Родители видели во мне врача, и очень удивились, когда я объявил, что поступил на исторический факультет, и вот позади институт, кончилась студенческая пора, экзамены, предстояло распределение. После торжественного вручения диплома меня вызвал к себе декан, конечно, сейчас он мог бы пригласить, скорее всего, так оно и было, но подошедший ко мне третьекурсник сказал именно так. Декана я уважал, мне и ещё троим студентам он помогал с дипломной работой. Она была связана с Великой Отечественной Войной, и он обеспечил нам доступ к военным архивам, а в 1985 году это было непросто, а ещё он знал, что я три года подряд, на каникулах, выезжал с поисковым отрядом на поиски останков советских солдат. Встретил тепло, предложил присесть, даже чай намечался, но я прямо спросил о цели моего визита.
- Дело у меня для тебя интересное есть, Вячеслав, за отказ судить не буду, понимаю, что с такими оценками большие перспективы, выслушаешь уже хорошо. Я был заинтригован, тем более что декан впервые назвал меня по имени.
- Конечно, я слушаю.
- В прошлом году, когда я был на конференции историков, я встретил старого своего знакомого, мы учились вместе, он сейчас директор музея, так вот, - декан смотрел в окно, - просил он у меня выпускника, и я о тебе подумал.
- Я один из выпуска подхожу, или что-то другое?
- Да нет, тут как раз другое. Небольшой городок в Смоленской области, тихий, я бы даже сказал. Музей лет двадцать как открыт, тематика военная, большие возможности в поисковой работе, сам знаешь, во время войны там тяжело было, обещал содействие любознательному сотруднику. Должность тоже не уборщицы, - декан улыбнулся, видимо теперь, он мог себе позволить шутить со студентом.
- Я согласен.
- Подумай хорошо, с родителями посоветуйся.
- Я согласен, - повторил я и увидел в глазах декана уважение.
- Я всё оформлю, через неделю зайди.
Через два дня я был у декана, казалось, именно этого он и ждал, протянул мне направление, крепко пожал руку, может и обнять хотел, но не решился. Труднее было с родителями, я ведь до последнего от них всё скрывал. Обошлось, за праздничным обедом оповестил их, отец был спокоен, лишь спросил, как долго письма оттуда идут, а мама опустила голову, смирилась, как и тогда когда я выбрал своей профессией историю. Через три дня я уже в поезде, к дороге мне было не привыкать, подготовился основательно, да и мама проследила, чтобы я всё взял. Когда подъезжал к своей станции волновался, но увидев здание железнодорожного вокзала, отбросил все сомнения. От этого величественного, хоть и маленького, строения веяло историей. Сразу понял, что постройка царская, проходили на занятиях архитектуру, косметический ремонт и новые пристройки не испортили вида. Оказалось, что на перроне меня встречают, подошёл до безумия вежливый мужчина, возраст не понять, тихая тень в очках:
- Здравствуйте. Вы Вячеслав?
- Да, я.
- Я Леонид Маркович, я экскурсовод в музее, директор поручил вас встретить, поедемте? Так быстро уезжать мне не хотелось, думал побродить вокруг вокзала, посмотреть, но заставлять себя ждать, посчитал плохим тоном, отложил осмотр первой достопримечательности на потом. Встреча в музее прошла торжественно. Мне казалось, что даже сама уборщица, про должность которой в шутку упомянул декан, вышла меня встречать, было очень неловко.
- Проходите, присаживайтесь, Вячеслав Николаевич, - трудно было воспринимать, что меня такого молодого человека директор музея называет по имени-отчеству, - с обязанностями Вашими потом ознакомитесь, а сейчас вот что. Неделю назад из военкомата пришла заявка на участие в поисковой операции, я вас включил в неё.
- С корабля на бал?
- Выходит так. Селиверстов, тот, что вас встречал, проводит до гостиницы, там вас уже ждут. Отдохните с дороги, а вечером ко мне в гости, за знакомство, так сказать. И вот ещё что, он вам покажет, где одеться по случаю выезда, у нас есть кое-что, не в этом же вам в лес ехать.
