, когда даже закончится. Нас же, мимо их, с ветерком прокатил сбившийся с графика водитель, вздохнув с облегчением.
Вышли мы на площади у вокзала, прошли мимо здания с левой стороны и зашли на территорию аэропорта к голубому решетчатому забору, ограждавшему взлётное поле. Смотрели с Вовкой на прогревающие двигатели самолёты, взявшись руками за решётку забора, и Вовик комментировал всё что видел на поле. С интересом смотрели на самолёты, делающие посадку.
– Козла сделал пилот, комментировал Вовка действие пилота, совершившего пару скачков при посадке. Совсем рядом с нами рулил на взлёт самолёт Ил-18. Вовка был в восторге. Красиво смотрелся на ночном, звёздном небе Арарат своими могучими вершинами.
Слева от меня на заборе сидел большой богомол. Я его впервые увидел вживую, и так близко. Красивая тварь светло-зелёного цвета. Изящен был и ничего в нем не было лишнего. Жалко, что таких красавцев, их плотоядные самки сжирают после соития.
В сентябре 2015 года увидел на белгородском рынке богомола, только меньших размеров и вместе с женщиной подняли его с асфальта посадили на тополь. В самом Ереване богомолов я не видел – там только саранча водится, кобылки, жужелицы, мухи да здоровые, чёрные тараканы. Здесь чувствовалась близость с дикой природой. Я толкнул в бок Вовку, который комментировал мне взлёт Ту-134 с мигающими огнями и показал на богомола, но самолёт Вовку больше интересовал.
Наконец в динамике объявили, что вот-вот подлетит наш самолёт и стали ждать. Мама встала рядом со мной у решётки, и я почувствовал, как она волнуется и её нервное состояние передалось мне, и я тоже стал волноваться. Наконец, видим – подлетает, весь в проблесковых огнях, с лучом прожектора на носу и делает посадку на взлётную полосу. Нет, ему больше подходят слова - совершает посадку.
Зрелище впечатляющее. Вскоре подкатил поезд аэродромных пассажирских тележек и из недр стали по одному выходить пассажиры. Вышли почти все. Напоследок две расфуфыренные дамы, а братишки нет... Спросили у женщин, не видели ль они в самолёте паренька, и описали его. Ответили, что не видели такого. У нас руки опустились и душа ёкнула. Как же так? Он же нам этот рейс в телеграмме указывал. Решили мы стоять дальше и ждать следующий самолёт. Стоим у забора, ждём. Мама нервничает, у папы голова разболелась.
Тут совершил посадку Боинг из Бейрута, и мы с Вовкой встали ближе к забору, поглазеть на Боинг и на иностранцев из Бейрута. Мартик Бейрутис экеленк (Люди из Бейрута приехали). Ждём. Наконец подвалили говорливые, шустрые иностранцы, их Вовка окрестил иностранцами. Среди них большая часть была спюркагаями (армянами зарубежной диаспоры).
От колонны выходящих и направляющихся в VIP-зону пассажиров повеяло французскими, незнакомыми духами и запестрило яркими коробками и чемоданами на колёсиках – тогдашним ещё дивом. Почему французским парфюмом, а потому, что нам с Вовкой показалось, что это обязательно модный по тому времени одеколон «Арамиц». Вот нам бы так пахнуть, подумали мы с Вовкой одновременно. Вовчик, когда выходил из дома, то обязательно душился одеколоном «Русский лес», налив оный в ладонь, с приятным ароматом хвои. Когда я у него был в гостях – тоже пользовал этот «Русский лес».
«Иностранцев» увели в специальный для них зал и на взлётном поле стало тихо. Вовчик заскучал и решил-таки уехать подошедшим автобусом домой и не ждать всю ночь, а мы намеревались до утра стоять, если надо будет. Уехав, Вовка обещал на завтра с утра зайти к нам в гости. А братишка мой прилетел следующим рейсом.
Оказывается, он опоздал на свой самолёт и пришлось ему сдавать билет и покупать на следующий рейс, или продлевать, не помню уже, как он выкрутился. А мы конечно поволновались. Особенно мама. Другой мой брат звонил нам домой, сказать о опоздавшем, чтобы мы не волновались, но мы были уже в поездке, а мобильных телефонов тогда ни у кого ещё не было. И как мы без них раньше жили, спрашивается?
Автобусом благополучно добрались до развилки дорог и пошли пешком до дома. Мы всегда так возвращались, встречая моих братьев, приезжающих, и тоже так же шли в тёплой ереванской ночи, напоённой запахами степи, а братья делились ощущениями, что они, как бы и не уезжали из Еревана.
Братишка отрастил длинные волосы до плеч и пышные пшеничные, свисающие усы по тогдашней моде. Походил одновременно и на казака запорожца, и на вождя кельтов Винценгенторикса и на всех Меровингов вместе взятых. Приходили к нам в гости соседи-армяне, посмотреть на приехавшего в гости домой брата и увидев тогдашний его облик – просто разводили руками и ахали: - Ва-ах! Ти зачем такие волосы и усы отрастил? Аман! Подстригись!!
Вовка пришёл утром, как и обещал, и мы все сев за стол, хорошо отметили приезд брата.
Вечером стояли на лоджии, выходящей на улицу, на перекрёсток, втроём - я, Вовка и братишка, - ели вместе, из одной тарелки алычу и пулялись косточкам по проезжающим автомобилям. Было хорошо и весело. Вот таким мне запомнился приезд брата на каникулы в Ереван в сентябре 1975 года. Через неделю он улетел обратно, учиться. Мама его одна провожала, нам с папой на работу надо было идти. Вот и всё.
Приятно и сейчас вспомнить то время. Какое оно было беззаботное, доброе… Хоть немного бы окунуться в ту атмосферу середины семидесятых годов. Ну хоть бы разочек из этого мерзкого, проблемного, ковидного времени начала двадцатых годов двадцать первого века.
Борис Евдокимов
1975 - 2021