Тетка Евдокия жила материально очень тяжело. Пенсия у нее копеечная получилась. Жила поэтому без всякого шика. Простые продукты питания, бесплатный досуг, скромные мохеровые кофты. Чаще всего - с плеча племянницы Лидки. Тоска и унижение это все, конечно, а не жизнь.
Правда, немного тут помогала сестра Нюта. То денег Дусе каких даст, то продуктов ей выделит, то в огороде физической силой поможет - грядки вскопать или картошку прополоть. Нюта - сестра старшая. И у нее имелся супруг. Жила сестра очень достойно: квартира с удобствами и две пенсии в личном распоряжении. Шикуй и наслаждайся, пожилой человек.
Евдокия, бывало, к Нюте в гости зайдет, а та ей сумку объемистую сразу собирает - соленья, варенья, мясо куры, бакалея, керосин. Таблетками от давления всегда, конечно, щедро поделится. Денег вот еще из тумбы достанет. Пошуршит ими задумчиво. Да и тоже даст. Пусть и немного, но всегда выкроит копеечку родному человеку.
Хоть и не молча, конечно. Эхма, скажет сестра Нюта. Что-то не хватает нам финансов на житье и бытье. Хоть и две аж пенсии. Еды вон купишь, квартплату заплатишь, лекарств пойдешь возьмешь. Вот и все - и нет тех пенсионных выплат. Все вон дорожает не по дням, а по минутам буквально. Досада берет.
А Дуся ей и отвечает. Ох, и не хватает, Нюта. Страшное дело, как не хватает! Лично я живу несчастной горемыкой. Суп из крапивы раз в сутки похлебаю и все. Хожу и в обмороки голодные падаю. И котики вон у меня неделю вторую голодные по дому слоняются. Где паучка себе поймают, а где и на воде перебьются. Смотреть на них жутко - будто щас тебя саму сожрут. Так глаза сияют. А хвораю как, Нюююютаа! Ужас! Белый свет не мил. Сердце колет, седалищный нерв защемился и в глазах двоится. По стенке еле передвигаюсь. А что делать-то? Зубы сцепить и тянуть лямку. У меня вон и на таблетки финансов вовсе не имеется. Полыни себе запарю, тем и лечусь.
Сестра Нюта про сердце, полынь и котов слушает. Соболезнует, конечно. Последнее вытряхивает и Дусе сует - пенсии своей немного, препаратов горсть, мяса куры и бакалеи. Жаль сестру. И котов ее очень жаль. Дикое там племя, а не коты. Бегают, орут непрерывно. Сами в холодильник лезут, суп из крапивы себе наливают. Едят и трясутся.Такие все голодные.
Еще была помощь от сына Нюты - Вовки. Племянник Вовка тетю Евдокию очень жалел и тоже помогал чем мог. То забор поправить, то финансами помочь на уголь или навоз. Но Вовка был многодетный отец и это давало отпечаток. Денег, говорил племянник, в семье ограниченно. То портки им, то кроватку, то канцелярии. Жене сапоги. Ипотека гнетом нависает. Прости, тетя Дуся, в этом месяце, увы, смогу выдать вам совсем мизерно.
Тетя Дуся вздыхала: ах, мизерно. А давненько я, говорила тетка, колбасы не едала. Чуть не с восемьдесят пятого года. А сейчас-то зайду, бывалоча, в продмаг. А там - и сыр, и колбаса всякая. И конфеты шоколадные навалены горой. Стою, смотрю. Слюна на пол капает, как у собаки Павлова. Очень хочется колбасы, а не могу себе позволить. Денег не имеется вовсе. Пенсия подкачала. И седалищный нерв измотал, и тахикардия еще. Стареет тетка твоя, Володя. А ведь еще недавно тетешкала тебя. Маленький ты больно уж хорошенький был. Смотрела бы на тебя, маленького, и млела хоть всю жизнь.
Вовка глазами влажнеет. Мнется. Вздыхает украдкой. На прощание все же отслюнявит из портмоне - берите, тетя Дуся. Сердце у меня не каменное, разрывается на вашу голодуху глядеть. Берите, хоть конфетой себя побалуйте на старости лет. И уходит очень грустный. Супруга его очень эти пожертвования не одобряла. Трое детей у нас, орала. Трое!
Еще помощь от младшей дочки сестры Нюты поступала. От племянницы Лидки. Эта Лидка была из обеспеченных слоев населения. Жила в областном центре. Супруг ее при должности, ребятишки и дом полная чаша. Подарки Лидка богатые посылала тетке Дусе - то телефон, то печь электрическую, то сумку. Чего тетя Дуся закажет, то и дарила на большие праздники. Вещи вот еще свои, еле ношенные, тетке завозила в больших мешках. А там и платья, и пиджаки, и туфли-лодочки. И теплые рейтузы. Лидка учительствовала, а потому и гардероб у нее был такой интеллигентный.
Так и выкручивались.
Скрашивал серые будни тетке Евдокие только сын Вася. Навещал старушку-мать регулярно.
Заезжал на собственной иномарке, кредитной. Подержанной. Старше самого Васи на восемь лет. По вполне, как говорил сын, статусной. То есть, хорошей.
Банки драли с ее Васи три шкуры. Считайте сами - кредитное авто, кредитный диван из кожи поросенка. И кредитный пес породы болоньез по кличке Шериф. Пес был мелким, как хомяк. Но требовал себе особого питания и ухода. И Вася с женой пялили на него красивые одежды и ботинки, тискали, хохотали. Очень уж обожали. А тетя Дуся про болоньеза думала плохо: у, завели себе холеру. И про диван нехорошо - очень уж на том диване зад потеет.
Но сыну Васе помогала, конечно. И бакалеей, и мясом кур, и соленьем, и вареньем. И денег немного подкидывала. Жаль ей Васю было. Облепили его банкиры, будто мухи мед. И тянули из него жилы последние. Племянница Лидка порой, конечно, взбрыкнет. Чего это, говорит, вы, тетка Дуся, у Василия помощи не попросите - на уголь, валенки или благоустройство дома. Он вам сын родной!
А Дусе обидно это слышать. Нет, отвечает она горько, Вася мой в кредитах, что в шелках. Банкиры его облепили. Неужто и мне еще к ребенку своему присоской присосаться? Э, неееет. Сердце мое материнское этому противится очень. А вы бы помогали лучше, а не взбрыкивались. Я вас, маленьких, с рук не спускала.