Голова немного шумела после ужина у директора музея, но благодаря будильнику, который мама заботливо положила в мой чемодан, я был на вокзале вовремя. Там было много людей, но я сразу определил «своих», они были одеты никак остальные пассажиры, впрочем, как и я. С бодрым видом меня встретил директор, познакомил с руководителем группы, объяснил, что военные помогаю техникой и снаряжением, поэтому с питанием и удобствами проблем не будет. Кто-то подошёл из-за спины, лицо директора недовольно скривилось, обернувшись, я увидел молодого парня, младше меня. С важностью руководителя горисполкома он протянул в приветствии руку ладонью вниз:
- Никитин, комсорг завода, ты героя найди, а мы ему почёт и памятник, договорились? Я потерял дар речи, для меня, не раз бывавшего в подобных экспедициях человека, каждый боец Герой! Поняв моё молчание как согласие, он отошёл к другим, вероятно, вдохновлял на поиск.
- Осторожнее с ним будь, мерзкий тип, история таких не любит.
- До встречи, - я уже садился в поезд, много нового ждало меня в этой поездке.
Почти сутки в поезде, рано утром выгрузились на небольшом полустанке с единственным деревянным строением, в сумерках даже не разглядел его. Нас встречали, двое военных, один из них с погонами капитана приветствовал каждого из нашей группы крепким рукопожатием, разместились в кузове грузовика, во второй сложили вещи и оборудование. Дорога по ухабам была не из приятных, но ожидание начала работы затмевало все неудобства. Через четыре часа обогнали военный тягач, он вёз вездеход на гусеничном ходу. Неужели это тоже нам, вот так сказка?! Наконец прибыли в старую деревеньку, много брошенных домов, окна, двери заколочены, но дорога наезженная, а значит, здесь есть люди. Остановившись возле большой избы, стали разгружать машину, ночевать будем здесь. Ужин был хорошим, сытным и я задремал после него на старой телеге, перебил, в общем, сон на ночь глядя. Когда все улеглись, я не смог уснуть, вышел на крыльцо и наслаждался деревенской тишиной.
Терпкий запах прервал мои мысли о прекрасном, странно, у всех курящих в группе сигареты, а это запах махорки. В моём последнем походе был проводник из местных, вот он не выпускал изо рта самокрутку, я запомнил запах. Выглянув из-за угла, увидел красный огонёк, кто-то сидел возле соседней хаты, решил познакомиться. Подойдя ближе, рассмотрел пожилого, да нет, очень старого мужчину, он тоже меня увидел, привстал в приветствии.
- Здравствуйте, меня Вячеслав зовут, можно рядом присяду?
- Здравствуй, а я Спиридон, так можно, все так зовут, присаживайся.
- Чего не спите?
- С войны уснуть ночью не могу, днём дремлю, а ночью никак.
- Трудно здесь было?
- Трудно, понятие относительное, - я удивился, услышав такое выражение, - страшно близких людей терять!
- Многих потеряли?
- Всех, один как перст остался.
- Расскажите о войне.
- Чего там рассказывать?! Вы за болото собираетесь? Танк смотрю, привезли.
- Это вездеход на гусеницах.
- А для меня танк, но без пушки.
- Да, за болото поедем.
- Просьба у меня к тебе будет, помоги.
- Конечно, я слушаю вас.
- Это в сорок первом было. Немец жал наших страшно. Сына моего в армию не брали, ноги у него разной длины были, но где его удержишь?! Сам ушёл. Так вот, наши войска тогда где-то за болотом стояли, вроде как окружили их. Это сейчас только на танке можно проехать, а раньше и дороги были, но река русло поменяла, бобры плотин настроили, заболотило всё. Туда он пошёл, - дед показал рукой в сторону леса, - там где-то и остался. Найди его, я уже и место на кладбище держу, для себя и для него.
- А почему вы думаете, что он здесь погиб?
- Лет десять назад приезжал человек, уж не знаю, как он меня нашёл. Поклонился в пояс, спасибо за сына сказал. Рассказывал, что когда их маленький отряд немцы к болоту прижали, Яшка, так сына звали, вызвался прикрывать их отход. Много раненых в отряде было, а с него какой ходок, хуже раненого?! Говорил тот человек, что сын не меньше тридцати человек спас!
- Так как же я пойму, что это ваш сын, там, я думаю, будет много останков?
- А вот по такой штуке, - дед показал свою сигарку, она была вставлена в костяной мундштук, - у него такой же с собой был. Обещать я ничего не мог, просто кивнул.
Прошло три дня поисков, много бойцов нашли, укладывали останки в специальные мешки, каждого в свой, всё записывали, нумеровали. Все три дня меня тянул к себе неглубокий овраг по дну, которого тёк ручей, мы воду из него брали. О просьбе деда я никому не рассказывал, просил старшего проверить овраг, но он считал его бесперспективным и не хотел тратить на него время, наконец, я его уговорил. Больше часа мы прослушивали прибором землю, но кроме неразорвавшейся немецкой миномётной мины ничего не нашли, развернулись в обратный путь, и тут я увидел куст рябины, нам туда! В последний раз послушали меня, я это чувствовал, поднялись к краю оврага и прибор выдал множественные сигналы. Неторопливо я стал расчищать площадку, а старший ушёл на позиции, оставив меня одного. Ноги скользили, я сползал в овраг, вбив лопатой несколько кольев, получил опору, работа закипела. Попадались винтовочные гильзы, много гильз, я их складывал в отдельную кучку, потом что-то железное показалось, да это же диск к пулемёту Дегтярёва! Ещё один, и ещё! Вот почему так много гильз, пулемётное гнездо здесь было. Рука наткнулась на что-то мягкое, карман, да часть холщового пиджака с карманом, военные такие не носили, значит, это был гражданский, но откуда он здесь?! Ещё части одежды, и вот показалась кость, берцовая. Сердце колотилось, трясущимися руками раскладывал свои находки каждую на своё место, довольно большая горка гильз звякала, когда я добавлял к ней очередную. Но что это?! Бросив в неё очередной кусочек метала, я не услышал звона. Где же эта гильза, я стал перебирать горку, внимательно рассматривая каждую, вот, что-то не похожее, протёр пальцем – мундштук, ноги ослабли! Съехал на животе на дно оврага, находку держал крепко, взобрался снова, продолжил копать.
Когда я грязный и мокрый прибежал на стан за мешком, меня, наверное, даже не узнали, хотели что-то спросить, но я уже убежал обратно. Через два часа я пришёл со своими находками, собравшие ужинать товарищи смотрели на меня как на сумасшедшего, пожалуй, я так и выглядел с довольной улыбкой на лице. За ужином я рассказал о просьбе старика и показал мундштук и части одежды. Старший группы вручил мне специальный карандаш, которым я подписал свой мешок – «Яков»! Ночью мне приснился сон, в котором я отчётливо видел, как раненые бойцы отдавали свои патроны гражданскому парню, в холщовом пиджаке вызвавшемуся прикрывать их отход, как бил он врага из пулемёта, как бросали немцы на его голову мины пока не убили Героя! Ещё три дня вели мы поиски, количество найденных останков бойцов росло, было очень жалко, что попадались пустые медальоны, правда три были с записками, а ещё две подписанные ложки, но с ними будут работать потом, мне не терпелось вернуться в деревню и обрадовать старика. Перед самым отъездом я выкопал отросток от той самой рябины, под которой нашёл погибшего.
Когда все ещё разгружали наш «танк», я пошёл к соседскому дому, тихо постучал, косматая голова старика показалась в окошке, дремал, наверное. Я видел его взгляд, он всё понял! Вечером мы с дедом хоронили Якова, рядом с тремя могилками появилась четвёртая. Указывая на покосившиеся кресты, дед рассказывал:
- Здесь старшая дочь лежит, в партизанах была, замучили фашисты. Здесь младшая, когда полицаи облаву на партизан устроили, она побежала их предупредить, не успела, порвали её немецкие собаки. Здесь жена моя, не выдержало её сердце такого горя, а теперь вот и сын рядышком будет, а здесь и мне место найдётся. Пристраивая отросток рябины в изголовье могилы Якова, я вдруг почувствовал, что за нами наблюдают, обернувшись, увидел весь свой отряд и нескольких местных жителей. Товарищи стояли, сняв головные уборы, бабушки плакали. Старший группы отдал почести погибшему, выстрелив три раза из карабина.
Через два дня в музее появился комсорг, поприветствовав меня и директора в своей манере, спросил:
- Нашёл героя?
- Да, вот он, - я как раз готовил материал для стенда с чудом сохранившейся фотографией Якова, - настоящий Герой!
- А сколько он танков подбил?
- Ни одного, он спас тридцать наших бойцов.
- Тоже мне …! Он не успел договорить, я посмотрел на него так, что он инстинктивно закрыл лицо рукой, больше я его в музее не видел. Зимой до меня дошли вести, что старик умер, после похорон сына и умер, сидя на завалинке своего дома с самокруткой вставленной в костяной мундштук.
